Ольга Апреликова - Золотой братик

– Сколько ему лет? Семь? По глазкам-то судя – постарше, постарше… Рисунок прошлого странный, видишь? Временные петли, уходы… Кто-то его уводил.

– И не один раз. В последний, похоже, надолго, – согласился Артем. – И он куда старше, чем кажется. Нахватался навыков, опыта. Теперь насквозь нездешний.

Когда Артем появлялся, Дай ронял из рук всю школьную ерунду. Только не бежать. Побежишь – подхватит на руки, а как другим ребяткам на такое смотреть? Он шел к Артему сдержанно и за руку вести не давал. И шапку, шапку поскорее надеть, а то вдруг волосы золотятся… Он теперь все время ждал Артема: иногда он забирал сразу после уроков на целых полдня, а иногда заезжал вечером на полчасика погулять в парке у интерната.

А школе все было серым. И в яслях воспитатели следили в десять раз больше, чем за остальными, плачь – не плачь, ори – не ори, убегай – не убегай, все равно будешь виноват, даже если тихо сидишь в уголке на стульчике. Но в школе… Страшно голову от учебников поднять. Сплошные уроки. Вставать тогда, когда спать хочется до слез, потом завтрак, потом, догоняя всех, бежать в школу – близко, но почему-то долго – он часто опаздывал. И уж в школе оставался до темноты. Пять-шесть уроков вместе со всеми, обед, когда от голода уже тошнит, уроки на завтра, потом, если не забирал Артем, два часа бассейна или катка. После этого все домой, а он опять в класс. Или в группу отстающих, или на индивидуальные занятия. И теперь все время – пиши и пиши, потому что устно его невозможно спрашивать…

Но вообще-то и радость была, много: коньки. Осенью, пока спортом занимались в зале или бегали на стадионе, все было привычным, как в яслях. Прыгал Дай высоко и далеко, бегать – терпеть не мог, но умел – его даже Торпеда догнать не могла. Но однажды принесли коньки и велели ходить в них по полу – да тут задачка с равновесием и скольжением! Потом снял один конек, лег на пол и стал изучать, как лезвие соприкасается с поверхностью при разных наклонах. Пытался понять, что будет, если добавить скорость… А как повернуть лезвие на дуге? Тренер заметил его возню и вроде бы даже обрадовался, кивнул и велел посмотреть выступления фигуристов – и вот вечерком он включил свой детский экранчик. «Фигурное катание». Ага. Вот? Вот это вот? Это… да если такому научиться… С того вечерка он теперь каждую свободную минуту смотрел записи и чемпионатов, и представлений, и учебные сьемки, а перед сном заглядывал в шкаф и проверял, как там коньки. Скорей бы… Как только был готов каток и их пустили на лед, он минут пять поцокал конечками у бортика, потанцевал на зубчиках, попробовал, как лезвия режут лед и поехал вообще без усилий. Почему остальные падают?

Занятия короткие, но он успевал порадоваться. Пахло глетчерами и зимой. С севера подкрадывались сумерки. След конька оставлял плавную послушную линию острой, искрящейся точности. Только почти весь урок нужно было выполнять скучные «дорожки» и несложные прыжки, и он уныло путался в последовательности движений. Ему плохие оценки ставили. Но зато, когда разрешали просто покататься, он улетал подальше от всех и крутился вволю, вырисовывая на звонком льду свои узоры, и пробовал простые прыжки – насмотрелся «фигурного катания». Разок разбил коленку, да – тренер отругал у бортика:

– Больно? Сам виноват. Снег приложи. Вот посмотри, что ты делаешь. Эти твои каскады технически втрое сложнее, чем эта ерунда, которой я от тебя добиться не могу. Держи, держи снег. Сейчас к доктору пойдем… Как же ты не запомнишь? Нет, прыгать я тебе больше не разрешу. Ты еще не готов.

Ну, что поделать. Дай прыгал свои обороты без коньков. Поближе к сугробам, потому что падал пока часто, да. Как бы проникнуть на лед? Он верил, что на льду прыжки лучше получатся. Но вечером на катке было слишком много старших ребят, и музыка пугала глубокими громкими нотами. Да и воспитательницы ни за что бы не пустили их, маленьких, в эту тесную, хохочущую толпу, плывущую по кругу на сотнях сверкающих лезвий. Был бы он посмелее, он решился бы тайком покататься ночью – все равно не спится. Но он теперь знал, что за ним следят не только воспитатели и учителя, но и какие-то «Волки» – Артем рассказал, что давно следят, чтоб беды никакой не случилось… А какая может быть беда? Дай сначала и внимания почти не обратил на слова Артема, потом задумался – и перепугался. Волки… какие такие волки… Невидимые? Жуть. Какой уж тут каток… Стал вести себя еще незаметнее, тише, послушнее – боялся всего, что могло не понравиться невидимым волкам, всем взрослым или Артему, которому тоже надо показывать тетрадки и дневник. Он так велел.

Дай стал самым послушным. Перестал прикидываться грязнулей и тупицей. Никогда не шалил. На прогулке не бегал с ребятами – да и не хотелось почему-то – а садился на лавочку и думал. Или, когда воспитатели заставляли, гулял по дорожкам и даже ледышки не пинал. И не катался с ледяных горок. И зачем эти прогулки, когда столько уроков? Его тетрадки выглядели новенькими, если не открывать и не смотреть на ненавистные каракули и мерзкие отметки. Как ни упирайся, они все равно оставались низкими, «нули» да «единицы».

Почему никто из ребят, даже Торпеда-двоечница, не испытывает ужаса перед голубоватыми бланками контрольных работ? Почему они свои уроки отвечают весело? На проверочных он тупел глубоко и мгновенно и не мог сложить два числа. Ладно задачки. Он ведь даже кораблик или елочку нарисовать не может, одна пачкотня. Стыдно-то как… Теперь-то… Когда – есть Артем. Лавиной накатывала тупая одурь, если вспомнить пристальный взгляд Артема, когда он поднимает глаза от страницы дневника…

Артем не ругал. Он запихивал дневник обратно в ранец Дая, брал за руку и забирал до вечера. Раньше пробовал говорить об уроках, расспрашивал – теперь лишь пожимал плечами. Летал с Даем по своим делам. Смысла-то разговаривать с немым. Артем и не разговаривал, только задавал простые вопросы, на которые можно было ответить жестами. Так даже было легче. Лишь бы просто быть рядом. Он сидел рядом с Артемом в нарядном белом креслице, слушал непонятные разговоры, смотрел сверху на Венок, прекрасную школу, в которой он никогда не будет учиться.

Да: тупой и немой ребенок на каждые выходные и на несколько часов среди недели – это наказание и противная обуза. Если б он мог быть веселым и болтливым, мог бы хоть что-то сделать, помочь… А так… Ничего не придумал – только однажды взял и все цветы у Артема в доме полил, потому что земля была засохшая, и потом каждую субботу поливал. В «домой» он, конечно, все еще никак не верил. Не может быть, чтоб вдруг появился настоящий дом. Так не бывает. Артем просто слишком добрый. Все равно, спасибо до неба, что привозит сюда!! Тут спокойно. Тихо. И Артем близко, в кабинете. Дай иногда подкрадывался к дверям кабинета – заглядывал, проверяя, что Артем правда тут, и скорей уходил к себе, уроки делать. Артему нельзя мешать, у него полно работы…