Валентин Беляков - Час червей

Немного муки их ствола хлебного папоротника, молоко гигантских тлей, яйцо домашнего птеродактиля, варенье из шишек и мха – ведьма будет печь пирожки. Я замесила тесто, разделила на подходящего размера кусочки, раскатала и в каждый завернула немного варенья. Затем щелчком пальцев разожгла огонь, и положила получившиеся пирожки печься прямо на плоские камни, составляющие очаг. Пока я следила за выпечкой и игралась с пламенем, заставляя его принимать причудливые формы, снаружи раздались приближающиеся шаги. Интересно, кто это ко мне пожаловал на ночь глядя?

Приоткрыв низкую скрипучую дверь, я выглянула на улицу, вытянув длинную морщинистую шею. Внизу, у подножия шаткой лесенки, служившей моей избушке крыльцом, стояла девочка. Её глаза (такие же, как у меня, вогнутые блюдца) смотрели на меня удивлённо, испуганно, но не без любопытства. Ладный тонкий стан прикрывало только короткое пончо из листьев, оставляя нежно-лазурную кожу суставчатых конечностей блестеть под лучами солнца, пробившимися под лесную сень. В руках девочка сжимала плетёное лукошко, полное мясистых улиток.

– Доброго вечера, маленькая, доброго вечера! – добродушно проскрипела я, – не желаешь ли отведать пирожков с вареньем?

– Ты – незнакомая, – с опаской ответила девочка, – почему здесь ты? Дома не было. Зачем дом не в деревне?

– Всё-то тебе знать надо, – усмехнулась я, – ведьма я, обыкновенная колдунья. Пирожки будешь ли? Мне не жалко! – повинуясь движению моей руки, готовые пирожки погрузились на широкое блюдо, возникшее прямо из вохдуха, и плавно вылетели на улицу, к маленькой дикарке. Та замерла на секунду, ещё сильнее расширив круглые глаза, а потом вдруг сорвалась с места и припустила прочь, да так поспешно, что даже уронила свою корзинку. Уже издалека я услышала её крик:

– Незнакомая колдовать! Незнакомая ведьма! Беда случаться!

Вот и делись с людьми вкусняшками после этого! Ну и ладно – мне больше достанется.

Только я успела доесть и достать книгу заклинаний, чтобы почитать на сон грядущий – тут-то они и заявились. Дюжины две молодчиков в защитных пончо из плотной кожи, с копьями и факелами в длинных лягушачьих руках.

– И что вам длма не сидится? – проворчала я.

– Убивать ведьму! – гортанно выкрикнул один из них. Остальные одобрительно загудели.

– А вот так не хотите? – воскликнула я, взмахнула руками, и над болотом поднялся шторм. Горе-воины завертелись в воздухе как сухие листья, роняя своё грозное оружие. Когда я решила, что с них хватит, ветер аккуратно поставил их на землю – я ведь хотела их только припугнуть, а не поранить. Не успев даже толком опомнится, доблестные дикари бросились бежать, в том же направлении, что и моя первая знакомая. Я решила наведаться к ним в гости.

Небольшая деревня оказалась достаточно далеко от моего жилища, чтобы до меня не доносился её докучливый гам, но добраться до неё не составляло труда. Ещё до того, как я ступила на утоптанную землю единственной улицы, деревушка словно вымерла. Лишь испуганно следили из каждой щели испуганные блестящие глаза. Я деловито прошлась по деревне, по-хозяйски оглядев без малого три десятка составлявших её домов. Это были примитивные, крытые папоротниковыми листьями, бунгала. За деревней протекал небольшой ручей. Рядом – маленькое поле с чахлыми всходами какого-то сиреневого злака.

– Не заслужили, конечно. Но я ж иначе места себе не найду, когда проснусь, – вздохнул я. То есть, ведьма вздохнула. Изобразив для приличия в воздухе какие-то магические пассы, и вырастила столько злаков, что деревушку окружило целое сиреневое море. Ни прибавив более ни слова, я заковыляла к себе домой. Когда я, наконец, улеглась на свой матрас, набитый ароматным сеном из лесных трав, на небо уже взошли обе луны: золотистая и медно-оранжевая. Красота! Снаружи послышался робкий стук, затем грохот, как будто кто-то кубарем скатился с лесенки, попытавшись отойти от двери как можно быстрее.

– Да иду я, иду!

Под дверью лежал свёрток душистых лепёшек, а на поляне с ноги на ногу переминался длиннотелый туземец.

– Ведьма извинять?.. – осторожно стросил он.

– Да-да, милок, так и передай. Конечно, извинять.

Вспомнив на утро свой сон, я долго смеялся, про себя, разумеется. Из обрывков каких образов, подчиняясь какой извращённой логике, мой мозг соткал этот чудной мир, а тем более невообразимый переход в него?.. Не даром я решил пойти по тернистому пути нейробиологии – есть в этой науке области, которые так и просятся быть изученными.

Прежде чем вылезти из постели, я понежился ещё пару часов, как и в любой день, когда обстоятельства не заставляют меня вставать к определённому времени. Надеюсь, Билл купил еды. Я встал и оделся, даже причесался немного (хотя моей соплистой соломе от этого, похоже, ни жарко, ни холодно). Заправив свою постель, я по привычке поздоровался с сестрой, неподвижно стоявшей в дверях, и принялся за её неприбранную кроватку. К немалому беспокойству, я обнаружил на ней несколько пятен крови. Они были небольшими, но кровь была ещё свежей, так что спутать её с чем-то другим было маловероятно.

– Ида, с тобой всё нормально? Ты не поранилась? – спросил я, без особой надежды на ответную реакцию. Как и предполагалось, она не ответила, будто не слышала. Я подошёл к сестре и за руку притянул её в комнату. Она не сопротивлялась, но и не продолжила бы идти, если бы я отпустил её – как воздушный шарик на верёвочке в безветренную погоду. Я внимательно осмотрел её костлявые веснушчатые руки, придавая им разные положения, в которых они и оставались, словно у манекена. На плечах нашлась пара ссадин, но старых, подсохших.

– Не против?.. – проклятое смущение нахлынуло даже по отношению к этой маленькой, некрасивой, ничего не осознающей девочкой, но я пересилил себя и оглядел так же её босые ноги, острые коленки… Чуть выше левого колена застыла капля подзагустевшей крови. Я хотел было проследить до основной ранки её след, уходящий всё выше и выше по внутренней стороне бедра. Но тут же отпрянул, словно кожа сестры ударила меня током.

– Т-ты… У тебя… Чёрт!

Конечно, всё можно списать на мою природную недогадливость, но ведь Ида до сих пор выглядела на десять, словно её тщедушное тело застряло в этом возрасте, и дальнейшее развитие было остановлено произошедшим с ней потрясением.

– Тупица, небось и не поняла, что с тобой происходит. Конечно – кому ж тебя просветить, – моё смущение можно было, наверное, принять за брезгливость. Я чувствовал себя растерянным и беспомощным и старался не глядеть на сестру, – живот не болит? Дам и тебе на всякий случай таблетку, всё равно не скажешь ведь, даже если больно. Не волнуйся, это у всех происходит. Девушек. И надо купить… Ох… Ну за что мне всё это!