Юрий Кривенцев - Пентакль. Пять повестей

Служба в самом разгаре.

Смиренно склонив голову, вдыхая запах ладана, слушая песнопения, Елена сомкнула веки и попыталась войти в то состояние транса, что и в прошлый раз.

Минута, другая…

Получилось!

Некая сила охватила ее извне, смяла, сокрушила, присматриваясь, оценивая, требуя чего-то. Вновь жаркое раскаяние за совершенное преступление переполнило чашу чувств, хлынуло через край, принося покой, облегчение.

Девушка поднесла пальцы ко лбу, пытаясь осенить себя крестным знамением, но трепещущее сознание отключилось прежде, чем она успела взмолиться о прощении.

Прошлое, то, которого не было.

Лето – лучшее время для ребенка. Она – девятилетняя девчушка, играет на полянке, на краю обширного пшеничного поля. По другую сторону простирается светлый сосновый бор.

Высокий зеленый травяной покров изобилует разнообразными полевыми цветами: золотыми лютиками, голубыми васильками, розовым клевером, высокими пурпурными свечками Иван-чая.

В душе парадоксальная смесь блаженного покоя и легкого восторга от полноты счастливого детского бытия.

Тишина. Только далекая звонкая трель жаворонка в лазурной выси и стрекотание невидимых кузнечиков.

Рядом носятся стрекозы, ярко-изумрудные красавицы с почти незаметными в движении эфирными крылышками.

Девочка плетет венок из ярких желтых одуванчиков. У нее получается. Еще парочка стежков, и «шедевр» готов.

Она надевает незатейливое украшение на голову и бредет в сторону лесочка. Ее будто манит что-то вглубь обширного тенистого царства. Леночка улыбается, с наслаждением вдыхая ни с чем не сравнимый свежайший аромат бора.

Вдалеке чуть слышится легкий шум журчания воды. Она идет в направлении звука, который становится все громче. Подгоняемая любопытством девчушка продирается сквозь заросли лещины и замирает от восторга, всем своим маленьким естеством чувствуя, что столкнулась с небывалым.

Вроде бы – обычный дикий ручей, но от его кристально чистых вод исходят незримые флюиды благой силы, святости, чего-то неземного. Кажется, что эта маленькая речушка спустилась с самого неба.

С опаской разведчица ступает ближе, на самый край пологого, поросшего буйной травой бережка. Что-то отвлекает зоркий взгляд. Она смотрит вниз и содрогается от омерзения: у самой воды, рядом с ней, замерла серая отвратительная, усеянная бородавками жаба. Ее выпуклые гляделки гипнотизируют пришелицу.

Брр…

Внутри поднимается что-то дикое, жестокое, и она, не раздумывая, давит животное ногой. Из-под голубенькой детской босоножки расползаются кровавые ошметки того, что секунду назад дышало.

Ледяное дуновение. В голове мутится, и девочка вдруг слышит наполненную светлой мощью чужую мысль:

«ЛЮБОЕ СУЩЕСТВО, ПРЕКРАСНОЕ И ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ, ЮНОЕ И ПРЕСТАРЕЛОЕ, ИМЕЕТ РАВНОЕ ПРАВО НА ЖИЗНЬ».

В тот же миг маленькая нога поскальзывается на влажной траве, и она падает в воду.

Тело мгновенно коченеет от ледяной влаги. Поток, бывший ранее спокойным, вдруг становится бурным, кипящим, он стремительно несет пленницу куда-то, все ниже, дальше от родных мест. Окружение постепенно меняется, становится страшным: небо затягивает пугающей беспросветной мглой, голые склизкие берега утыканы высохшими колючими остовами мертвых белесых деревьев, чистая вода превращается в струю густой серой грязи, которая влечет несчастную все дальше…

Впереди слышится шум, все ближе, громче.

Последний изгиб слякотной стремнины, и она с содроганием видит перед собой водопад, точнее – грязепад. Он уже рядом. Спасения нет. Еще секунда, и бедняга летит в темную бездну, которой не видно конца.

Жива.

Вновь холодный пол храма.

Голоса:

– Иш-ш, сморило. Х-хилая де-ева.

– С-смотри, вроде окле-емалась.

Она открывает глаза, и сердце обреченно бухает в груди.

Не получилось.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять: это не ее родина.

Различия налицо. Купол храма превратился в четырехгранную пирамиду, людские голоса имеют странный непривычный говорок со своеобразным еканьем и заметным акцентом на шипящих звуках.

Над ней склонились несколько человек. Беженка видит лицо ближайшей пожилой женщины и заходится в панике, замешанной на безысходности. Глаза старушки глубоко посажены, челюсти заметно выдаются вперед (как у шимпанзе), маленькие уши покрыты пушком, на верхней губе, там, где мужчины носят усы, омерзительно извиваются крохотные розовые щупальца.

Из груди вырывается вопль, полный ужаса и, резво вскочив на ноги, она бросается вон их храма, чуть не споткнувшись на крутой деревянной лестнице.

– Господи! Что же это?

Видя, во что превратился прежний мир, Елена окончательно убеждается, что ее план возвращения домой провалился. Более того, она заметно удалилась от исходной точки.

Казалось, странница попала в реальность XVIII века, но гротескную, изломанную, калечную. Унылый одноэтажный город бревенчатых лачуг с окошками, затянутыми слюдой (правда, изредка попадаются крашеные терема местной знати), узкие улицы, по раскисшим дорогам которых медленно ползут скрипучие повозки, запряженные какими-то приземистыми мохнатыми животными, напоминающими земных овцебыков.

Она зябко съежилась, обхватив тощее тело руками. Холодно. Градусов десять, не больше.

Кругом, куда ни глянь – грязь. От тяжелого туманного смога першит горло, кружится голова.

Население ненормально апатично, словно живет во сне. Хмурые, сутулые люди (а люди ли это?), больше похожие на питекантропов, одетые в рваные грязные хламиды. Существа со звериными лицами идут рядом, их взгляды унылы, депрессивны, где-то там, в глубине зрачков, затаилась скрытая угроза.

Мир серого равнодушия и неприязни.

Какой-то рослый мужчина вдруг, без всякой видимой причины, повергает на землю молодую женщину, и начинает избивать беднягу ногами, не обращая внимания на крики стоящего рядом ребенка.

«Боже!» – девушка ускорила шаг. – «Куда я попала?!».

Ей хочется кричать, колотить кулаками в низкое мглистое небо, умолять, требовать, чтобы ее выпустили из этой изломанной пародии на реальность.

Скиталица вспоминает вдруг ту таинственную книгу, Инкунабулу, которую видела в одном из снов, и понимает, что на этот раз она, судя по всему, миновала сразу несколько страниц-миров. Слишком уж контрастны и пугающи перемены.

Что делать?

Сознание, утомленное, истерзанное шокирующими событиями, отступает, сползает в прострацию.

Время идет.

Лена вдруг приходит в себя, осознав, что отключилась на какое-то время. Она по-прежнему бесцельно бредет по улице, всматривается в окружение и видит, что, несмотря на всю несхожесть этого мира с ее родным, планировка города осталась прежней. Если взглянуть на поселение сверху, с высоты птичьего полета, не увидишь большой разницы. Те же улицы, перекрестки, проспекты, кварталы, площади, «только дома пониже и асфальт пожиже».