Андрей Умин - Троица

Слава начал чувствовать голову и шею, с жадностью всплывшего из морских глубин человека вдохнул первую порцию воздуха за несколько долгих минут. Его спас маленький пузырек с лекарством, не дающим никакого эффекта, кроме воздействия на нейроны мозга. Оно впиталось через нейромедиаторы и начало управлять организмом, как было задумано в медицинских лабораториях. Теперь тело просто игнорировало опасные многочисленные синдромы, лечение которых не представлялось возможным. Куда проще было перенастроить функционирование отдельных клеток в обход использования сбоивших веществ и участков, для этого лекарство и посылало команды прямиком в мозг.

К лежащему парню возвращалась едва не упорхнувшая от него жизнь. Тесные ремни на груди ослабили хватку, сердце успокоилось само и уняло окружавшие его органы, мышцы рук и ног перестали судорожно трястись. Дыхание медленно восстанавливалось, а в глаза вместе с кровью вернулось зрение, получив вместе с этим удар яркого света. Слава зажмурился, поднял послушные кисти рук, закрывая яркие лампочки на потолке. Стало немного темнее, а панический гул больше не распирал голову изнутри. Ему захотелось расслабиться вслед за всеми мышцами тела, забыть о неудачном массаже, внезапном приступе, быстром спасении и так далее, хотелось просто отдохнуть. Свет постепенно уступал место безмолвию, события внутри комнаты стирались в рассыпающийся во времени порошок, легко сдуваемый ночными ветрами, развеялась тревога и напряжение.

Славе, наконец, стало приятно, можно было продолжить мечтать, уже без страха быть захваченным врасплох своим организмом, пока действовало лекарство. Но желание улетучилось вместе с мыслями, постоянно свербившими мозг, ему стало очень спокойно, а тело превратилось в неосязаемую субстанцию. Его окутал короткий сон последних часов трудной ночи. Браслет на руке собирал информацию об организме, солнце начинало светить своим безрассудным светом, нарушая рациональную красоту искусственно поддерживаемых огней. Первые работники дневной смены газеты, в которой работал Слава, уже подключались к офисному порталу, заменяя расходящихся кто куда ночных тружеников пера.

Окно добавило себе долю прозрачности, наполнив комнату мягким светом. Через толстые стены пробивался рокот бурной жизнедеятельности соседей. Звуки сливались в сплошной фоновый шум, заглушаемый лишь кипением воды на соседней кухне. Слава медленно открыл глаза, это отдалось такой болью в голове и теле, что захотелось вырвать на пол. Он чувствовал себя превращенным в камень, будто всю ночь строил глазки Горгоне, – эффект, какой бывает после очень долгой попойки или же основательного избиения на протяжении всей ночи.

Запахло чаем из кухни, оттуда раздавался металлический лязг столовых приборов и грохот тарелок. Слава достал из ящика свою дневную одежду и поднял кровать выше, чтобы не мешала, повернул браслет на руке, тот показывал девять часов утра. Было еще несколько минут, чтобы взять завтрак и вернуться к своему монитору. Голова совсем не варила, парень казался бледной противоположностью себя ночного, а говорить с главным редактором, Аркадием Германовичем, нужно было срочно, без малейшего промедления, пока кто-то другой не показал себя во всей красе. Чтобы собраться с мыслями Слава пошел на полную вкусных запахов кухню.

– Привет, – сказал он спросонья.

– Доброе утро, Слав, – ответила мама расстроенным голосом. – Как ты себя чувствуешь?

– Воротит, будто всю ночь летал на тарзанке.

– Я сильно за тебя испугалась. В этот раз было очень страшно, особенно когда я не могла найти пузырек, – печально сказала она.

– Хорошо, что есть лекарство, – ответил Слава, усевшись за стол.

Перед ним стоял чай и витаминные бутерброды.

– Надолго ли его хватит? – повернулась к нему мама в своем бессменном халате в желтый цветок.

В руке она держала идеально круглое яблоко насыщенно-зеленого цвета.

– А вдруг оно перестанет так хорошо действовать?

– Вот только не накликай, – попросил Слава.

Он отхлебнул терпкий чай и начал медленно жевать кусок бутерброда.

– Давай сходим в больницу, – продолжила мама, – вдруг они помогут?

– Ага, и почти навечно, на долгие сотни лет отведенной мне жизни, упекут в свою грязную клинику.

– Ну вот откуда ты знаешь! – Мама облокотилась о столешницу позади себя, чтобы было легче стоять.

Ее освещали солнечные лучи из окна и потолочный искусственный свет.

– Знаю и все, – бубнил сын с набитым ртом, запивая бутерброд горячим чаем.

– Ну а вдруг они смогут поставить тебя на ноги? Ты же не хочешь сотни лет провести в борьбе с такими внезапными приступами? Конечно, это редкий случай, но вдруг они смогут…

– Вот именно что редкий! Заберут меня на исследования, чтобы в будущем не создать новых таких, как я! А когда все выяснят и вскроют первопричины – утилизируют как бракованное изделие. И все, отжил свое…

– Но разве вечная жизнь на грани смерти лучше их возможной помощи? – Мама опустила голову и закрыла глаза.

– Любая жизнь лучше такой помощи!

– Но ведь должен быть выход, Слав. – Женщина подошла ближе к расстроившемуся сыну и взяла его холодный локоть своей теплой рукой.

Он не знал, что делать с лечением, но перспектива прославиться и сделать себе имя полезного для общества элемента была намного интереснее возможности расплавиться в клинике под сотнями генетических экспериментов во благо создаваемых новых людей.

– Ты помнишь, как я родился? – спросил он.

– Ну, конечно, это было двадцать пять лет назад… – начала было женщина.

– Не обманывай!

– Ну ладно, не помню! – смущенно сказала она, едва сдерживая волнение. – Ко мне ты попал только через год. Уже ел детскую пищу, пытался ходить, смешно мычал и всему удивлялся. Как сейчас это помню.

– А вот что было целый год перед этим, не помнит никто, – сказал Слава, налегая на свой энергетический завтрак.

– Почему никто? Есть же записи, нам с тобой обо всем рассказывали. О тебе постоянно заботились.

– Ага, пытались напечатать из углерода почти бессмертного покорителя космоса, – ухмыльнулся парень.

– Ну по крайней мере в тебе нет генов старения и смерти. Инженеры свое дело знают.

– Этот фабричный уход не сравнится с заботой биологической матери, – сказал Слава с грустью.

– Ты же знаешь, что я была неспособна иметь детей, – ответила женщина со слезами на глазах. – И мне предложили хороший вариант. Я полюбила тебя с первого взгляда. Ты видишь, как я тепло к тебе отношусь. Я не представляю, каково это иметь собственного сына, зато я отчетливо чувствую, что значит иметь тебя, это несравнимо для меня ни с чем другим в мире.