Петр Ингвин - Ольф. Книга первая

Громко высказав все, что думают о моей ни к чему не причастной маме, пусть земля ей будет пухом, чернокостюмные гориллы скопом грохнулись в воду. От случившихся волн меня едва не снесло с плотика. Зато подтолкнуло к другому берегу. Спасибо, однако.

Кирилл Кириллович в реку не полез, Игореха вообще не появился на берегу, остальные гребли, проклиная неудобную одежду.

Выскочив на противоположный берег, я достиг Хижины и взвыл трясущейся душой, теребя в руке возвращенный дорогой ценой медальон:

– Откройся! Прошу! Умоляю!

Чудо свершилось, в воздухе образовался знакомый проем.

– Хозяин не вернулся? Тогда я буду за хозяина. Закройся! Сделай невидимым и неслышимым, не дай им на нас наткнуться! Открой панораму! – выпалил я, мешком валясь внутрь.

Грудь вздувалась, ноги подкашивались, я практически рухнул в настенную выемку, игравшую для меня роль кровати.

Взобравшиеся на берег преследователи пронеслись мимо. Лица удивленно оглядывались, выражение соответствовало эмоциям любой мебели, обнаружившей, что мир не так прост, как представлялось до сих пор.

Я впал в транс. Взгляд остановился, рот открылся, дыхание напоминало землетрясение. Несколько проведенных на полу бесконечных секунд частично вернули к жизни, но первый же новый шорох заставил тело подскочить. С луком в руках я забился в угол кровати и прислонился к теплой стене, ласково огладившей меня благожелательной волной.

И тогда я почувствовал себя в безопасности.

Гнусавый Кирилл Кириллович с бригадой еще дважды возвращались на поляну, вновь и вновь они прочесывали каждый кустик, даже пробовали каблуками землю на прочность: вдруг обнаружится подземный ход? Тщетно. Я взирал чуть сверху, куда волшебная Хижина по моему приказу приподнялась над землей, чтобы преследователи спокойно бродили снизу. Через час операцию на поляне свернули, поиски переместились куда-то дальше.

Я ожил. Неподвластное уму чудо вновь признало меня хозяином, жизнь опять стала прекрасна. Сначала я попил, затем попросил поесть и рискнул откусить от появившихся щупалец. Одно напомнило докторскую колбасу, другое – клецки из супа, то есть вареное тесто. Третье, сочное до невозможности, оказалось заменителем овощей. Превосходно, от голода не умру, даже если придется выдержать долгую осаду. А если умру, то не от голода, это точно. Хорошо бы не нажать какую-нибудь «красную кнопку», ведь никто не знает, как выглядит ее инопланетный заменитель. Режим самоуничтожения обязан существовать у любой техники, если она хотя бы теоретически может попасть в руки противника. Или в руки несмышленого дитя. Обидно, но ко мне больше подходило последнее. Для таких случаев техника обычно имеет «защиту от дурака». Странно, что она не сработала и пустила меня внутрь, почему-то позволяя командовать. Что же получается: я обманул хитрые настройки, или в чужой градации даже до дурака не дотягиваю?

Позволю себе подольше оставаться в блаженном неведении.

Я провел более полный осмотр помещений. Судя по высоте скругленного потолка, без углов переходившего в стены, здесь имелся чердак.

– Открой вход на чердак! – раздался мой довольный приказ Хижине.

Она не открыла.

– А в подпол?

Аналогично. Итак, чердак с подполом заперты. Предположим, там находится автономная система питания, типа дизель-генератора у человеческих сооружений. Тогда любопытно: какое здесь топливо? Атомная батарейка? Сколько эта хреновина (прости, Хижина, за нехорошее слово, беру обратно) это достижение неведомой цивилизации здесь висит? Год? Сто? Тысячелетие? Чем подпитывалось все это время?

От заоблачных сроков заурчало в животе.

– А как насчет туалета? – взволновался я.

В таком маленьком помещении даже с учетом огромных запасов еды и питья… нет, не даже, а именно с учетом огромных припасов еды и питья я не выдержу и двухдневной блокады.

В маленькой кладовке, еще мной никак не задействованной, из пола выросло нечто вроде большого ночного горшка.

– Спасибо, – сказал я, подходя ближе. – Ты не обидишься, если сюда…

Эксперимент показал, что Хижина не обидится. Все, что попало в горшок, мгновенно всосалось внутрь. Включая запах.

– Надеюсь, клецки и колбаса у тебя делаются…

Я не договорил, решив для себя, что здесь обязана быть другая технология. Думать так было спокойнее, хотя, к примеру, на земных космических кораблях замкнутые системы жизнеобеспечения давно считаются нормой.

Стало понятно, как я попал сюда впервые. Кувыркаясь по косогору после падения с дерева, организм посылал в мир единственное желание – спастись любым способом, меня и приняло на борт. Все просто. Теперь нужно понять, какие желания выполняются и как, а какие нет и почему.

Кроме сказанного в отношении еды и наоборот, за несколько часов выяснилось следующее. Хижина умела следующие фокусы. По приказу хозяина пропускала внутрь. Делалась невидимой в одну сторону. Причем, в любую. Делала владельца неслышимым, отсекая происходящее внутри от ушей посторонних, или специально делала слышимым, чтобы словно через усилитель общаться с теми, кто снаружи. Я пообщался с двумя сороками, которые зачем-то прилетели на поляну. Их как ветром сдуло. Если раньше у сорок не было собственной религии, теперь будет.

Еще можно закрыться в Хижине от мира, создав абсолютную тишину, а внутри включить свет. Откуда он берется, я так и не понял. Светились сами стены. И потолок. И пол. И кровать. Даже горшок. Включая его дно. Брр.

Кстати, горшок оказался с возникающим в нужный момент фонтаном, то мыльным, то кристально-чистым. По требованию. Этакое инопланетное биде. Неплохо, если честно, и это явный намек на гуманоидность владельцев. Или правильно – гуманоидство? Я не силен в научных терминах. К тому же, Хижина, как мне кажется, создавала необходимое под конкретные запросы. Или учитывала предыдущий опыт. Или влезала в интернет, откуда черпала знания о людских потребностях. Допускаю, она хотела сделать мне приятно. И как бы я ни удивлялся неведомым возможностям, а благодарить не забывал.

Чтобы проще ориентироваться, я дал каждому помещению название. Выемка в стене с площадкой-кроватью стала будуаром. Кладовка с моим барахлом осталась кладовкой, я сумел закрыть ее дверцей, чью роль выполнило стянувшееся вещество стен, по приказу открыться оно тут же рассасывалось. Туалет, понятно, остался туалетом, а центральное помещение с возможностью панорамного обзора, когда остальные внутренности Хижины становились невидимыми, я нарек рубкой. Вроде капитанской, как на корабле или в самолете. Здесь даже капитанское кресло имелось – в виде креслоподобного пенька посредине, на который я садился в самом начале. В целом Хижина напоминала кабину воздушного судна, поэтому рубка – приемлемое название для того, что исполняло роль рубки.