Ольга Апреликова - Золотой братик

– …я не понимаю, – донесся голос Артема. – Очень боюсь что-то сделать не так. Он ведь уже пострадал вчера. Не могу понять, что он из себя представляет, а угадываю что-то очень… Очень важное. Очень необычное.

– А что слышно от… Младшего твоего? – непонятно спросил старик.

– Да ничего, – грустно сказал Артем. – Как всегда – только работа.

– Он не может не знать об этом ребенке. Малыш-то с высоких небес.

Дай так изумился, что перестал делать вид, что ничего не слышит и занят книгой. Обернулся ко взрослым. Старик усмехнулся и сухо велел:

– Подойди-ка сюда.

Дай подошел. Нет, наверное, он все же не доктор. А старый учитель Артема, к которому тот приехал показать его и посоветоваться. Старик погладил по голове костлявой ладонью:

– Что, радуешься немоте? Никто ничего теперь не узнает?

Дай растерялся. Потом все-таки кивнул и усмехнулся, вложив в усмешку всю, какую мог, иронию.

– Одинокий умник, – тоже усмехнулся старик. – Но твои тайны куда больше, чем ты сам, детка. Молчи – не молчи, а глазки тебя выдают. И лицо… Да, Тема? Очень похож. Только масть другая. Золотой.

– Вижу, – вздохнул Артем. – Очень похож. Так похож, что мороз по коже. Понять только не могу, как, почему…

– С какой же целью он оставил его в Венке, если… если такое сходство – тогда кто малыш, откуда? Кто родители? Ну, а если к тому же ребенок – тот, настоящий? Которого он столько ждал?

Дай попятился обратно к большой книге.

– Дайка, не бледней так, – Артем поймал, притянул к себе. – Успокойся, мы не будем расспрашивать… – Он поцеловал Дая в макушку и повернулся к старику: – Ох, Иероним, ты же знаешь Химеру. Иногда его вообще не понять. А Дайчик… Слишком сильный, да. Даже если только по вчерашнему судить. И судьба – каменным коридором. Вообще без вариантов. Но что после зеркала – не сказал, а я чувствую, что стряслось что-то страшное… – Артем опять поцеловал в макушку – сдавшись, Дай наконец сам прижался к нему, как к Юму, как хотел еще в люггере – Артем вздрогнул, тут же вздохнул и погладил по голове, вновь повернулся к старику. – Эта немота – его Круг, думаю.

– Допускаю, – кивнул старик. – Таги рано начинают. А ребенок – из таких, это ж видно. Но скрывает. Приучили все скрывать. Ладно внешность, кто твоего Младшего или Ние в детстве не видел, тот не поймет, но… Уже опасно. Смысла-то нет его в школе держать, – он мгновение зорко глядел на Дая, затем медленно спросил, как у взрослого: – Ты – свет во тьме, зачем же тебе притворяться никем?

Дай растерялся и уткнулся в Артема, спрятав лицо.

– Скрытный, да. Потому что один и всех боится, – заключил Артем.– И меня боится – что я буду выспрашивать его тайны. Вот и замолк.

Они оба посмотрели на Дая, потом переглянулись, и Иероним спросил:

– «Академия-2»?

– Нет, – покачал головой Артем. – Не может быть. Василиск? С таким лицом? Да что ж, теперь любого скрытного ребенка принимать за ехидну?

– Я имел в виду возможность только тамошнего специфического обучения. Этого бы там точно в пятки целовали… А здесь ему – буковки да циферки? – Старик усмехнулся. – Солнышко-то он солнышко, но что-то уже умеет… Это несомненно. Я посмотрел медицинские документы – таким мощным, таким развитым нейроструктурам нужна постоянная нагрузка. И они никак не выглядят бездействующими. А мальчик предоставлен самому себе – опасно. И так уже довели.

Артем кивал на каждую фразу своего учителя, потом сказал:

– Это еще не все. Кое-чего он скрыть не может. Даюшка, покажи нам свою гимнастику. Пожалуйста.

Дай немного удивился и скованно повел плечами. Но ведь – просят, а не заставляют. Кроме того, интересно, что еще может про него сказать этот похожий на филина старик, кроме непонятных слов. Он вылез из теплых рук Артема, огляделся, вытащил на середину комнаты тяжелый черный стул. Высвободил ступни из жарких тяжелых ботинок, снял школьное неудобное платье. Вспрыгнул на стул, взялся за спинку, покачал стул вместе с собой. Улыбнулся, взялся покрепче и вскинул себя вверх ногами. Сплелся в клубок черных ног и голых рук, извернулся, качнул опору и стек пониже. Только поосторожней… Еще холодно. А потом он и вовсе перестал думать. Тело притворялось змеей и в такт вечно звучащей в нем музыке играло дугами изгибов, плавными точными движениями и равновесием. Иногда эта музыка звучала в песнях Юма… Взрослые что-то говорили, но они были далеко… Нервы успокоились, мышцы разогрелись. Интересно, кто такой Младший Химера? И почему старик назвал его самого тагом? Разве он не глупее всех в классе? На миг он замер и словно увидел себя со стороны: что-то извивающееся, большеголовое, растрепанное, со впалым, мягко пульсирующим животом, в общем – жалкое. И неприятное. Сразу вспомнился вчерашний уродец в зеркале. Дай скорее начал расплетаться. А старик сказал Артему:

– Больше всего это похоже на плач. Сам эквилибр, я имею в виду.

– Да, – задумчиво согласился Артем. – А еще мне кажется, что если бы Юмиса не положили в ротопульт с младенчества, то и он бы вытворял что-то подобное. Грустно. Но вот подготовка… Растяжка-то под ротопульт. Грамотная очень растяжка.

– Кто-то учил, – кивнул Иероним. – Подготовка к такому, насколько я понимаю, требует работы суперспециалиста. В Венке есть такие?

– Цирковые – есть. Под таймфаг, вот как Дайчик все делает – нет. Наши тоже сказали, что тут, похоже, Геккон поработал. Но Дай никогда там не был. Он уже два года под Бетой, с него глаз не спускают. Все улучшения навыков отслеживают. Но так и не засекли того, кто его обучает.

– Но ты догадываешься.

– Да, я догадываюсь.

– Для мальчишки – плохо, что он должен молчать о… о своем наставнике. Тяжеловат груз-то. Ах, Темка. Слушай. Как думаешь, а если твой Младший его просто-напросто тут прячет?

– …прячет?

– Ну да. Ты знаешь более скрытное существо, чем Химера?

Оба посмотрели на Дая. Артем усмехнулся:

– Теперь знаю.

– Очень похоже, что прячет, – кивнул Иероним. – А ребенка не расспрашивай. Это вообще не его игры.

Дай сидел на стуле, тяжело дыша. Как быстро они поняли, что эквилибру обучал Юм. Да, Юм. Да. Под таймфаг, потому что он хотел уметь все, что умеет Юм и клянчил. Потому что, сколько себя помнил, всегда повторял за Юмом все те упражнения, что он делал каждую свободную минуту. Очень трудные упражнения. Его маленького Юм сажал себе на плечи и так отжимался, потом начал учить простым стойкам, кульбитам, сальто и как держать равновесие, как правильно растягивать мышцы…

А вот что такое таймфаг, он давно знал. Даже не помнил, с каких пор. Когда в путешествиях Юм залезал в ротопульт, мешать, конечно, ему было нельзя, но смотреть-то можно. Хоть и страшно… Руки-ноги мелькают… Когда наконец корабль выходил из таймфага, Юм еще долго валялся в гнезде ротопульта, приходя в себя, подправляя курс, иногда дремал – и, едва рабочие обручи ротопульта раскрывались, Дай, истосковавшись и весь изведясь от сопереживания, тут же влезал к Юму в гнездо: когда был маленьким – они просто спали там вместе, пока Юм отдыхал; когда начал соображать, Юм охотно отвечал, зачем какая кнопочка, заодно обучая азам навигации и небесной механики. Формулы сладкие, как леденцы… Года два назад завел для Дая шлем и уже всерьез объяснял и показывал, всерьез учил, сначала на маршевых, а там и по чуть-чуть давал почувствовать тягу таймфага. Дай влюбился в радужную воронку таймфага почти так же, как в музыку. Юм хвалил и объяснял все больше. А там и первый настоящий черный комбинезончик подарил, и наконец разрешил лечь в гнездо одному, правда, минут на пять, и на очень простом треке, на простых цветах воронки… Дай потом просился еще покататься, но Юм сердился и говорил, что он еще маленький, что больше пока нельзя – и так ведь все болит? Да, спина болит и руки-ноги, потому что двигаешься на пределе анатомических возможностей… И еще потому тяжело, что еще маленький. До некоторых секторов не дотянуться, хоть Юм и настраивал ротопульт на него… Расти надо. Маленький. Как и эти вот говорят. Сколько еще терпеть себя маленьким? Потная футболка липла к телу. Он озяб, подобрал с пола платье и долго возился, одеваясь. Старик говорил скрипуче и устало: