Владимир Черняев - Кто ты, человек? Сказание о Свете

подошел совсем уж близко,

когда слышно уже стало

бряцанье оков металла,

услыхал Грюн и их речь.

Один страж твердил, что сжечь

её нужно на закате,

а иначе сил не хватит

совладать с ней и огню.

«Нет,»-твердил другой– «к коню

прицепить её за ноги,

и таскать по всей дороге,

пока в пыль не изотрётся».

«Нет, верёвка оборвётся».-

третий тут же возразил.

«Я б каменьев нагрузил

в чан большой из под бурды,

и налив туда воды,

на неё затем поставил,

и охранников приставил,

чтоб лежала на виду.

А сгорев, она в аду

быстро с чёртом сговорится,

и обратно возвратится;

зельем сильным всех потравит,

к бесам в ад на пир отправит».

7

Понял Грюн: она колдунья,

и затем лежал в раздумье

ещё долго там в кустах,

и смекнул, что в тех местах,

где жила та молодуха,

должна жить ещё старуха,

что всему её учила,

так как эта ещё была,

для колдуньи, молода;

и ему нужно тогда

ту бы бабку отыскать,

шанс такой не упускать,

а использовать сполна,

и добыть там сон вина.

Встав и выйдя на дорогу,

обратившись в душе к богу,

и отбросив все сомненья,

пошёл в верхнее селенье.

Там у местных ребятишек,

из окраинных домишек,

он узнал о той старухе,

и что ходят уже слухи,

о поимке молодой,

и что кончится бедой

это дело, не иначе,

так как все обычно плачут,

кто обиду им нанёс:

проливая море слёз,

в труде бьются бесполезном,

нет спасенья от болезней,

долго недугом страдают,

или просто погибают.

8

Сам всё думая про Свету,

Грюн нашёл колдунью эту

на окраине села.

Там она жила – была

в совсем ветхой развалюхе,

так под стать самой старухе:

скаты крыши провалились,

стены все перекосились,

окна – чёрные провалы,

изгородь вокруг упала,

все столбы давно погнили,

и казалось, что не жили

в этом доме лет уж сто,

вид ужасный, но зато

эту мрачную картину

оживлял густой дымина

с наклонившейся трубы;

и стояли у избы

на завалинке горшочки,

в них уже цвели цветочки

очень редкой красоты.

В огороде же кусты

лопуха лишь и крапивы.

Постучав сперва учтиво,

Грюн вошёл довольно смело.

Дверь зловеще проскрипела,

и впустила его в дом.

В полу мраке, за столом,

что-то трущую в горшочке,

и угрюмей тёмной ночки,

разглядел саму хозяйку.

Та, мышей летучих стайку

отпугнула кривой тростью,

проходить кивнула гостю.

И отложив тут же дело,

недовольно прохрипела:

«С чем пожаловал дружище?

Может, не меня ты ищешь,

и ошибся ты избой,

может, нужен кто другой?»

«Нет».– ответил Грюн колдунье,

и замешкался в раздумье.

как попроще объяснить,

чтоб и тайну не раскрыть,

и добыть чего хотел.

Но, однако, не успел

рот вторично он открыть,

проявив лихую прыть,

бабка ловко подскочила,

его ухо ухватила.

«Вижу с замыслом ты скрытым.

Говори лучше открыто,

не пытайся обмануть».

И взялась ухо тянуть

так, что Грюн аж осерчал,

и на ведьму заворчал:

«Отпусти! Скрывать не стану,

не прибегну я к обману,

расскажу, как оно есть,

пригласи-ка лучше сесть».

Ухо бабка отпустила,

и на лавку усадила,

приготовилась к рассказу,

не спуская с Грюна глазу.

А когда тот рот рассказал,

со стола взяла бокал,

лишь глоточек отпила,

и такой ответ дала:

«Всё понятно теперь мне,

на твоей я стороне.

Дело делать нужно дружно,

всё я дам тебе что нужно,

но сначала ты пойди,

внучку мне освободи.

Только так и не иначе».

Грюна этим озадачив,

проводила гостя вон.

И пошёл обратно он

грустен и сосредоточен,

новым делом озабочен.

9

Нужно было торопиться,

чтоб с предгорья вниз спуститься,

чтобы если не догнать,

то хотя б не опоздать:

до расправы чтоб прийти,

чтоб успеть ещё найти

способ вызволить Зулак,

внучку ведьмы звали так.

Как то сделать, он не знал,

и поэтому бежал

всю дорогу Грюн бегом,

а что делалось кругом,

он почти не замечал,

и лишь только повстречав,

на дороге двух бродяг,

перешёл на быстрый шаг.

День уж к вечеру клонился,

когда Грюн вновь очутился

в поселении у замка,

что в лощине, словно в ямке,

приютилось возле гор.

Грюн, как битый, ловкий вор,

шёл по улице беспечно.

Так казалось лишь конечно,

а на самом деле он

примечал всё, как шпион.

По селенью ползли слухи:

там шептались две старухи,

тут галдела детвора

у раскрытого двора,

у колодца три девицы,

набирая в бак водицы,

все твердили об одном,

что был найден ведьмы дом.

Только ведьму не поймали,

а лишь внучку там застали,

с нею справиться смогли,

и в оковах привели.

Шли пешком и притомились,

и сейчас расположились

на ночлег у кабака,

чтоб поужинать слегка,

выпить чарку, отдохнуть,

а уж утром к замку в путь.

Хоть и близенько осталось,

только стража опасалась,

что застанет темнота,

что злодейка неспроста

всё на солнышко косилась,

а оно уж опустилось

за густой высокий лес,

и с небес на землю слез

сумрак с легкою прохладой.

И решили стражи: надо

им теперь поостеречься,

чтоб ещё раз не обжечься

о нечистого дела.

Как ни как она была

хоть и юна, всё же ведьма.

И в народе всяки бредни

о деянье этих дам,

неспроста, то здесь-то там

появлялись раз за разом,

ожидая порчи, сглаза,

приворота, прочих бед,

уже много-много лет.

Грюн направился в кабак,

разузнать, что там с Зулак;

оценить всю обстановку,

проявив притом сноровку,

сел за стол в углу, за печь,

чтоб вниманье не привлечь,

но чтоб видеть в окно двор.

Со стола смахнувши сор,

заказал Грюн кружку браги,

и набравшись вдруг отваги,

стал расспрашивать соседа.

Тот сидел там аж с обеда,

и изрядненько был пьян;

браги выпитой дурман

развязал его язык,

и как видно не привык

он и сдерживать себя,

потому болтал грубя

и ругаясь неустанно.

Только Грюну, как не странно,

это нравилось уж очень.

От него узнал Грюн впрочем,

что когда тут стражи пили,

меж собою говорили:

будут ночку до утра,

там, у заднего двора,

ведьму зорко охранять

человек они по пять;

и меняться через час,

не сводя с плутовки глаз;

жечь среди двора костёр,

чтобы был в свету весь двор.

Выйдя Грюн из кабака,

стал осматривать пока,

где и что, зачем и как;

и увидел, что Зулак,

где кончается забор,

как бандюга или вор,

с свежей раною на лбу,

прикручённая к столбу,

толстой, грубою верёвкой,

в позе сгорбленной, неловкой,

на узлы обвиснув, вяло,

глядя под ноги, стояла.