Роман Дальний - По вашему слову память: да будут их грады построены

Что сказать? Я и так редко появлялся на людях после начала того, что вошло в устную историю Агрегации как Второй Договор Крови, а тут и вовсе перестал. Отдувалась пресс-секретарь, нынешняя Говорящая с Немыми. Да, микрогарнитура коммуникатора у неё в ухе поддерживала прямой контакт с моей, но она могла игнорировать то, что я ей надиктовывал, озвучивая заявления и ответы в другой форме. Или не озвучивая их вовсе. После того, как пара моих неполиткорректных провалов едва не поставила под угрозу дальнейшее сотрудничество, Агрегация окончательно решила, что её Голосу нужен переводчик с упыриного на человеческий, а мне осталось лишь препираться с Чёрными НОДами в нейронете и приобщаться радостей простого человеческого общения через несколько слоёв прокси в интернете.

Однако. Однако бывали периоды, когда каждый отдельно взятый Прайм жил не просто долго, а очень долго. И способов преодолевать эмоциональное выгорание при длительных забегах нам известно ровно два. Первый – участие в долгосрочных проектах, требующих длительной разработки, развертывания и концентрации ресурсов. Возможно, даже десятилетиями. Построить империю, например. Ну или, на худой конец, сперва тихонько спроектировать концепт «Маленького Мука», а потом с трескучей помпой представить NSST Program (см. NextGen Spacecraft and Spinoff Technologies). Как вы наверняка сами догадываетесь: и планетарный и межзвёздный скауты далеко не за один день в ангаре выросли по щучьему велению. Второй…

Иллюстрация ко второму способу пригрелась, дремлет и в ус не дует. В известном смысле Котангенс для меня – образец для подражания: давно пережив все мыслимые для домашнего кота сроки, разменяв вторую оболочку, он как был, так и оставался вполне доволен жизнью. И всем своим лоснящимся видом приоткрывал завесу над глубочайшими житейскими тайнами: не заморачивайся, чувак, простая жизнь – простые радости. Воистину, брат, аллилуйя!

Одним глазом я приглядывал за дремлющей животиной, а другим – за новостями на ещё одном экране. Буквально. Но в новостях сплошным потоком муссировался предстоящий запуск экиммы, будь он неладен. Усугубляло положение то, что отбирать редкие зёрна здравого смысла то в восторженно-идиотических, то в едко-идиотических плевелах, мне надоело сразу, на первых же микросекундах.

Потому новости я тоже смахнул, а освободившийся глаз перевёл на виды за панорамным окном эркерного кабинета. Шрам Марса, даже потрёпанный тектонической активностью последних времён, на удивление прекрасен в это время сола. Особенно когда над ним, как сейчас, восходит Япет. Чуть дальше по долине есть небольшой отель с отличными обзорными площадками, куда многие туристы прибывают посмотреть именно на такое зрелище, ставшее символом сотрудничества двух таких похожих и в то же время непохожих видов. По крайней мере, так утверждается в рекламных буклетах. Но мне тоже нравится.

Первые дни я не сильно торопился в поисках людей: еда вокруг бегала и росла в изобилии, воды по весеннему времени плескалось вокруг хоть залейся, хищников я быстро научился избегать, а предустановленные эмпирические навыки позволяли справляться с незатейливыми задачами выживания в древнем мире, не приходя в сознание. Но приключались и неожиданные открытия, вызывавшие у меня самый живой интерес. Например, дурацкий «шёпот», который меня местами отвлекал, а местами и раздражал, вдруг оказался поразительно удобным подспорьем в поиске не только воды, но также звериных троп и логовищ. Да и в деле обеспечения себя ночлегом оказался не лишним. Ночёвки в кронах деревьев, как вы уже поняли, меня не вдохновляли, а где-то спать требовалось. И желательно так, чтобы не просыпаться по несколько раз за ночь потому, что какой-то ещё приблудный хищник не в теме – кто в подлеске самый главный.

Мицелий. Рос повсюду в лесу и знал всё, что мне тогда требовалось знать. Оставалось просто научиться понимать. И постепенно я научился. Далеко не всему, разумеется, ограничившись принципом разумной достаточности. Тем же принципом руководствовался и Папочка, составляя нашу базу знаний, поэтому о мицелии там не упоминалось ровным счётом ничего – не снизошёл ввиду избыточности. А мне вот пригодилось.

Очень удобными на предмет поспать, например, оказались разного рода пещеры. И достаточно скоро я понял, что пробелы в общей «карте» леса, возле которых обрывались следы зверей, они и есть. Не сами пещеры, а то, в чём они находятся: скальные образования, сквозь которые мицелий прорасти не мог, а потому в живом ковре появлялись разноразмерные лакуны. На удивление: не уродовавшие его, а гармонично дополнявшие.

Вот только регулярно из пещер приходилось на пинках выгонять их постоянных обитателей, вплоть до пещерных медведей. Мишутки и другие собственники энтузиазма не проявляли, делиться плацкартой не хотели, а я не умел объяснить, что незваный гость прибыл всего на одну ночь перекантоваться. Но трудозатраты на ставший едва ли не ежевечерним ритуал стоили того. Если удавалось просто выпнуть, а так удавалось в подавляющем большинстве случаев, я получал также добровольно-принудительного охранника периметра.

Не сказать, чтобы некоторые из них посреди ночи не пытались вернуть нажитое, но пара дополнительных пинков всё же оставалась менее трудозатратной, чем полноценная стычка с какой-нибудь очередной стаей волков. А та особенная стать и бессознательные навыки, которыми мы обязаны аж десяти процентам неандертальских генов, щедро отсыпанных Папочкой в наш геном для адаптации к суровым условиям, позволяли зачастую и не накручивать себя лишнего, хватало обычной для наших троюродных кузенов настырности и ломового дружелюбия.

Появился у меня и друг. Мелькнувшие на днях в тёмном лесу жёлтые глаза на поверку оказались средних размеров кошаком. Скорей всего рысь, точнее уже не вспомню. Помню только, что в плане габаритов помельче гомотерия, но явно больше лесного кота. Кошак достаточно быстро смекнул, что после меня остаётся заметный избыток, а питочить добытое я теперь предпочитаю в укромных местах. И стал таскаться за мной, посещая места моих трапез после моего отбытия. Я его не видел и не слышал толком, но постоянно чувствовал чужое присутствие. А потому, чтобы расставить точки над Ё, как-то выследил, подкрался, и мы столкнулись нос к носу. Кошак ошалело выставился на меня, коротко подвзрыкнул и стал медленно пятиться от меня в лес. А я не стал преследовать. У нас не было причин для ссоры.

Случались и тревожные моменты… Благодаря всё тому же «лесному интернету», я смог обнаружить первую для меня стоянку людей. Относительно давно покинутую, но всё же. Тот же мицелий показал мне и несколько других, отстоявших друг от друга на разные временные отрезки. Не нужно было иметь семи пятен во лбу, чтобы выстроить вектор движения. И, благодаря мицелию же, мне впервые удалось, и на достаточно большом расстоянии, пообщаться с другими своими собратьями, обменявшись каким-никаким первичным опытом. Хотя «общение» в данном случае – вряд ли удачный термин.