Екатерина Северная - Они не слышат

– Хм, – только и смогла вымолвить хозяйка, и ее морщинки под глазами стали еще заметнее. Мимо стрелой пронесся младший сын, объявивший охоту на рыжего пушистого кота.

– Вот если бы в обществе ценились люди, а не потребители – все было бы иначе. Но это невозможно при существующей системе. Меняем систему – и человек с его потребностями выходит на первый план. И вот уже все устроено для него, а не для олигархов из корпорации. Можете себе такое представить?

– Странные вещи вы говорите. Наверное, вы правы. Но все, чего мы хотим – чтобы нас оставили в покое. Так нет, европейские чиновники не дают нам спокойно жить. Наши земли им покоя не дают. Все хотят элитные города отдыха для своих здесь построить. Единственное, что нас спасает – наши горы. В горах трудно дышится, кислорода меньше, чем на равнине, ну вы уже заметили. Мы-то привычные к этому, а они… К тому же, горы затрудняют движение беспилотников. Поэтому у нас все еще летают соколы. И нас пока не трогают…

Тут к хозяйке подошел ее старший сын-подросток, и они погрузились в обсуждение бытовых дел: на что выменять овечью шерсть в соседней деревне, сколько сыра сделать из козьего молока, когда чинить прохудившуюся крышу. Молодой смуглый парень то и дело бросал на Тревиса неприязненные, враждебные взгляды. Тревис немного понаблюдал за ними, налил себе молока из глиняного кувшина и ушел.

– Зачем ты вел с хозяйкой такие разговоры? Ты что, всерьез думаешь, что они захотят участвовать в нашем проекте? – спросила Луна, когда Тревис вернулся в комнату с чашкой молока.

Тот удивленно на нее взглянул, но промолчал.

– Я задала тебе вопрос, – не сдавалась девушка.

– Да он даром им не сдался, этот проект, – отмахнулся Тревис.

– Тогда зачем…

– Так, почву прощупываю, – с натянутой улыбкой ответил мужчина, пролил на себя немного молока, чертыхнулся, поставил чашку на стол и улегся на кровать, погрузившись в свои мысли.

Сильный ливень за каких-то несколько часов превратил маленькую речушку в бурный, бешеный, неуправляемый поток. Вода решительно неслась вперед и сносила все на своем пути: кусты, ветки, камни.

Луна, мокрая насквозь, возвращалась с прогулки, которую она совершала по лесной тропе у подножия гор, как вдруг услышала отчаянные крики хозяйки. Девушка поспешила к ней.

– Сынок! – кричала женщина и билась в истерике, протягивая руки к реке.

– Что случилось?!

– Сын упал, его унесла река, унесла, забрала!

Первым порывом Луны было кинуться в воду; она моментально забыла о том, что не умеет плавать, но женщина схватила ее за руку:

– Стой, погибнешь, не выплывешь! Твой друг прыгнул за ним! Тоже утонет! Эта река… Там камни огромные… Течение… не отпускает. Не выплыть, не выплыть!!!

– Как давно это случилось?

– Не знаю… Только что… Вот только… – в голос зарыдала хозяйка.

Девушка бросилась бежать вдоль реки, за течением. Она напряженно вглядывалась в грязно-белый бурлящий поток, который закручивал в своем мощном водовороте, как в мясорубке, куски деревьев, траву и ветки. Мимо со звоном пролетело ведро, ударилось об выступающий из воды камень и исчезло за поворотом. Луна, прерывисто дыша и хватая ртом воздух, поспешила следом.

Впереди она заметила смутное движение. Не замедляя шага, она напряженно вглядывалась в туманную, серую от дождя даль. Вода с неба падала ей на лицо и заливалась в глаза, девушка без остановки терла их, чтобы хоть что-то видеть. Там, вдали, кто-то барахтался у берега, цепляясь за траву.

Тревис, весь в крови и ссадинах, в порванной одежде, выползал на берег, кашляя и выплевывая изо рта воду. К груди он прижимал плачущего ребенка лет пяти. Луна подбежала к ним.

– Забери ребенка, – слабым голосом проговорил мужчина и отключился. По его затылку текла кровь. В мокрых волосах, прилипших ко лбу, запуталась трава. Куртка была изодрана в клочья.

Девушка огляделась по сторонам. Вдоль реки бежала женщина, за ней спешили несколько мужчин. Луна с трудом освободила дрожащего малыша от железной хватки Тревиса, который так крепко вцепился в него, что боялся отпустить, даже находясь без сознания; подхватила на руки и передала рыдающей матери. И склонилась над Тревисом. Прощупала пульс, ровный. Но из-за раны на голове он теряет много крови. Она оторвала кусок своей рубашки, прижала давящую повязку к его затылку и как могла зафиксировала ее.

На помощь подоспели мужчины из деревни, они подхватили Тревиса под руки и дотащили до ближайшего дома. Луна, бледная и натянутая, как струна, шла рядом, то и дело поправляя повязку на ране и проверяя его пульс и дыхание.

Несколько дней Тревис провалялся в постели со слабостью, тошнотой и головной болью, но уже очень скоро пришел в себя. Он с удивлением заметил, что отношение Луны к нему изменилось. Она по-прежнему держала дистанцию, однако больше не старалась поддеть его колкими фразами и замечаниями. Ее взгляд стал не таким ледяным, пожалуй, он даже потеплел и иногда казался ласковым. А уж хозяйка и вовсе от него не отходила, кормила свежими лепешками и отпаивала горячим молоком.

Спустя неделю Луна с Тревисом заскучали, а магистр, привыкший во всем перестраховываться, ожидал их обратно не ранее чем через месяц. Тревис все чаще предлагал придумать себе хоть какое-то развлечение, да вот хотя бы на Эльбрус подняться, например. Глупо упускать шанс полюбоваться вживую такими красотами, раз уж им все равно нечего делать, убеждал он. Луна сначала отмахивалась, но энтузиазм ее нового друга невольно заражал, и она поддалась его уговорам.

На серой металлической колонне виднелась полустертая красная надпись: «Станция Азау. Высота 2350 метров».

– Сейчас, сейчас, запущу! Нет бы пораньше на полчаса пришли, а то только вырубил. Там люди уже поднялись, – проворчал косматый старик. Его взъерошенные волосы до плеч и челка напоминали парик, а узкие джинсы моды полувековой давности, все в грязных пятнах, обтягивали тощие ноги.

– Это сейчас я ее врубаю разок-другой в неделю. Ну это, как группа ваших наберется, так и врубаю… Занимают две-три кабинки всего, а один черт, гонять все пятьдесят восемь приходится по кругу! У меня каждый раз аж бомбит! Ну че тут поделаешь, жиза… А вот лет шестьдесят назад они еще каждый день туда-сюда ездили. День-деньской, едва солнце поднимется и почти до заката.

– А зачем так часто? – удивилась Луна.

– Кхе, как зачем, кхе-кхе, – аж поперхнулся седой смотритель канатной дороги, – ты даже вообразить не смогешь, какие тусы здесь бывали! Едва рассветет – вот здесь вон огромная очередь. Лыжники, сноубордисты, толпятся, по шестеро в кабинку запрыгивают, я тебе говорю! Топчик!