Александр Фролов - Гребень Дракона

– Надо что-то придумать. Ломать общую систему я, вряд ли, имею право: со своим уставом в чужой монастырь не лезут. А вот сад, который мы сотворили с Ингой, я могу усовершенствовать. Даже ничьего разрешения спрашивать не буду, – сказал я и заглянул в справочник Информсети. – В «Саду» сейчас коэффициент временно́й компрессии равен десяти, а самый высокий коэффициент, какой только бывает, составляет три тысячи. Замечательно! Вот его и устанавливаю. Готово! Условия в саду прекрасные, поэтому некоторые дамы смогут там дожить до ста лет. В реальном времени пройдет всего восемь циклов. Мои девчонки проживут долгую веселую жизнь, успеют вернуться в твой каталог, опять обновятся до двадцати лет, а там уж – как кому повезет. Может быть, у общества когда-нибудь изменится отношение к путанам, и оно начнет беречь и жалеть их. Надеюсь на это.

В самом начале разговора я показал Аннотации только как лавировать и стрелять, но ничего не сказал про скорость; а сам по ходу беседы постепенно наращивал и наращивал скорость судна, усложняя ей задачу. Женщина-голограмма уже довольно уверенно управляла гравилётом, но делала это так эмоционально, как будто, и впрямь, на карту были поставлены наши жизни. Её горящий взор был словно прикован к встречному потоку астероидов, она часто дышала, и её всю трясло от напряжения.

– Николай! Возьми управление. Со мною что-то происходит… Ой, батюшки! – воскликнула она и застонала.

Не зная в чём дело, я припарковал летательный аппарат к огромному ноздреватому обломку и удивленно посмотрел на собеседницу. Предводительница путан взвыла, задрожала всем туловищем, обхватила голову руками и, изогнувшись, громко выдохнула; потом она безвольно уронила ладони на колени, посмотрела на меня пьяными глазами и промурлыкала:

– Николай, ты не поверишь. Я кончила! Первый раз за две тысячи лет. Ох, как это сладко! Спасибо тебе!

– Я-то здесь причем? Даже помацать тебя не могу: руки сквозь тебя пролетают.

– Ещё как причем! Никто и никогда не любовался мной и не давал управлять кораблем. Ты ведь, я догадываюсь, нарочно придумал про метеорит в глазу – искуситель. От тебя исходит сексуальный ветер, он меня пронизывает, я его чувствую. Представляю, что ты вытворяешь с женщинами, и завидую им, – проворковала она, ласково глядя на меня и блаженно улыбаясь.

Мне поступило сообщение – прямо в мозг. Бригадир курьеров, тактично дождавшись паузы в нашем разговоре, четко доложил, что Фенокли Крыпс в данный момент находится в Игре «Старая крепость» в обществе трех сканок.

– С тобой хорошо, но мне пора возвращаться. Если когда-нибудь надумаешь ещё полетать, зови меня, – проговорила Аннотация. – Согласна кататься с тобой хоть каждый день!

Она на прощанье послала мне воздушный поцелуй – вплотную к моим губам – и перескочила в свой каталог «Путана». Я же перенесся в «Старую крепость».

3

Отыскать гуманоида в замке для меня не представляло труда. Я открыл в уме трехмерный план сооружения, запустил приёмник инфракрасного излучения и сразу нашел шлёпсианина. Он находился в одном из помещений казематов. Включив опцию «невидимка», я стал спускаться в подземелье по винтовой лестнице.

«Стоит ли затевать волокиту с Крыпсом? – раздался внутри меня голос осторожности. – У него ведь статус галактической неприкосновенности. Роза предупреждала, что могут быть большие неприятности».

«Да плевать я хотел с Эйфелевой башни на их неприятности! За наших девчонок я кому угодно глотку порву, даже если при этом придется жизнь отдать», – подумал я в ответ.

«Тихо-тихо! Ты своей жизнью не разбрасывайся, она у тебя одна. Это – не игра, где есть запасные жизни. Тебе ведь ещё предстоит спасать Солнечную систему», – осторожничал внутренний голос.

«Это я знаю и помню прекрасно, – изрёк я в уме считалочку для числа Пи. – Но вероломство должно быть наказано. Всё, решено! Заткнись и больше не вякай на эту тему».

Я прошел по узкому коридору, открыл низкую дубовую дверь и тихо вошел внутрь.

Стены помещения были выложены из грубо-отесанного камня. От множества горящих факелов, вставленных в настенные держатели, было жарко. Языки пламени тускло освещали зал, окрашивая всё в зловеще-багровые тона. Стоял смрад, пахло кровью и жженым мясом. У правой стены располагался кузнечный горн, из его раскаленных углей торчали железные прутья с ручками. В углу виднелась небольшая гильотина, со взведенным кверху косым тяжелым ножом. На массивной полке, у входа, были разложены орудия пыток: щипцы, клещи, цыганские иглы, различные заостренные крючья, а также несколько лезвий и скальпелей.

Моему взору – словно мгновенная фотография – предстала ужасающая картина истязаний.

Сразу за горном, на низком брусчатом топчане лежала голая девушка, животом кверху и в луже собственной крови. Всё её тело покрывали рваные кровоточащие раны и проколы, а в левую грудь было воткнуто шило – по рукоятку. Обе руки путаны и её левая нога были приколочены большими гвоздями к топчану; рядом лежала её правая нога, отпиленная по колено. Тут же валялась окровавленная пила. У противоположной стены я увидел вторую сканку. Она, вся в кровавых рубцах, исполосованная нагайкой, была подвешена толстой пеньковой веревкой за руки, с отсеченными от них пальцами. Канат проходил через потолочный блок и крепился к барабану, установленному в дальнем углу зала. Барабан медленно раскручивался, опуская несчастную девушку промежностью на острие кола, вбитого вертикально между напольными каменными плитами. Ей была уготована ужасная мука, и первая струйка алой крови уже побежала по колу, смазанному солидолом. Третья путана, также голая, как и первые две, висела на дыбе с вывернутыми руками; на левой руке не хватало кисти – из открытой раны кровь хлестала ручьем. Отрубленное запястье лежало на полу около плахи, с засаженным в неё топором, обрызганном кровью. Нежное девичье тело было сплошь покрыто ссадинами, синяками и фигурными черными ожогами, а из вытекшего глаза девушки торчала огромная игла.

В центре пыточной стоял инопланетянин в белом переднике, заляпаном кровью. Это был шлёпсианин Фенокли Крыпс. Он как раз занимался своей любимой игрой – допросом путан. Когда я вошел, Крыпс резко обернулся на скрип дверных шарниров и, ощетинившись спинным гребнем, развернул в мою сторону свои глаза, далеко вылезшие из глазниц на гибких бордовых жгутах с синими прожилками. Ничего не увидев, он подумал, на шлёпском: «Сквозняки. Их тут полно в моих любимых казематах». В этот момент он держал в восьмипалой руке кочергу, с раскаленным до бела загнутым концом, и прижигал им очаровательную грудь невинной жертвы, подвешенной на дыбу. У бедняжки были вывернуты плечевые суставы, и она висела на сухожилиях. Гуманоид же, вцепившись второй рукой в её волосы, тащил пытаемую вниз, тем самым усугубляя её страдания.