Владимир Яценко - Пленники зимы

– Нет, – сказала Калима. – Этого ничего нет.

– Тогда тебе известна оценка подготовки экспедиции!

– Молодой человек, – завозился на своём месте Михаил Егорович, но с кресла не встал. – Я работал с этими образцами. Смею заверить, что не заболел и не умер…

– Представьте, заметил, – насмешливо ответил Максим. – И как часто вы подписываете акты бакэкспертизы по отсутствию у себя рвоты и поноса?

– Наташа, – не замечая поднявшийся шум, обращается к новой знакомой Максима Калима. – В его словах есть смысл?

– По большому счёту, всё верно. Такие исследования не помешали бы. Конечно, это сильно попахивает теорией…

– Я вам скажу, чем это "попахивает", – не выдерживает Максим. – Копотью сожжённых трупов! Юстиниановая чума в шестом веке свирепствовала пятьдесят лет.

Погибло сто миллионов человек. Чёрная смерть в четырнадцатом веке уничтожила треть населения Европы. Вспышки пандемий повторялись и позже, но с каждым разом число жертв было всё меньше. Почему? Выжившие передавали свой иммунитет к заразе по наследству. Человек приспособился. Там, подо льдом разница между нашим иммунитетом и неизвестными микроорганизмами, по меньшей мере, несколько миллионов лет! Это чужая планета!

– Доводы вашего начальника экспедиции производят впечатление, – подал голос строгий мужчина с диктофоном на столе. – Страховая компания никогда не даст разрешения…

– Глупости, – грубо перебил мужчину с диктофоном пожилой господин, сидящий рядом за столиком. – Признаюсь, только теперь я смог оценить выбор нашей хозяйки. – Он с уважением качнул головой в сторону Максима. – Вот только два замечания: во-первых, в наш мир оттуда текут реки со всей упомянутой микрофлорой. Так что положение о нашей полной неприспособленности слабовато. А во-вторых, как представитель своего ведомства, заявляю, что такие исследования проводились. Заключение у меня в каюте, в сейфе.

Все перевели дух, заулыбались.

– А не могли бы вы огласить весь список проделанных вашим ведомством исследований? – чуть повысив голос, сказал Максим. – А то на какие-то тревожные мысли наталкивают эти ваши фокусы с документами.

– Могу ли я расценивать ваши слова, как недоверие к армии? – пожилой господин грозно развернул кресло к Максиму. – Я – генерал-майор…

– Мне абсолютно безразлично, как вы будете расценивать мои слова, – без тени почтения ответил Максим. – И звание ваше меня тоже не интересует: смерть на погоны не смотрит. И не надо так гневно сверкать глазами, отсюда всё равно плохо видно, – в зале раздались осторожные смешки. – Если я – начальник экспедиции, то хочу чтобы все знали: в своём руководстве ничего, кроме ответственности, не вижу.

Сколько людей со мной отправится в эту преисподнюю, столько же должно вернуться.

Поэтому, если у вас в сейфе и в самом деле лежит заключение бактериологической экспертизы, то вам самое время его показать.

– Конечно, – заявил генерал. – Я покажу после совещания.

– Зачем же после совещания? – удивился Максим. – Мы все одинаково рискуем; для всех это вопрос жизни и смерти.

– Но это потребует времени…

– А мы не торопимся, – теперь уже все, не таясь, одобрительно зашумели. Генерал пожал плечами, поднялся с кресла и двинулся к выходу. – И не забудьте захватить остальные справки, – напомнил ему Максим.

– Какие справки? – остановился генерал.

– Все, какие есть. Вы же сказали, что проводили ещё какие-то исследования.

– Результаты засекречены…

– А вот этому я верю, – Максим даже покивал головой. – Вот только роль подопытной крысы мне что-то не по душе. Такое впечатление, что вы засекретили от нас результаты экспериментов, проведенных на наших жизнях.

– Мне не нравится ваш тон, – заявил генерал. Теперь он выпрямился и сделал шаг в сторону Максима. – Извольте пояснить своё недоверие к моим словам. Являясь представителем силовых ведомств, я не потерплю намёков…

– Сила – это не довод рассудка, а торжество обстоятельств. Вредное и опасное торжество! Потому что только сила вводит в соблазн соразмерять средства для достижения цели с самой целью.

– А с чем их нужно соразмерять?

– С совестью!

Генерал ещё с минуту постоял, кривя губы, потом молча повернулся и вышел за дверь.

– Кажется, ты его "достал", – сказала со сцены Калима. – Всё-таки иногда ты поразительно невыносим…

– А я поражён, что кто-то смотрит дальше тебя. Даже если его документы – не липа, и нам удастся оттуда вернуться: где гарантия, что инкубационный период неизвестной заразы не окажется случайным образом больше срока нашего путешествия?

И мы, вернувшись оттуда, не принесём смерть своей цивилизации? Мир может не вынести нашего возвращения, Калима!

Максим лишь на мгновение отвёл взгляд от пенного буруна посреди реки, с которым судно шло против течения, а в следующую секунду, когда он вновь повернулся к окну бокового обзора, буруна уже не было, как не было и чёрной башни надстройки подводной лодки.

Не веря глазам, Максим приказал водителю остановить машину, отбросил вперёд люк штурманского места и по пояс вылез из вездехода. Справа от него стремительное течение реки неслось назад к известному миру, с которым их соединяла лишь подводная лодка. И она только что утюгом пошла на дно.

– Почему стоим? – звонко крикнула изнутри Калима.

Максим, не отвечая, взобрался на крышу вездехода и выпрямился во весь рост.

Подводной лодки не было. Глухо лязгнул второй люк, это вылез Иван. Сильно щурясь, он смотрел вперёд, не в силах понять причину задержки.

Калима присоединилась к Максиму, осмотрелась и молча уставилась на реку.

– Это что же? – чувствуя неприятную дрожь в ногах, спросил Максим. – Твои люди решили отработать команду "срочное погружение"? С открытым верхним рубочным люком?

– Ну да, правильно, – незнакомым голосом сказала Калима, поперхнулась, закашлялась. – Верхний люк был открыт. Пак на мостике стоял, как обычно, сигнальщиком…

Рядом остановилась вторая машина. Из вездеходов потихоньку выбирались люди. Они всё ещё недоверчиво топали ногами по грунту, который пока так и не решились назвать землёй. Некоторые опять задрали головы, чтобы ещё раз поразиться буйству красок на местном небе. Никто из них ещё не понял, что произошло. Никто не осознал масштабов катастрофы.

Максим глубоко вдохнул и плавно, на выдохе, обвёл глазами расстилавшуюся перед ними местность. Взгляд, ни на чём не задерживаясь, заскользил по плоской, изрезанной редкими неглубокими оврагами безжизненной равнине до заляпанного красками горизонта. Ни кустика, ни травинки. Всё вокруг было ржавым, унылым и безрадостным. Если бы не изъеденная фиордами почти прямая лента реки, берущая начало в неизвестности, смотреть было бы не на что.