Лихобор - Проект «ХРОНО». Право выбора

Виндавский вокзал, всегда радовавший сестер своим зданием архитектора Брзжовского похожего на терем из сказки, теперь пугал невероятной грязью и выбитыми окнами. Все заполонили расхристанные солдаты и матросы, которые бестолково суетились, крича и матерясь друг на друга и на окружающих. Отец нашел какой-то закуток и велел им стоять и стараться не разговаривать ни с кем из толпы. Мать обессилено сидела на чемодане, непонимающе смотря на происходящее, дочки прижались к ней, дрожа от ужаса. Минут через десять они увидели, как отца ведут несколько солдат с красными повязками на рукавах и с винтовками, на которых поблескивали примкнутые штыки. Они проходили мимо, но отец окинул их горящим взглядом, как бы говоря: «Не подходите!». Но Софья Алексеевна вдруг, откуда-только силы взялись, вскочила и уцепилась за рукав мужниной шинели: «Герман! Куда ты! Не уходи!»

– А! Стойте, ребята! – остановил всех один из солдат, с неприятным рябым лицом и прокуренными, редкими зубами, – так говоришь, Семеном тебя кличут? Или Германом? Сейчас мы тебя поспрашаем!

– Что вы, ребята, да я не знаю эту женщину! – каким-то мертвым голосом проговорил отец, смотря, куда тот в сторону.

– Кто все эти люди?! Когда подадут поезд, Герман? – не унималась мама, не понимая происходящего.

– Что молчишь?! Вот дамочка, как чисто одета, да девки с ней, а ты в шинельке старенькой? Кого обмануть-то хочешь, офицерик? Да по тому, как ты по перрону шел я сразу понял, что ты за птица! – рябой солдат, сдвинул на затылок папаху с аляповатым красным бантом вместо кокарды и зло ощерился, – у меня на вас, белую кость, глаз наметан! Сейчас выпишем тебе мандат к генералу Духонину в ставку!

Начала собираться толпа. Катя ошеломленно крутила головой, но вокруг мелькали только озлобленные лица, выпученные глаза, ощерившие злым оскалом рты, сжатые кулаки, серо-зеленые шинели и черные бушлаты с красными бантами и повязками. Предчувствие чего-то ужасного и непоправимого в миг ослабило ей ноги, она машинально села-рухнула на чемодан с которого поднялась мать.

Солдат, багровея лицом, отчего то рванул с головы папаху и швырнул ее себе под ноги, а следующим движением с широким замахом ударил бывшего капитана второго ранга Германа Берга в ухо. Отец пошатнулся и чуть не упал, но удержался на ногах. Толпа плотоядно взвыла, почуяв готовую пролиться кровь. Софья Алексеевна, с неожиданной силой вцепилась этому солдату в воротник полурастегнутой шинели и удержала его от второго удара. Негодяй на мгновенье замер от неожиданности, а потом, развернувшись, ударил женщину в грудь с ревом: «Ах ты бляяядь!»

Софья Берг, измученная болезнью и стрессом, отлетела к стене вокзала и беззвучно рухнула как сломанная марионетка. Все было так стремительно, что Катенька даже не успевала понять происходящее, только потом это мучило ее в кошмарах. Сестра Полина, бросилась к телу матери, а отчаянный крик отца «Не смей трогать мою жену, мразь!» заставил девочку обернуться.

Рябой солдат вновь замахнувшийся было на отца, замер. Ему в лицо смотрел небольшой бельгийский Браунинг в руке отца. Через мгновение прозвучало несколько выстрелов и голова нападавшего, разбитая почти в упор девятимиллиметровыми пулями взорвалась красным, более красным, чем их проклятые повязки и банты. Он отлетел и упал почти у ног Екатерины, обильно оросив ее лицо, руки и одежду кровью. Она завороженно, смотрела на тело убитого, не в силах отвезти взгляд. А когда все же смогла повернуть голову, то будто в немом кино с замедленными кадрами, видела, как бурлит толпа, вздымаются вверх и вниз винтовки в руках нелюдей еще недавно бывшими русскими солдатами и матросами, круша что тот прикладами, а внизу, на залитой кровью брусчатке дергаются ноги в сапогах какого-то лежащего человека. Она даже не поняла сразу, что это разрывали ее отца. А у стены, какой-то матрос с открытым в беззвучном крике ртом, и расстегнутом бушлате, бил и пинал ногами тело ее матери. Последнее что она увидела, перед тем, как сознание милостиво покинуло ее, были чьи-то грязные руки, обхватившие ее сестру и оттаскивающие Полину куда-то в сторону, и кто-то воровато оглядывающийся и торопливо стаскивающий с безвольной руки матери обручальное кольцо. Сестру Катя Берг больше никогда не видела и не знала, что с ней произошло. Могла только догадываться.

Она не умерла. Пришла в себя девочка от боли… Ее насиловали несколько дней. Сменяясь, обдавая перегаром, раздирая молодое, девичье тело. Она должна была умереть, но отчего-то все еще жила. В измученном, окровавленном, скованном болью теле вдруг проснулась невероятная, дикая жажда жизни. На третий день революционные солдаты и матросы, вдоволь натешившись телом классового врага, продали Катю другим революционным солдатам и матросам за несколько литров спирта. И все началось вновь, но эти были уже более человечными. Иногда наливали ей в кружку обжигающего горло спирта и заставляли выпить. Ей запомнился один, не молодой уже солдат, с простым русским лицом на котором будто застыло постоянное недоумение, в шинели со следами споротых погон. Он, украдкой оглядываясь по сторонам, не видит ли кто, погладил ее по растрепанным волосам и шептал, протягивая кружку: «Ты пей, пей, страдалица, от нее, от водки легче тебе будет…»

Но однажды, находясь в полубреду, она услышала, чей-то резкий, как вороний грай, картавый голос.

– Что тут пгоисходит?! Товагищи! Что же вы делаете! Да за такое я вас пгикажу самих к стенке поставить! Мы должны поддегживать геволюционную дисциплину! А вы тут устроили дикий развгат и непотгебство! – над ней стоял плотный человек в черной кожаной куртке, с большой кобурой на портупее, бледным лицом, пронзительными карими глазами на выкате, под козырьком такой же кожаной фуражки и с небольшой черной бородкой.

Пока какой-то мужик в исподнем, лихорадочно натягивал штаны трясущимися руками и что-то бормотал про «вражину» и «сучье семя», незнакомец подошел к ее распростертому телу и присмотрелся.

– Она же совсем гебенок! – он присел рядом на корточках и впервые за несколько дней ставших вечностью, Катя почувствовала не запах пота, псины и перегар, а забытый уже запах дорогого одеколона. Человек в кожанке взял ее за подбородок, покрутил голову из стороны в сторону внимательно рассматривая Катино лицо.

– Она поедет со мной! Товагищ Максимов, – он поднялся, и чуть повернул голову обращаясь к кому-то сзади, – отведите девочку в машину. А этого мерзавца…, он кивнул на трясущегося насильника, – гасстгелять!

В тот момент, измученной девушке было все равно, кто, куда, с кем, но только трясясь по питерским улицам на заднем кожаном сидении «Форда», она начала надеяться, что кошмар остался позади. Наивная! Автомобиль резко затормозил у красивого особняка, незнакомец в кожаной куртке за руку вытащил Катю из автомашины и махнул водителю. Автомобиль, загремел по брусчатке, удаляясь.