Оуэн Баркер - Как во сне… Или идиллия дюн. Рассказы

– Вот и славненько, – успокоился доктор, и пошутил: – Если не помогут антидепрессанты, именно такой способ терапии я вам и порекомендую. – После чего они рассмеялись и на прощание пожали друг другу руки.

В общем, договорились: Луис в течение двух недель будет принимать выписанные доктором препараты. Через неделю они встретятся вновь, и, если к тому времени Луис согласится, то они продолжат более тесное сотрудничество.

Как я и думал, стоило Луису покинуть кабинет, как доктор меня спросил: «Что вы, молодой человек, думаете по поводу недуга мистера Диаша?»

Винегрет из набора профессиональных и специальных медицинских слов и терминов, которыми был напичкан мой мозг молодого интерна, мой непослушный язык воспроизвёл примерно следующее:

– Это, э-э-э, последствия вследствие… э-э-э, ярко выраженный аддиктивный синдром… А запрет игры послужил развитию лёгкой депрессии, отчего… э-э, возникли слуховые и зрительные галлюцинации у больного. Ну-у, ещё налицо нарушение цикла «сон – бодрствование». Возможно, имеется парциальная некритичность… алексетемия… А возможно, присутствует аффективное или тревожное расстройство, э-э… Короче, он страдает лудоманией, сэр. Хотя…

– Что – «хотя»? – улыбнулся доктор. – Есть сомнение, что он не подходит под категорию обсессивно-компульсивного или депрессивного синдромов? Вы это хотите сказать?

– Ну, в общем-то… это… да, – согласился я. – Вроде и на параноика не похож, хотя бред можно привязать к данному расстройству. А вообще, мне сложно дать чёткую характеристику, сэр. Он с виду здоровый человек, речь и мысли у него адекватные. Но вот эти его фрукты, все эти видения, говорят об обратном – он точно шизофреник.

– Хорошо бы его тщательно изучить, – Стоун вернулся за стол. – Да уж, удивительная фантазия. Пока что будем исходить из того, что предварительным диагнозом обозначим тревожное расстройство. Расстройство личности оставим под вопросом. Ну, а игромания-лудомания… – доктор задумался, прикусил кончик заушины очков. – Он не игроман. Не игроман он вовсе.

– Почему, сэр?

– Не подметили? Его не тянет к игре. Наоборот, он отказался от игр и равнодушен к ним. Не азартный он. – Доктор задумался. – Вот это и странно. Ну да ладно. Надеюсь, удастся уговорить его на обследование. – Стоун стал перечитывать записи в журнале. – Удивительная фантазия, поразительное воображение…

Прошли две недели.

Я не забывал про Луиса Диаша, и помнил про его сумасшедшие фрукты. Однажды доктор ему позвонил и поинтересовался самочувствием. Ответ Луиса я не слышал, но на вопрос Стоуна «прекратились ли, хотя бы частично, видения?» я, судя по недовольной интонации доктора и протяжному «м-м-м», понял, что фрукты по-прежнему преследуют бедолагу.

При повторном посещении Диаша через две недели я не присутствовал, но позже со слов доктора узнал, что транквилизаторы и антидепрессанты тому не помогли ни на йоту. Не знаю каким образом Стоун уговорил его, но в третье своё посещение Луис Диаш всё ж таки согласился на терапевтический курс, что уже было успехом. К тому времени португалец выглядел плохо, если не сказать хуже – прескверно. Как человек, которому не дают спать сутками, оставляя в покое лишь на пару часов. Он заметно похудел и, как мне казалось, постарел. Вероятно, уговорить его продолжить обследование и лечение удалось не столько доктору, сколько той девушке, с которой он приходил: она ожидала его в холле. В тот день он посетил невролога и прошёл эриксоновский гипноз. Док снова выписал ему кучу медикаментов, и Диаш с подругой ушли, пообещав вернуться в назначенный следующий день приёма.

Но в назначенный день Луис на процедуры не явился. И вообще, больше не приходил и о себе не сообщал. Только однажды доктор попросил меня позвонить ему и поинтересоваться, в чём причина его отсутствия. Я несколько раз набирал его номер, но никто так и не ответил. Спустя месяц Стоун отправил в архив историю обследования Диаша и забыл о нём навсегда, погрузившись в водоворот очередных «допросов», научных исследований и семинаров.

А я помнил о нём. Хотелось знать: что с ним и как? Что-то продолжало волновать меня и постоянно тревожило: его недуг не давал мне покоя. Рассказ оставался недочитанным, и мне не терпелось дочитать книгу до конца, узнать о португальце, о его состоянии не столько из праздного любопытства, сколько из чувства сострадания. К тому же эти его живые фрукты всегда вертелись перед глазами: а вдруг это правда, и фрукты на самом деле преследуют беднягу? Глупо, конечно, рассуждать о подобном и даже об этом думать, будучи самому психиатром – не дай бог такое услышали бы мои коллеги, – но что-то меня затронуло в этой истории, что-то всколыхнуло внутри, забеспокоило и уже не давало покоя, постоянно напоминая о себе. Внутренний голос подсказывал: необходимо навестить Диаша и узнать всё самому. К тому же сделать это было не сложно: его домашний адрес имелся в книге регистрации, а жил он неподалёку от клиники. Я так и поступил: спустя месяц после последнего посещения Луисом доктора, я, возвращаясь с работы домой, заехал по адресу, который он указал в анкете.

Дверь мне открыли не сразу, и то, недовольный женский голос вначале лениво спросил: «Кто там?» Я представился, и озвучил цель визита – дверь распахнулась. Передо мной оказалась та девушка, которая сопровождала Луиса Диаша в клинику. С её мученического выражения лица на меня смотрели опухшие то ли от слёз, то ли от бессонницы глаза.

– А, это вы, психиатр. Я узнала вас. – И не успел я задать вопрос, как она с неприязнью «бросила» мне в лицо: – Похоронили мы его три недели назад. Нет его больше… Что ж ваши хвалёные методы не помогли ему?! Мошенники…

– Что, что с ним случилось? – Я начинал пугаться собственных догадок, которые назойливо утверждали мне то, во что я не хотел бы поверить, но подсознательно понимал: если я желал такого завершения истории, то именно такой исход должен был произойти. Ведь в глубине души я ждал этого с того первого телефонного звонка Луиса в клинику. Я же сам мечтал, чтобы сказка оказалась былью. Вот она, причина тревожности, которую я испытывал с самого начала знакомства с португальцем. Ни это ли вызывало у меня беспочвенную тревогу и чувство приближающихся неприятностей?

Шокированный неожиданной кончиной Луиса, я попытался расспросить о причине смерти:

– Как же он?..

– Умер он. Убили его…

Меня обдало холодком. Заметив, что девушка собирается закончить диалог и закрывает дверь, поспешил задать самый главный, волнующий меня, вопрос, в то же время, опасаясь пугающего ответа, который теперь мне совсем не хотелось бы услышать: – Кто?

– Фрукты! – крикнула девушка, но уже из-за закрытой двери.