Людмила Лазарева - Время Индиго

– А я?

– Ты наш учитель и ученик. Зеленый. Только очень странный, цвета морской волны.

– Почему?

– Потому что цвет меняешь, когда твоя фантазия берет над логикой верх. Ты же писатель, помнишь?

– Не все. У меня такое чувство, что я раздвоился.

– Так и есть. Старое все ушло. Вернее, ты сам от него отказался. А новое нарастает, как кожа после ожога. Ты меня прости, Олег.

– Простить? Я люблю вас, родненьких.

– Хорошо, что любишь. Только ты не кровный родственник. Я тебя в метро нашел, когда ты память потерял. Лечил, как мог. Извини, пришлось внушить, что ты нам дядя. Потому что без поддержки взрослых нам еще не справиться.

– Обман? Манипуляции? Зачем?

– А что? Для писателя сумасшедший дом лучше? Сеньку и меня в детдом? Только потому, что без родителей остались и можем влипнуть в какую-нибудь историю? А Антошку в Америку продать на психологические опыты? Лекарства испытывать на ребенке будущего? Всякие там синдромы дефицита внимания. Да? Нам учиться нужно. Учиться защищать и беречь любовь, как энергию. Не предавать ее. Нам необходимо быть вместе, чтобы восстановить планету после тех, кто привык гадить. Восстановить сознание планеты. Быть частью ее, а не микробами, которые готовы сожрать все что двигается и ползает.

Петька соскочил, закружил вокруг огня, бросил в костер несколько пластиковых бутылок. Те лопнули, расплавились. Сизый дым, запах паленой пластмассы. На фоне неба аура Петра будто пылала темно-синим заревом с золотыми всполохами по краям.

– Вы что, инопланетяне?

– Успокойся, мы обычные люди и нас много. Мы ваши дети и дети Земли. Ты видел фотографии планеты с Космоса? Какого она цвета?

– Голубая.

– Именно! Мы индиго, концентрация синего. Просто еще не выросли. А вы, закостенелые взрослые, еще не до конца понимаете, что ваша эра уходит. Ушла. Начало конца намечено на 21 декабря 2012 года. Новая точка отсчета, не больше. Но и не меньше.

– Так что, в декабре нас не станет? Всего ничего осталось.

– Глупости. Понимаешь, это просто переходный период. Помоги встать на ноги, достичь зрелости. Прими нас как есть.

– Я-то приму и помогу, обязательно помогу. А остальные? Толпа восстает против тех, кто не похож на нее. Ты не боишься?

– Я знаю. И не вижу препятствий. Я мятежник, и потому достигну цели. Ты говоришь, толпа? Все меняется, научись отвечать исключительно за себя, и дай право сделать то же другим. Нас много, очень.

Я с удивлением рассматривал худющего четырнадцатилетнего паренька. Какой гибкий и одновременно жесткий стержень должен иметь подросток, чтобы выстоять, удержаться, не сломаться и выйти победителем в этом жестоком мире?

Судьба меня свела с детьми неординарными, с удивительным чувством со причастия ко всему, что их окружает. Они сильнее, безусловно. Но я, то им зачем? Неужели действительно нужен?

Значит, так тому и быть. Дети не просто приехали на это место. Что их тянуло к морю? Что должно произойти? Когда?

Я провел рукой по голове, поправляя сбившиеся от ветра волосы. На руке сверкнули часы…

Всплыла четкая картинка. Петя надевает на мою руку тяжелые, золотые часы. Захотелось тут же расспросить его об этом. Обернулся. Никого?

Неужели пошел к берегу? Странно, что я не заметил.

– Пееетяя… – крикнул, свернув ладоши в рупор, чтобы лучше слышно было.

Ответ на незаданный вслух вопрос, получил минут через пять. Причем голос прозвучал рядом, из темноты.

– Ты звал? – мальчишка будто растворился и был еле виден на фоне фиолетово-синего горизонта. Он стоял у самой кромки утеса и пытался разглядеть что-то там, вдалеке.

– Не стой на краю, упадешь, – я так испугался, что не спросил, где он был и почему не сразу ответил.

– Лодка, – Петька указал в сторону моря. – Пожалуйста, разожги посильней костер. Тот, кто на веслах очень устал и берег ищет.

– Скажи, – я присел к тлеющему огню, бросил на головешки пару пластиковых бутылок и засыпал сверху сухими водорослями. – Откуда эти старинные золотые часы? Почему они стоят?

Странная штука наше сознание. Мы хотим слышать только то, что хотим услышать. Вон он сказал что-то про лодку и про то, что люди на веслах устали. Но зачем мне это? Гораздо важнее разжечь ярче костер. Как ни как, теплее станет. И светлее. Часы на руке можно вновь разглядеть. В свете огня они будто чужими стали. Даже не знаю почему? Раньше я не прислушивался к своим ощущениям. Жил и жил себе…

– Разве? Они идут. Ты просто не замечаешь, – мальчишка ответил уклончиво и на мое предупреждение об опасности совершенно не отреагировал и от края пропасти не сделал ни шагу. – Слышишь звук уключин?

– Нет. Только шум прибоя.

– Частота ритма другая. Плывут… Сейчас для них понятие время отсутствует. Есть только расстояние до нашего маяка…

– Может, спустимся, встретим?

– Сами к берегу пристанут. Поддерживай огонь.

– И все же, откуда часы?

– Часы отца, по наследству достались.

– Где твои родители?

– Погибли в автокатастрофе. И все рухнуло! Меня Семен спас. Я же домашний был…

– Зачем ты их мне отдал?

– Подумал, спрячу в рюкзак, или себе на руку надену. Отберут. Или в кутузку посадят.

– Почему?

– Почему? Чудак человек. Антикварные часы у подростка – легкая добыча и лишние подозрения. А вдруг украл где?

– Логично.

– О чем еще хочешь спросить?

– Кто я?

– Хороший человек, писатель. Утром книжку твою отдам, прочтешь. Может, что и вспомнишь. А больше я о тебе ничего не знаю.

– Я о тебе тоже, – это был настоящий мужской разговор. Я встал.

– Давай знакомиться, – мальчишка протянул руку. – Петр Романович Подопригора. Мама уроженка этих мест. Из Тамани. Отец – сибиряк, у магнитной горы на хуторе родился, где речка Веретено силы набирает.

– Веретено? Странное название.

– Там стрелка компаса крутится, как веретено. И речка вертлявая время на нитку накручивает.

– А меня зовут… Олег. Остальное расскажу, как вспомню. Лады?

– Лады. Слушай, ты только не забывай, для всех мы твои племянники. Я уже и документы сделал через местных. Так что запомни, Рябина Олег Владимирович, есть на этой земле у тебя три любимых племянника: Рябина Петр, Семен и Антон Романовичи.

– Антон и Семен настоящие братья?

– Мама одна, отцы разные были. Пап Иванами звали. Ради конспирации, я малых тоже на свое отчество записал.

– И на мою фамилию. А коли так, то я за вас в ответе.

– Как отвечать собираешься?

Этот парнишка не переставал удивлять. Надо же какое чудо-юдо народилось. Мужик настоящий растет, рассудительный.

– Тебя с Семеном в школу к осени определю. Антошку в детский садик.

– По поводу Семена, согласен, – Петька был как никогда серьезен. – Он два года потерял. Когда с Антошкой в детдом попал, не до учебы было. С братом нянчился. Поэтому четвертый класс в детдоме всего за год окончил.