Михаил Темнов - День восьмой

Галактион действительно был доверенным лицом Зевса, но избегал официальных титулов, поскольку исполнял много функций, которые не хотел афишировать. Бытовало мнение, что он личный представитель Зевса. Эту версию подогревал сам Зевс, дал ей жизнь, выделяя рядового, не имеющего титулов олимпийца своим вниманием из свиты придворных Олимпа.

Улыбчивый, доброжелательный, сдержанный Галактион всегда был желаем в любой компании, воодушевлял или расслаблял, глядя по ситуации. Он умел ненавязчиво внедрять нужные идеи, настроения, мнения в умы населения. Делал это так деликатно и незаметно, что собеседники не раздумывая, принимали его рекомендации, считая, что они сами додумались до этого.

Олимпиец вёл активный образ жизни, постоянно путешествуя по звёздным мирам. Он мог в любое время дня и ночи попасть к Зевсу, сдвигая очереди гостей из дальних галактик. Иногда мог договориться о такой услуге с правителем. Но такую помощь оказывал крайне редко и лишь в случае, когда считал это полезным для Олимпа.

Несмотря на свои возможности, Галактион жил очень просто. Богатством в виде имущества, драгоценностей и прочих излишеств он не располагал, даже не стремился к этому. Игнорировал щедрые предложения Зевса, что вызывало ещё больше вопросов. Он ютился в невзрачной хижине в горах Олимпа, правда, очень удобной, чистенькой, пахнущей деревом и цветущими кустами, среди которых она находилась.

Галактион в ней отдыхал, любуясь красотами природы, не тронутой чужой рукой и не любил, когда его навещали без приглашения. Это было его место, часть его внутренней свободы, которую нарушать он не позволял никому.

Путешествовать предпочитал не в теле, а так, как умели наиболее осведомленные олимпийцы – посылая в нужное место своего астрального двойника, оставаясь невидимым.

Галактион обладал острой интуицией, которая усиливалась даром предвидения. Просыпался дар в самые ответственные, критические периоды жизни Олимпа. Это позволяло Зевсу успешно избегать заговоров завистливых родственников и других богов.

Олимпиец добровольно взял на себя все хлопоты по безопасности Олимпа, самого Зевса, способствовал росту его могущества и процветания в сложную эпоху перемен, в которую они вступили. И не требовал ничего взамен.

С Зевсом работать было сложно. Но Галактион, непревзойдённый мастер игры не только на арфе, сумел найти в его душе те струны, игра на которых помогала делать громовержца более покладистым. Олимпийцу пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы Зевс, наконец, согласился с ним и принял его видение процесса взаимоотношений с технократическими цивилизациями, с которыми они соседствовали.

Зевс считал олимпийцев неуязвимыми, поскольку враги могли действовать, в основном, с использованием достижений технократического порядка, над которыми он просто смеялся, поскольку жители Олимпа были щедро одарены благими дарами: они могли летать, становиться невидимыми, переноситься в другие миры. И всё без того, чтобы создавать для этого какие-то устройства.

Зевс считал, что врагами ему могут быть только равные, а все прочие – бедняги убогие и слабые, поэтому и вынуждены запасаться всякой технократической ерундой.

Тогда, порыскав среди чужих земель, советник Зевса отыскал немногочисленных наследников исчезнувшей гуманоидной цивилизации, которая погибла только из-за того, что варварские племена чужой планеты, едва осилив космические путешествия, долетели до них и уничтожили под корень, оставив только воспоминания небольшого количества случайно спасённых о том, какой прекрасной была безупречная, но незащищённая и беспечная цивилизация.

Галактион советовал закрыть мир Олимпа для посетителей и любопытных из технократических цивилизаций. Хотя Зевс довольно часто делал исключения, принимая в своем мире именитых императоров или их не менее влиятельных посланников. И это было, по мнению Галактиона, излишним, так как вызывало у гостей только зависть и желания, противоречащие интересам Олимпа.

О Зевсе в технократических мирах знали и подспудно боялись. Потенциальные агрессоры, владея невероятной по разрушительной силе оружием, страшились той силы, которую считали божественной, поскольку она заменяла олимпийцам многочисленные космические армады звездолётов, прочие зыбкие блага технического прогресса.

Олимпийцы могли творить словом, усилием мысли, что могущественным технократам, даже обладавшими тайнами бессмертия, было недоступно. Как, впрочем, и само бессмертие без технократических костылей. И это их не только обезоруживало, но и вызывало ненависть из-за неуязвимости Олимпа. Поэтому огромный звёздный галактический мир Олимпа себя не пропагандировал. Правители технократических цивилизаций тоже не старались приоткрывать завесу неведения об Олимпе. Для широкой массы населения этих цивилизаций Олимп, могущественный Зевс, олимпийцы были не что иное, как красивый миф, сказка. При этом правители знали каналы, по которым они могли связаться с представителями Олимпа.

У Олимпа были потенциальные враги. Те цивилизации, для правителей которых знания и возможности олимпийцев в вопросах творения были дополнительным знанием, ступенью к абсолютной власти. Поэтому они, достигнув пика своего развития, пытались разными способами проникнуть в мир богов и завладеть их тайнами.

Сейчас Галактион торопился к Зевсу с информацией, которая выглядела тревожно.

Пристегнув ремень, Майкл Вебер откинулся в кресле. Рядом удобно устроилась Мэри. Она всегда делала всё основательно и правильно. Вот и сейчас, проверив, всё ли уложила в сумочку, протёрла подлокотники влажной салфеткой, включила вентилятор и пристегнула ремень, хоть об этом ещё не просили. Майкл тоже пристегнулся, решив, что всё-таки жена хорошо на него влияет. Он кое-чему у неё научился. Хотя бы этой обстоятельной аккуратности и основательности. Но, наверное, утратил что-то своё.

Раньше Майклу нравилась её подчёркнутая пунктуальность, но по прошествии прожитых бок о бок лет начала слегка раздражать. Жизнь с Мэри казалась пресной, хоть внешне всё выглядело вполне пристойно. Наверное, хорошо, что они сейчас вместе и без Лиз. Возможно, это вернёт хоть какую-то часть былых пылких чувств, по крайней мере, посмотрят друг на друга по-новому.

Мэри уткнулась носом в журнал, мельком послав улыбку в сторону мужа, а Майкл прощально взглянул на здание диспетчерской. От удивления его брови взметнулись: пёс, с которым он познакомился вчера возле лаборатории, теперь сидел у центрального входа на лужайке.