Владимир Черняев - Кто ты, человек? Сказание о Свете

Вот слуги зажгли свечи,

скворец закончил трели,

и пчёлы улетели.

Трудяга паучок,

со стебля на сучок

раскинул свою сетку,

и вот уже на ветку

от центра свита нитка,

а у корней улитка

приют искала в щели,

и улеглись в постели

трудяги мураши.

В саду же ни души,

конечно кроме Светы,

и волновало это

её больше всего,

дождется ли его?

Так за кустом сидела,

и думая, глядела,

как движется улитка.

Вдруг скрипнула калитка,

послышались шаги,

шёл он и два слуги

его сопровождали

и что-то обсуждали,

немножко приотстав.

И Света тут достав

улитку под кустом,

ей бросила потом

в охрану, не открывшись.

Те враз остановившись,

на небо поглядели

и чуть оторопели,

вернуться жаждя к дому.

Один сказал другому:

«Так в жизни не бывает,

улитки не летают.

Давай пойдем к учителю,

ученому мучителю,

узнаем, что он скажет,

когда её покажем».

А Гвази постоял,

и чуть зевнув, сказал:

«Я с вами не пойду,

побуду тут в саду».

Сорвавши розы ветку,

отправился в беседку.

13

Не торопя события,

и выбравшись с укрытия,

пошла Света за ним,

в беседке, чтоб с одним,

успеть поговорить,

и Гвази, взять склонить,

к задуманному делу.

Идя дорожкой смело,

к беседке подошла,

и в ней его нашла,

сидящего в раздумье.

Теперь она в саду с ним

была наедине.

А в башенном окне,

что выходило в сад

и с видом на фасад

чудесного дворца,

мелькнули два лица,

каких-то видно слуг,

что появились вдруг

когда она входила,

и ей не видно было

уже того окна,

и потому она

там их и не заметила.

А Гвази так ответила

на удивлённый взгляд:

«Пришла тайком я в сад,

чтоб свидеться с тобою.

Сейчас тебе открою

зачем сюда явилась,

и чтобы не случилось,

воспринимай, как есть.

Пока ж одни мы здесь,

скажу, что я скрываюсь,

и в помощи нуждаюсь,

и откровенна я,

мне помощь лишь твоя,

нужна для светлой цели:

чтоб счастья поимели

все люди на планете».

И так хотелось Свете

продолжить мысли нить,

чтоб Гвази объяснить,

зачем ей всё здесь это,

но вспомнила тут Света,

что время очень мало,

и дальше продолжала:

«Прими пока на веру,

и завтра, ты в пещеру,

что вверх от замка в гору,

приди в вечерню пору.

Тебя там буду ждать,

никто ж не должен знать

о том даже случайно.

Приди туда ты тайно,

и не спеша в тиши,

все там с тобой решим.

Сам будешь всё судить.

Теперь же уходить

пора мне побыстрей».

И только от дверей

прошла немного садом,

как тут же из засады,

к ней стражи подступили,

и грубо предложили

пройтись теперь ей к князю,

а вышедший к ним Гвази,

не смог ничем помочь.

Уж наступала ночь.

Затем её в подвале

всю ночь одну держали,

как страшную преступницу,

признавши в ней заступницу,

того парнишки – Грюна,

и как на ведьму плюнув,

князь ночь велел стеречь,

а днем на казнь и сжечь.

Бессилен, коль, топор,

огонь решит пусть спор.

14

Тьма ночная лес накрыла.

В лесу тихо мрачно было.

Не слышны шумы с деревни,

лишь щелчки сучков в деревьях,

да шумнёт листвою мышь,

и опять сплошная тишь.

Продвигаться во тьме сложно,

и ступая осторожно,

Грюн лощиной лез и лез,

углубляясь дальше в лес

наугад, не зная что там,

поворот за поворотом,

по лощине выше, выше.

Неожиданно он вышел

к серой каменной скале,

и в ночной, кромешной мгле,

наломав больших сучков,

собрав несколько пучков

меж камней сухой листвы,

подтолкнув ещё травы,

распалил костёр умело,

видно знал как это делать

Грюн должно не понаслышке.

Пламя яростная вспышка

заскользила по сучкам.

И усевшись рядом там,

Грюн в раздумье погрузился.

И казалось, он забылся,

но когда костёр стихал,

снова жизнь в него вдыхал

новой порцией сучков.

И не ведая оков,

пламя вновь пускалось в пляску,

приняв яркую окраску.

Время между тем летело,

пламя снова прогорело,

угли тихо затухали,

золы бабочки порхали

всё взлетая ниже, ниже.

Вздох костёр последний выжал,

потерял углей окрас,

тихо, медленно угас.

Грюн не спал, смотрел и ждал.

Ещё час прошёл, он встал,

подошёл к углям, разделся,

озираясь осмотрелся,

но тут не кому скрываться,

стал углями натираться,

не прощаясь с наготой,

плавно слился с темнотой.

В мраке словно растворился,

в невидимку превратился.

Негр с ним в сравненье плох.

Нацепив на бедра мох,

и не став здесь одеваться,

стал к деревне вниз спускаться.

Там, на самом на краю,

жизнь налаживал свою

бондарь древним ремеслом.

Лес был рядом за селом,

в сырье не было проблем,

и известен был он всем,

как большой знаток в том деле.

Для вина иль иной цели,

бочки ладил лучше всех,

и его этот успех,

делал жизнь ему безбедной.

Но зато уж был он вредный

и жаднючий до всего,

щепку даром у него

не возьмешь ты со двора.

Озорная ж детвора

потому над ним шутила,

и забор весь превратила

в редкий, редкий частокол.

Грюн, когда там, мимо шёл,

видел в дырку смолы бочку,

и хваля безлунну ночку,

он, покинув тёмный лес,

в огород тот скрытно влез,

до смолы до той добрался,

ей натерся, повалялся

тут же по сухой траве.

На всем теле, голове,

поналип репей и пух,

тот, что с осени был сух,

к тому ж сажей Грюн натёрт,

получился чисто чёрт.

В таком виде, вдоль заборов,

в ночки эту тёмну пору,

не дойдя дворов так пять

до трактира, он опять

затаился у ворот,

там, где улица, сворот

завершала к кабаку.

И здесь, лежа на боку,

наблюдал тайком за стражей.

Ну, а так, как, был он в саже,

то сливался с темнотой;

страже вставшей на постой,

от трактира был не виден.

Что готовил впереди день,

там никто не представлял,

а народ, что пил, гулял,

разошёлся уж давно,

лишь окошечко одно,

чуть светилось изнутри,

и до утренней зари

кабак впал в ночную спячку.

Грюн приметил днём здесь тачку,

с большой бочкою воды.

Для какой не знал нужды,

та стояла у ворот:

поливать ли огород,

иль для пойла для скота,

только Грюну бочка та,

как нельзя сгодилась к стати.

И хозяин уж в кровати

видно спит давным-давно.

Нет луны, кругом темно,

и не бродит ни души,

у трактира лишь в тиши,

на траве костёр пылает,

двор трактира освещает.

Улица туда под скос.

Камни вынув, с под колёс,

Грюн, напрягши больше сил,

тачку с бочкой покатил,

разгоняя всё сильней,

укрываясь сам за ней.

Света с тьмою грань там стёр,

бухнув бочку на костёр.