Роман Дальний - По вашему слову память: да будут их грады построены

Но то, повторюсь, касалось случаев неудачного стечения времени, места и сопутствующих обстоятельств. В норме своей то были времена мегафауны. Охотничий рай. А дичь тоже хочет пить. Я стал осматриваться, прислушиваться и принюхиваться, медленно продвигаясь вниз по течению ручья. И принюхиваться не в смысле фигуры речи. Чувства у упырей в общем обострены по сравнению с человеческими, нюх тут просто не исключение. Не как у собаки, просто острее. То есть действительно важный для нас канал сенсорной информации, хоть и не ключевой. Мешает ли нам собственный запах? Разумеется. Поэтому все хищники, и мы с вами тут не исключение, нападают с подветренной стороны. А при таком подходе и свои запахи уносит за спину.

Довольно скоро я обнаружил следы присутствия подходящей жертвы. Мои бессознательные, запороговые эмпирические данные подсказали мне по совокупности факторов, что обедать предстоит олениной. Они же подсказали мне и подходящую тактику: так как найденная по течению небольшая заводь-водопой используется регулярно и последний раз использовалась достаточно давно, то наилучшее решение – засада.

Вот только спрятаться оказалось особо негде – ни тебе подходящих кустов, ни укрытий. Проследив взглядом за звериной тропой по направлению от водопоя, отметил пару подходящих деревьев неподалёку. Осмотрел их: одна из ветвей над тропой по всему должна выдержать мой вес, но плохо укрыта листвой, зато вторая с тропы почти наверняка не просматривалась, но потребуется такой изрядный прыжок, что возникла некоторая неуверенность. Однако решил всё же рискнуть.

Подошёл к дереву и глянул вверх. Лезть определённо не хотелось. Особенно в свете обстоятельств моего недавнего прибытия в благословенные края простых импульсов и несложных действий. Но, как говаривала бабушка одной из моих инкарнаций: «Есть такое слово „Надо!“, внучек…» Тогда же столь простую мысль до меня доносило моё актуальное туловище, которое хотело кушать. Вот и полез… И для меня до сих пор являются загадкой те патологические для нашей миссии изъяны в нашей конструкции, которые делают из нас отвратительных верхолазов и, если уж на то пошло, пловцов.

Последнее я мог бы списать на процент-другой генов кошачьих, впаянных изобретательным Папочкой в наш геном, пусть и ненамеренно. Хотя и кошаки плавают, по необходимости. Но, извините, норовить сверзиться с любой вертикальной поверхности, имея в генеалогии древолазающих? В общем я понимаю, что сей функционал Папочка принёс в жертву какому-то другому, но даже когда в наших генетических лабораториях все наши гены, без единого исключения, расставили по своим местам, некоторые решения остались непонятными. Не сами даже по себе, а изначальная логика их построения. И непонятными местами от слова совершенно.

Дело ведь не в вестибулярном аппарате. Тут как раз всё отлично: типовой упырь даже бухой до окостенения в состоянии пробежать по верхушкам штакетин покосившегося сельского забора, ни разу не оступившись. И имелись прецеденты: перед девахами на районе писáлся один, бегая то по заборам, то по крепостным зубцам, то вообще по расставленным в ряд пивным бутылкам. Как начал со времён Древнего Египта, так и бегал до времён эдвардианской Англии, а потом его рекомбинантный ген с активатором был утерян Агрегацией где-то на полях Первой мировой. Странно, учитывая количество детей, но так тоже бывает. Вопрос статистики при мейозе. Иногда неудачной. Корни которой уходят во всякие конъюгации и законы больших чисел, а одним словом – непруха. Та самая на старуху проруха, которая редко, но метко.

Но лаборатории – то намного позже пришло, а пока я пыхтел и сопел, неимоверными усилиями отвоёвывая вертикальные сантиметры. Кое-как долез до нужной ветви, там пошло полегче – ползком-ползком, но то уже по горизонтали. Полз, пока ветвь не стала ощутимо проседать и потрескивать. Немного сдал назад, зафиксировался, оценил расстояние. Счёл приемлемым. Потом одним, без ложной скромности, грациозным движением вскочил вертикально, приняв позицию для прыжка. Погасил первичные колебания, стабильно. Пару раз подпрыгнул проверить прочность опоры. Опора выдержала. Всё, теперь ждать. Снова приняв горизонтальное положение, растянулся вдоль ветки и отключился.

Замедлилось сердцебиение, почти остановилось дыхание, все функции организма перешли в режим едва ли не терминальных состояний. И только гипертрофированные сторожевые пункты почти отключившейся коры зорко следили за окружающим. Затрудняюсь описать вам такое состояние… Рефлекторный анабиоз. Способность к которому нам в генетический код внедрили с целью банальной экономии ресурсов.

Созданные на основе людей, мы должны быть, для успеха возложенной на нас миссии, быстрее и сильнее. Умнее оставляю за кадром, как включающее оба подпункта в известной степени. Как того достичь без перепроектирования всей системы от и до? Ну, кроме глубоких модификаций структуры тканей, которую не увидишь без молекулярного сканирования, самоочевидным решением представляется способность к эдаким метаболическим форсажам, выдержать которые позволяют как раз те самые изменения микроструктуры, но за счёт (увы и ах, ничего в этом мире не даётся бесплатно) времени действия. Минут десять на «полной тяге» – и упырь становится бесполезен и уязвим, ему требуется немедленно где-то сныкаться и окуклиться до восстановления мало-мальских запасов энергии. Иными словами: технически Папочка сделал нас уберубийцами, но на коротких дистанциях.

А чтобы мы не падали каждые тридцать метров от упадка сил и досуха сожжённой АТФ при любом движении рукой, наш создатель применил интересный чит – управляемый метаболизм. Ну, до определённых пределов, разумеется. На практике такое решение означало более глубокий диапазон активных состояний: в отличии от людей мы очень долго можем сидеть без еды и воды где-нибудь в отключке, что особо замечательно для разного рода засад и длительных периодов вынужденного бездействия, но по щелчку пальцев, что называется, мы можем бросать в метаболическую топку всё, что у нас есть, моментально переходя в режим тотальной смерти и разрушения.

Тут следует также понимать, что я только что описал крайние значения. В обычном, что называется, режиме мы ничем от людей не отличаемся. С маленьким бонусом: возможностью себя слегка подогревать в прохладные периоды и слегка охлаждать, когда жарко. В первом случае, как нетрудно догадаться, становишься слегка перевозбуждённым и нужно чаще кушать, во втором – анемичный тормоз и есть. А в обоих случаях прилагается эдакая акклиматизация, по симптомам – один в один простуда. Так что и тут мы стараемся лишнего не шалить.