Мария Ковальски - Черное эхо: «Эдем»

Никогда не бил свою жену, не убивал человека на темной улице.

Не прыгал с моста, пытаясь покончить с собой.

Да помогут мне боги! Я сошел с ума.

– А теперь ознакомься вот с этим, – Стефано протянул ему потрепанную, пожелтевшую газету, раскрытую на второй полосе. В самом низу мелким шрифтом был напечатан год издания: 1965.

Обведенный маркером материал оказался небольшой заметкой об исчезновении известного в Японии преступника Джина Ямамото в лесах Конго. Обвиняемый в совершении пятнадцати убийств, Ямамото страдал психическим заболеванием, не раз пытался совершить суицид, а затем убил прохожего на улице перед баром и скрылся. Почему он выбрал Африку, так и не выяснили, но в джунгли за ним никто не захотел идти, и дело осталось подвешенным в воздухе.

Левенхауз был абсолютно уверен, что Стефано смотрит на него с насмешливым превосходством, и не ошибся.

– Это совпадение, – заявил он. Стефано хохотнул, откинулся на спинку стула:

– Ты сам в это не веришь. Не бывает таких совпадений.

– Не притягивай свои теории за уши только потому, что тебе так хочется.

– Я был прав, – на выдохе проговорил Кордиале, торжествующим тоном. – Это не Эбола, Карл, это что-то покруче.

– И наверняка смертоноснее, – Левенхауз вздохнул, признавая свое поражение. Пробежался по заметке быстрым взглядом. – Получается, что этот Ямамото по какой-то причине решил скрыться в пещере в джунглях, умер от заражения вирусом, а потом Сингх и его ребята раскопали этот штамм, и… Черт, нет. Я все равно не могу поверить. Это антинаучно.

– Детали, о которых Сингх не мог знать, потому что следствие в 1965 году проходило под грифом «секретно»: Токио, убийство, попытка суицида – прыжок с моста. Каким-то образом воспоминания преступника стали последним, что видел Сингх. Вопрос: почему только он? Почему все остальные погибли, как от Эбола, а он, оставшийся последним, стал невольным свидетелем чужой жизни?

Левенхауз смотрел на него мрачно, то и дело шурша страницами газеты, как будто ища опровержение теории Стефано.

– Антинаучно или нет, но это феноменально, Карл. И я не намерен делиться своим открытием с кем бы то ни было.

– Я знаешь, что подумал? – Левенхауз потер переносицу, поправил очки. – Вдруг приказ бельгийского короля взорвать шахту в километре от пещеры объясняется тем же? Вдруг бельгийцы тоже с чем-то подобным столкнулись и решили от греха подальше уйти?

Кордиале прищурился:

– Согласен, приказ был странный – уничтожить свое же имущество. Причина должна была быть весомой.

– Да уж, весомее не бывает, – Левенхауз нервно хмыкнул. – Когда тебе в голову начинают лезть умершие до твоего рождения незнакомцы, поневоле задумаешься – так ли уж важно золото и прочие мелочи?

Кордиале встал, неспешно подошел к окну. По стеклу забарабанили первые крупные капли, ветер качал верхушки деревьев. Территория комплекса пока была почти не расчищена – только необходимая для строительства площадь, огражденная высокой стеной колючей проволоки. Левенхаузу казалось, что он сидит в крошечной каморке посреди мрачных величественных джунглей, настолько впечатляли масштабы тропического леса.

– Все это наталкивает на мысль, что подобные цепочки как-то связаны с информационной матрицей, – задумчиво проговорил Кордиале. Левенхауз встрепенулся:

– Что, еще и это хочешь добавить к своду теорий, выстроенных на слабом фундаменте?

– Единое информационное поле планеты, – Стефано не обратил внимания на неприкрытый скепсис друга. – Словно огромный компьютер, в памяти которого хранится непредставимо большой объем данных с начала жизни на Земле. И информация постоянно обновляется и дополняется. Грандиозно.

– И как тебя допустили к науке? – не без ехидства поинтересовался Левенхауз, наливая себе воды. – С твоей-то тягой к псевдонаучным бредням?

– Я мыслю шире, – ничуть не смутился Стефано, заложил руки за спину, глядя на тропический ливень. – Любая теория имеет право на существование.

– Информационное поле, – Левенхауз фыркнул. – Связь с водой, ага?

– Прототип таит в себе гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, Карл. Наша задача – понять, что именно, и использовать это в своих целях.

Голос Кордиале был задумчив и негромок. Левенхауз с сомнением произнес:

– Признаться, я пока не вижу никакой особой глубины в этом вирусе-убийце. Тебя ничего не настораживает?

Стефано повернулся к нему, вопросительно поднял брови:

– Что именно меня должно насторожить?

– Да все! – Левенхауз раздраженно всплеснул руками. – Прототип умеет только убивать, причем смертью мучительной и медленной. А ты в нем видишь какие-то перспективы.

– Верно, – Кордиале эта вспышка ничуть не смутила. – Поверь мне, Карл, способность убивать – меньшее, что в нем скрывается. Обычно вирусы сами показывают свою силу, без помощи и согласия человека. Полагаю, этот не станет исключением – такому джинну в лампе долго не усидеть.

Биохимик покачал головой с недовольным видом.

– Надеюсь, ты хотя бы не собираешься эту лампу тереть? Лично мне становится крайне неуютно при одной мысли, что рядом со мной обитает неизученный и опасный вирус.

– Не он рядом с тобой, а ты рядом с ним.

– Еще лучше.

Кордиале помолчал. Левенхауз все так же сидел в кресле, смотря на друга исподлобья.

– Карл. Ты помнишь цель, которую я поставил себе, когда только пришел в мир большой науки?

– Нечто на стыке сухой науки и туманной философии, – откликнулся Левенхауз, неохотно кивнул. – Евгеника. Тебе взбрело в голову, что можно изменить человека. Глупо, как по мне.

– Учитывая, что геном человека более чем на 32% состоит из информации, кодируемой вирус-подобными элементами, я бы не был так уверен в бесперспективности наших исследований. Изменив ДНК, можно изменить многое.

– Ты замахнулся на лавры Бога, – Левенхауз был мрачен. – Это уже чересчур.

Кордиале хмыкнул:

– Вызываешь на спор «религия против науки»? А как же знаменитое высказывание папы Пия XII, дескать, «подлинная наука обнаруживает Бога за каждой открытой ей дверью»?

– Это не аксиома, – биохимик был упрям. – Из каждого правила есть исключения. Например, при обнаружении смертельно опасного вируса и попытках поиграть с ним.

– Способность изменить мир тоже дарована Богом, – заметил Стефано почти равнодушно. – Значит, надо ее использовать.

Левенхауз открыл рот, собираясь возражать, но тут же передумал, и только поморщился. Кордиале усмехнулся:

– Я понимаю твои сомнения, Карл. Но этот вирус таит в себе невероятные возможности, и я не собираюсь упускать шанс.

– Ладно, – Левенхауз вздохнул, – я не во всем с тобой согласен, но можешь на меня рассчитывать. Только не заиграйся с этим ящиком Пандоры.