Барбара Эрскин - Дом на краю прошлого

Фигура все придвигалась, и Джосс ощущала такой ледяной холод, что, казалось, стало невозможно дышать.

– Натали! – Она уже кричала. Прижавшись к ряду стульев, Джосс пропустила фигуру, прошедшую в трех футах от нее, проплывшую над бронзовой табличкой, дальше, над ступенями, ведущими к алтарю и дальше, к восточной стене. Пройдя через нее, она исчезла.

– Бог ты мой! – Джосс взглянула на куклы в своей руке. Она их так сжала, что воск от ее тепла стал мягким. – Она ушла?

– Ушла. – Натали сидела в одном из рядов. Она была белее полотна.

– Это вы сделали?

– Не знаю. – Натали наклонилась и положила голову на руки – будто молилась. – Не знаю.

Некоторое время они просидели, отходя от пережитого стресса, потом Джосс предложила:

– Давайте вернемся в дом.

Натали подняла голову.

– А что будем с куклами делать?

– Мне кажется, их следует похоронить. Вместе. Вставайте, пора идти. – Джосс ногой поправила коврик. – Я выключу свет. Мне не хочется здесь оставаться.

Они обе все еще дрожали от страха, когда выходили из церкви и закрывали за собой дверь. Куклы, снова завернутые в шарф, были зажаты в руке Джосс.

– Давайте вернемся в дом. Мне слишком холодно, даже думать не могу. Нам нужна лопата.

Они поспешно двинулись к дому, стараясь не слишком вымокнуть под дождем, который все не унимался. Джосс положила сверток на кухонный стол. Они могли чувствовать тяжелый запах меда, исходящий от него.

– Как насчет мальчиков – Джорджи и Сэмми? Они тоже ушли?

Натали буквально свалилась на стул. Она дико устала.

– Не знаю.

– Вы не знаете очень многого.

– Уж извините, Джосс.

Джосс энергично терла руки о пальто.

– Нет, это мне следует извиниться. Вы мне помогали, а я еще высказываю неблагодарность. – Она взглянула на шелковый сверток. – Бедняги. Надеюсь, они теперь свободны. – Закусив губу, она помолчала. – Есть только один способ узнать. Я поднимусь наверх.

– Я пойду с вами.

– Нет. – Джосс мгновение колебалась. – Нет. Это я должна сделать сама. Натали, побудьте здесь. Если я закричу, то… Ладно? – Она покачала головой. – Я никогда его не звала, то есть не призывала. Но думаю, если он до сих пор там, он придет.

Голубые глаза были добрыми, полными любви.

– А также Сэм и Джорджи, Джосс. Они всегда приходят, когда их зовут.

Женщины печально взглянули друг на друга. Джосс осторожно положила кукол в ящик шкафа.

– Ненадолго. Пока мы не сможем их похоронить. – Она глубоко вздохнула, явно собираясь с силами, и улыбнулась Натали. – Пожелайте мне удачи.

У лестницы Джосс остановилась, положив руку на перила, и посмотрела наверх. Лестничная площадка, как всегда, находилась в глубокой тени. Свет не проникал туда даже в самые солнечные дни. Внимательно прислушиваясь, она поставила ногу на первую ступеньку.

– Эдуард! – позвала она негромко. Вышло хрипло и еле слышно. – Эдуард, сир, ваше высочество… ваше величество! – Как обращаться к королю, умершему пятьсот лет назад?

Сжав кулаки, Джосс начала медленно подниматься по лестнице, постоянно напряженно вглядываясь и вслушиваясь.

– Вы там? Сэмми? Джорджи?

Она добралась до площадки и огляделась. Никого. Дверь в ее с Люком спальню приоткрыта. Она осторожно направилась к ней, сознательно обходя скрипучие половицы у комода, на котором стоял подсвечник.

– Здесь кто-нибудь есть? Джорджи? Сэмми?

Мальчики, ее братья, – они маленькие, с ними она справится. Вытянув руку, она толкнула дверь в свою спальню и заглянула. Шторы наполовину задернуты, так что в комнате совсем темно. Снаружи по стеклам стекали потоки дождя, иногда ударяя в окна с удвоенной силой.

Она любила эту комнату: красивая, со вкусом обставленная, полная исторических воспоминаний, и все-таки очень уютная. Она увидела в углу брошенного Томом плюшевого медведя, вывернутый наизнанку свитер Люка на полу и ласково улыбнулась.

Подойдя к кровати, положила руку на столбик. Темный резной дуб казался теплым на ощупь, и она погладила его.

– Это было здесь? Вы лежали здесь вместе? – Она говорила не оглядываясь. – Ее больше нет, милорд. Никто не может занять ее место, здесь, во всяком случае. Вы принадлежите друг другу в ином мире.

Отпустив кроватный столбик, она двинулась к краю кровати, проводя пальцами по вышитому покрывалу.

– Я собираюсь похоронить восковые фигурки, сделанные Маргарет, в розарии около озера. – Она печально улыбнулась. – Я найду белую розу, розу Йорка, и положу ее туда, чтобы вы могли успокоиться.

Она вздрогнула, заслышав внезапный звук в углу комнаты. Сквозняк пошевелил штору, и она столкнула на пол маленькую деревянную машинку. Джосс подошла и подняла ее.

– Джорджи? Сэмми?

Никто не ответил.

Она медленно повернулась. Ладони вспотели. Волосы на шее стояли дыбом. Что-то в комнате изменилось.

Он стоял у первого окна.

Джосс затаила дыхание. Живот подвело от страха. Он был высокого роста, очень высокого. Подойдя ближе, она могла разглядеть седеющие волосы, беспокойные узкие глаза, сильный подбородок, широкие плечи, накрытые плащом, а под ним латы – мужчина опасался, что его могут убить в этом доме, доме его любовницы.

Он подходил ближе. Внезапно Джосс охватил ужас. Она вызвала его, а теперь знала, что не сумеет совладать с ним.

– Пожалуйста, – пробормотала она, – пожалуйста, не надо!

И снова аромат роз. Он подходил все ближе.

– Я не Кэтрин, – в отчаянии зашептала она. – Пожалуйста, выслушайте меня. Я не Кэтрин. Кэтрин больше нет. Она умерла. Пожалуйста, пожалуйста, не вредите мне. Не трогайте моих детей и Люка, пожалуйста…

Она сделала шаг назад и уперлась в кровать.

– Пожалуйста. Мы разорвали связь. Ваша любовь была проклята. Это все было злом. Виновата Маргарет. Она связала вас вместе и привязала к этому дому с помощью магии, но мы вас освободили. Вы можете уйти. – Она протянула к нему руки. – Пожалуйста, уходите.

Он остановился, несколько секунд наблюдал за ней, потом поднял руку. Она отпрянула, жалобно заскулив, но кровать мешала ей, и его пальцы коснулись ее щеки. Как прикосновение холодных, мокрых листьев.

Кэтрин…

Его губы не шевелились, но она услышала имя у себя в голове.

– Я не Кэтрин, – зарыдала она. Сгибаясь назад, она пыталась отодвинуться как можно дальше. – Пожалуйста. Я не Кэтрин!

Кэтрин…

Она распорядилась, чтобы за ним послали.

Лежа на высокой кровати, она мучилась от схваток и молила, потом требовала, потом кричала, чтобы позвали его.

Это ее мать велела им подождать, она запретила им ехать.

Живот ее семнадцатилетней дочери раздулся, она рожала дитя короля. Маргарет улыбалась, кивала и наблюдала. Отвращение дочери и ее паника казались ей вполне обычным делом. Когда ее сосунок-муж был удален, – и как все просто вышло, она задула его, как свечу, – дочери требовалось только время, чтобы привыкнуть к своему королю-любовнику, человеку, чья удивительно привлекательная внешность в молодости сменилась полнотой в более зрелые годы; человеку, который когда-то был так обворожителен, что ни одна женщина в Англии не могла устоять перед ним, и который сейчас был настолько порабощен ею, что не мог отказать матери своей любовницы ни в чем, что бы ей ни вздумалось попросить.