М. Хрумин (но это не точно) - Привет из 70-х

Что-то опять меня понесло неведомо куда, дражайшие. Я размышлял обо всем этом, пока переодевался и готовился к работе. Потом занял место у станка и приступил к исполнению служебных обязанностей. Не прошло и получаса, как меня позвали к начальнику цеха. Звали его Антон Сергеич, и ему уже исполнилось около 60 лет от роду. Хороший мужик, старой формации. Похож на столп общества с одноименной картины Георга Гросса. Он щеголял с серыми усами, седые волосы были зачесаны на правый бок плоским плавником. Он даже повязывал галстук, пожалуй, единственный на всём заводе. Заходя в кабинет, я увидел, что Сергеич сидел за столом и что-то выискивал на мониторе старого десктопного компьютера, с которого контролировал весь производственный процесс. Меня попросили прикрыть дверь.

– Здорово, начальник! Зачем звал? – спросил я.

– Присаживайся.

Он как бы нехотя пожал мою руку безвольной клешнёй. Выудил из-за пазухи пачку сигарет, поджёг одну из них и выдохнул облачко дыма. Сто лет не видел, как кто-нибудь курит.

– Что случилось, Антон Сергеич?

– Случилось то, что сверху пришло распоряжение о модернизации цеха. Завтра, нет, даже сегодня вечером прибудут новые роботы, и нам велено сократить часть персонала и в кратчайшие сроки приступить к монтажу нового оборудования. Прости, но ты подпадаешь под сокращение. С завтрашнего дня ты уже не работаешь у нас. В конце дня можешь получить в бухгалтерии полный расчёт. Рекомендую сразу же встать на учёт в центре занятости и подать заявление на пособие по безработице, пока будешь искать другую вакансию.

Ухмылка, игравшая в ту минуту на моих губах, моментально исчезла. То, как он поступил со мной, было в высшей степени человечно: обычно о том, что тебя увольняют, узнаёшь из сухого имейла, присланного в конце дня, и тебе даже ничего толком не объяснят: уволенного просто вынуждают забрать вещи из личного шкафчика, и можешь валить на все четыре стороны.

– Послушай, Сергеич, но у меня, чёрт возьми, дети… И жена! Чем я должен оплачивать коммунальные платежи? Чем кормить семью? Ты меня сейчас уволишь, а как мы будем дальше-то жить?

– У тебя жена работает? Работает. Ну, значит, первое время вы как-нибудь продержитесь. А потом просто найдешь себе другую работу. Не делай из этого трагедию.

– И куда я пойду? Ты знаешь, сколько мне лет?

– В таксисты можешь пойти. В слесари. Это востребованная профессия. Наведи справки на бирже труда, в конце концов. Полагаешь, я по собственной воле тут решил подсократить рабочий люд? Так меня самого могут сократить в любой момент. Поставят вместо меня компьютерную программу, которая будет управляться с роботами куда эффективнее Сергеича, и всё, тю-тю. – Начальник развёл руки в стороны, показывая наглядно, как это произойдёт.

Я выкатился из его кабинета, доработал до конца дня с угрюмым видом, никому ничего не сказав. Завтра они все вернутся за свои станки и даже не заметят моего исчезновения. Ну, Никита Пашкевич разве что может поинтересоваться, а остальным насрать. Кореша, тоже мне. Я сгрёб барахло из шкафчика в кучу и тут же всё выбросил: своего хлама набралось столько, что девать некуда. Напоследок вынес из цеха половину флакона: пусть ставят своих проклятых роботов. Роботы не станут воровать жратву… Перед уходом домой, не прощаясь с ребятами, заглянул в бухгалтерию, где сверился с наработанными за месяц часами, а они удостоверились, что нет штрафов, и перевели на мой счёт полагавшуюся сумму: 35 000 дублей – на такие деньги не разгуляешься. Закончатся за пару недель самого скромного существования. Чернее тучи, вернулся в цех, окинул взглядом помещение, где потерял десять лет своей жизни, погладил свой шершавый, весь в царапинах, устаревший станок, просившийся на покой, и через проходную вышел вон одним из последних. Мощные качки в серых униформах заносили внутрь новое оборудование в картонных коробках, и всё внимание охранников было обращено к этим молодчикам, и никому в голову не пришло меня досматривать: так я проскользнул незамеченным.

Морозец крепчал. За день выпал снежок, и дворник чистил обочины и тротуар, но только возле ворот завода. Свинцовое небо висело низко и грозно. Уличные фонари выстроились в нахохлившуюся цепочку пухлых кур и подмигивали мне оранжевыми глазками по ходу приближения к ним. Вахтенный автобус уже уехал, и пришлось топать до дома пешком. Это займет около часа: жаль, я не ездил на работу на велосипеде, как некоторые коллеги, а предпочитал исключительно фабричный транспорт. Это последняя шутка, что сыграл со мной завод. Меня исключили из рабочего состава. Даже если по какой-то прихоти завтра мне вздумается явиться сюда с утренней сменой, поручни проходной не раскроются передо мной, ведь сканеры радужки уже не узнают мои глаза.

В ушах раздался звонок от жены. Наверняка ей уже всё известно! Вот чёрт! Сожрёт с потрохами. До чего можно быть стервой! Пришлось ответить.

– Привет! – произнесла она довольно бодро; фоном я слышал, как рядом возятся дети: наверняка делали уроки и приводили в порядок выводы по каким-нибудь задачкам. – Как ты там?

– Да так…

– Ты идешь домой?

– Знаешь ведь, что да.

– Угу. Тебе бы просить доплату за сверхурочные. Напиши своему начальству, пусть доплачивают за дополнительное время, раз из-за них тебе приходится задерживаться.

Ещё не знает. Какое облегчение.

– Хотела попросить, чтобы ты хоть сегодня никуда не сворачивал по пути. И не вздумай играть! Дети заждались тебя совсем. Они вчера спрашивали: почему папа все время работает? Я вроде тоже вкалываю, между прочим, но никогда не задерживаюсь допоздна, как некоторые! Ну всё, мы ждем тебя. Пока!

Я шагал по обочине, сочиняя про себя объяснения своего бедственного положения, подыскивал слова, выгораживающие меня. Пытался представить, куда пойти дальше, и ничего не мог придумать. Одно хорошо: хоть будет несколько дней передышки. Представил, как она станет плакать и горевать, ломая себе руки, и причитать, за что ей такой горемычный муж, – так она делала при любом удобном случае. Я шагал, повесив голову. Мимо проносились редкие электромобили.

Пока я иду, а окружающий пейзаж ничего интересного из себя не представляет, тут вам, пожалуй, любопытно будет узнать, кто я, собственно, таков? О, я представитель людской фауны, настолько посредственный, настолько обычный, что даже неловко. Я далёк от лучших представителей рода человеческого до такой степени, что, пожалуй, мышь ближе по физическому развитию к орлу. Что же, пора представиться, пожалуй? У меня старославянское имя – Милен Хрумин. Пригожим летним днём за четыре месяца до описываемых событий мне стукнул сорок один год. Всю свою раздолбанную жизнь я прокантовался в этом зачуханном городе. Не стану даже произносить его название, чтобы не навевать тоску лишний раз. Подпишем его городом N, переняв традиции старинных русских прозаиков столетия XIX. Население у нас около ста тыщ человек, и большинство из живущих сталкивалось друг с другом на улице не по одному разу за год. Раз уж говорим о моей жизни, мне придется упомянуть и о нововведениях в образовании. Они уже вошли в нашу жизнь, когда я родился: образование стало полностью бесплатным, даже для обучающихся в высших учебных заведениях. Школы упразднили, и ходить на уроки стало необязательным. Дети получали знания и навыки благодаря обучающим программам, одобренным Министерством образования, функционирующим при помощи комов. Но чтобы жизнь мёдом не казалась, детям приходится закреплять знания с помощью практических занятий – и тут уж родители поневоле вынуждены подключаться к процессу, контролировать чад и подсказывать им. Считалось, что таким образом можно определить, чем он захочет заниматься в зрелости. Проблема в том, что немногие могли понять, для чего они созданы, вплоть до старости. А даже в старости человек мог сменить множество видов деятельности и не найти себя. За свою молодость обеспеченный человек мог пройти курсы нескольких престижных университетов. Комы упростили приём и потребление полезных и не очень знаний настолько, что для любого представителя нынешнего поколения, если он, конечно, не слабоумный, выиграть главный приз, допустим, в псевдоинтеллектуальной викторине вроде «Как стать миллионером», проще пареной репы. Спросите меня сейчас, в каком году Моцарт написал «40-ю симфонию» или сколько братьев было у Льва Толстого, как их звали и чем они все занимались при жизни – отвечу вам без запинки. Все семь частей нетленного романа Пруста, «Илиада» Гомера и даже «Улисс» Джойса при желании могут быть прочитаны за секунды, и программа аналитической обработки литературных сведений мгновенно поможет выдать выжимку фабулы и главные идеи, заложенные в том или ином произведении. Вся библиотека мира, от древних греков, римлян, славян и до Хлебникова и Жупелова, испекающих по роману каждые три месяца, у меня в мозгу. На новых авторов можно оформить подписку, старые – бонусом. Хочешь нарисовать химическую формулу ибупромецитила или, еще лучше, воссоздать её трёхмерную модель? В эту же секунду все кружочки и многоугольнички с ответвлениями в нужных местах сразу же вырисовываются в голове. Основные формулы уравнений вероятностной математики? Без проблем – всё, что пожелаешь. Вообразите этот массив данных, хранящихся, фигурально выражаясь, в оперативной памяти каждого из нас благодаря комам. Стоит подумать о чём-то – и ответ уже на языке. Но сдать экзамены практически! И получить диплом – такая задача была слишком многим не по зубам ввиду невыносимой, невозможной, нестерпимой дороговизны самой процедуры, а не по причине сложности (большую часть средств учебным заведениям приходилось переводить в госбюджет, и ими государство наполняло казну). Накопление и вкладывание денег в это мероприятие стало смыслом жизни многих родителей со средним и низким достатком. Цифра уравняла всех людей в способностях оперировать легкодоступной информацией; но богатым людям по-прежнему требовалось как-то выделяться из общей массы и заявлять о своей привилегированности, вот общество людей с деньгами и придумало этакий регулятор: да, твои способности могут быть великолепными, но без диплома, заверенного блокчейном престижного университета, двери в королевство обеспеченных и довольных жизнью людей не откроются. Поэтому многим из нас приходилось прозябать на задворках цивилизации. Так случилось и со мной. Денег, накопленных моими родителями, хватило лишь на сдачу окончания курсов в небольшом второсортном техникуме, и я получил низкооплачиваемую специальность. После восемнадцати я начал вкалывать в автомастерской и сменил несколько частных контор, зарабатывая кое-какие гроши то разнорабочим, то автослесарем, то водителем, и некую сумму даже удалось отложить на счёт в банке. Дело шло к тридцатнику. Спроси меня сейчас, чем именно я занимался всё это время, и мне будет непросто ответить. Однажды на вечеринке у друзей встретил Клару. До этого дня с девушками у меня не очень ладилось, а с нею отчего-то пошло как по маслу: мы быстро нашли общий язык и влюбились друг в друга, и через пару месяцев уже стали жить вместе, а потом и поженились. Она моментально понесла, и вскоре я стал отцом. Мы взяли нынешнюю квартиру в долгосрочную ипотеку (к описываемому дню мы её, к счастью, погасили), и это, пожалуй, наше наиболее значительное достижение за десять лет совместной жизни. Сначала родилась Лайла. Вскоре после этого Клара забеременела Рафаэлло, и мы оба понимали, что потребуется определенный прогресс, чтобы обеспечить детей достойным образованием, чтобы им не пришлось, подобно нам самим, влачить жалкое существование в нищете. Пришлось покопаться по сусекам, выскрести все наличные средства. Пришлось взять ссуду в банке. Тогда я смог сдать ещё один технический экзамен и поступить в L@rn на службу, чтобы увеличить доход семьи. Там я проработал четвертую часть жизни. Мы взяли за правило откладывать минимум шестую часть зарплаты на покупку диплома для детей. И снова, если вы спросите, как именно прошли десять лет семейной жизни, то я с трудом вспомню даже два-три примечательных случая, настолько серо и однообразно промелькнули они мимо меня.