Алекс Соловьев - Матриум. Приветики, сестрицы!

И вот гляжу в окно, и чувствую, как меня все больше тянет в эту страшную ночную темноту. Нехорошая такая страсть, гадкая-прегадкая, лютая, демоническая, так и лезет откуда-то снизу, из чакры-муладхары, и никак ее не остановишь. Видно, это и есть чистейшая йецерара. И главное – кончиком ума-то я понимала, что завтра мне будет невыносимо стыдно, но ничего с собой поделать уже не могла: с каждой минутой моим разумом все больше овладевало затмение.

Раньше я думала: и отчего это в нас, таких современных и цивилизованных, до сих пор сидит вся эта жуткая дикарщина? Неужто генные инженерессы из Лаборатории Тела никак не придумают, как это из нас вытряхнуть? Позже смекнула: да все же просто, там ведь в основном одни феминяшки работают, а у теперишних феминяшки нет даже элементарных представлений о том, что такое природа бучи и до чего она коварна. Они ее, казалось бы, вечно изучают, всюду о ней трубят, клепают по ней всякие, там, диссертации, но прочувствовать изнутри им это не дано.

Знали бы они хотя бы, сколько неприятностей доставляет нам рудимент – этот проклятый подлый отросток! Он только и делает, что день и ночь напоминает о себе – ему вечно тесно, хочется выпрямиться, размяться, потянуться – и так всю жизнь. Сколько себя помню, столько и его, и вечно с ним морока. Почему он то маленький, то большой, и почему вечно хочется его трогать? В детстве, бывало, на уроке не выдержишь, сожмешь в ладошке через юбку, и так тебе легко становится, так сладко. А потом часами себя грызешь, каешься, как последняя дура. Да еще ночные кошмары – там все время какие-то огроменные двустворчатые двери – хлоп! хлоп! хлоп! – перед самым носом, а дальше – темень. Эти кошмары – хуже исповедальни.

Вам странно, сестрицы. О да, если тебе с детства вдалбливают, что все мы ровня, пусть ты и знаешь, что это вовсе не так, а все равно какой-то частью ума веришь в эту мечту – волей-неволей, а веришь: дело-то все в привычке. Но нет, на самом деле вам только кажется, что вы в это верите. Это как обман зрения. В действительности мы всегда знаем больше, чем думаем, что знаем, – это я на себе убедилась.

Вот я вам прямо сейчас… вы капельку потерпите, еще одно крошечное отступление, и я снова продолжу рассказ. Вот я вам сейчас кое-что растолкую, ведь я одна из немногих, кому в башку упаковали хитроумную программку под названием психоанал, и это мне реально помогло. Я не хвастаюсь, так оно и есть. Готова спорить, вы о такой штуке даже не слышали, потому что это секрет: меня даже просили об этом особо не распространяться. Так вот: вы удивитесь, но на самом деле закон толерантности (это тот, что касается милосердинга), он вовсе не такой универсальный, как нас хотят убедить, то есть он не всегда срабатывает, а взрослая мистресса своим милосердингом ничем не отличается от шестилетней.

Не верите? Значит, вы просто меня не поняли. Все дело в том, что в действительности на бучей вы смотрите как на уродок, но вы об этом даже сами не подозреваете. Просто так устроен наш ум, вы в этом, можно сказать, не виноваты. То есть вам кажется, что вы смотрите на бучей, как на милых сестренок, да? Но ужас в том, что вы себе обманываете и сами же это прекрасно знаете.

Вот, например, когда вы говорите, что от рождения мы все одинаковы, как горошки на платье, и что это не проблема, что бучи так нескладно и некрасиво устроены, мол, чуток старания, капельку упорства – и будет им счастье, – вы говорите это, потому что вам повторяют это с детства, но тут есть подвох. Сама эта фраза программирует нас, бучей, на то, чтобы мы почувствовали себя неудачницами.

Мерси, конечно, нашему заботливому Институту Общества за то, что законы пока еще не позволяют бучей до рождения отсеивать, и потому нас и штампуется столько – едва ли не треть населения. А, может, это не из жалости к нам. Может, нами, уродками, нарочно общество-ня разбавляют, для контраста, чтобы вы на нашем фоне еще увереннее себя чувствовали. А?

Да ладно-ладно, это же очевидно, что мы, бучи, и есть уродки, это не скроешь. Тела наши – тумбы нелепые, а рудименты – это же коровье вымя: если нас раздеть догола, поставить на четвереньки и посмотреть со всех сторон, мы – самые что ни на есть коровы. Признайтесь, вы ведь тоже где-нибудь в глубине считаете, что именно из-за нас общество так медленно ползет к своему светлому будущему. Я и сама так раньше считала – до того как кое с кем познакомилась.

Нет, сестры, я не в претензии. Слава мими, до меня еще в гимназиуме дошло, какое это благо, что нам, бучам, вообще до сих пор позволено рождаться. Огромное мерси сестрам Шлиман за нашу бесценную демаристократию, я не шучу. Ведь как бы там ни было, но дорога перед маскулинами все-таки открыта, хоть она и узка, как ниточка. У нас есть всякие, там, права, – можно учиться, тренировать крео, строить свои планоме и все такое. Надо бороться с ленью и прочей ерундой – все в наших руках. Поэтому я тоже часто мечтаю, в душе я желаю славы, хочу, чтобы мной восхищались – пусть я по-прежнему всего лишь бучка-неудачница, мелкая букашка. Фантазии о моей будущей славе – это то, что дает мне силы жить.

Многие помнят великую госпожу Улузу Бинчер – ту самую, что девятнадцать лет назад якобы уплыла на Остров – так, по крайней мере, все в то время считали. Так вот, наряду с великой Марго и сиятельной госпожой Наной она была моим идеалом. Женщина с рудиментом! – вот, сестрицы, от кого я реально балдела. В детстве у меня над кроватью даже висела ее голография, на ней великая Улуза стояла на мостике над каким-то ручейком. Она была просто сногсшибательна – поза, улыбочка, а сзади – цветущие сакуры. Честное слово, она была потрясная на этой голографии, я часами могла ее разглядывать.

Вот не думайте, будто я сейчас говорю это, чтобы как-нибудь обелиться и выгородить себя за грехи, – грехов-то – ой-ой-ой. Просто с некоторых пор я стала сомневаться не только в себе одной, да и великую Улузу не случайно упомянула. Есть в жизни нашего общества темные стороны – сколько угодно темных сторон.

Помню, в тот вечер я еще доканывала себя мыслями, что великая Улуза – само совершенство, а я – бородатая толстуха в нейлоновой блузе и ленивая овца с нулевым крео и минусовым рейтингом. Как не смешно, рудимент – это единственное, что было общего между мной и великой Улузой.

Я уже говорила вам, что дом, где я жила, стоит на самой окраине Каллионы, в пятнадцатом районе. По правде говоря, это так себе район, далеко не самый лучший. Прежде я думала, что там, за задним двором, у нас что-то вроде промышленной зоны. Я даже искала это место через конексус, но не нашла – решила, что если там и припрятаны камеры наблюдения, то не для общественного пользования. Но однажды, еще до этого дурацкого пьяного вечера, я уже бывала за домом, и сейчас впервые рассказываю о том маленьком приключении. Это было уже давненько. Представьте себе, я ходила туда своими ногами. Это случилось как раз в тот день, когда закончился мой контракт с сестрами Крэкер, после того как до меня окончательно дошло, что его не продлят. В тот день я вышла из авиетки не на площадке этажа, как обычно, а просто у нижнего входа. Достаточно скомандовать: «Нулевой этаж» – и все, а раньше я удивлялась, из окна авиетки глядя, как это некоторые прямо по дорогам ходят. Безумие, конечно, но я не хотела возвращаться к себе, в свой маленький шамбрет в четыре квадратных метра на семьдесят третьем этаже, в которой нет ничего кроме кровати, столика, лет пять назад вышедшего из моды головида, мини-санузла, бесполезного мини-тренажера, маленькой прялки и моей главной ценности – Зуки. Я старалась не думать о будущем. Я просто шла, куда глаза глядели. Мне вдруг захотелось обойти дом, просто так, безо всякой причины. Вернее, сейчас я понимаю, что меня туда потянуло не любопытство, а желание хоть как-то отвлечься от дурацких мыслей. И я почапала на задний двор.