Владимир Науменко - Космияне. Часть 1

«Пару часов тому назад прошёл моросящий дождь, – подумал он – Природа, будто русская красавица, нарумянилась свежестью красок весны. Эх! Если бы иметь хоть мизерное представление об истинном предназначении всего и вся в этом мире, то и умирать, было бы не жаль. Наша беда, как учёных, состоит в том, что в своей работе мы поменяли живое созерцание природы на отвлечённые понятия, не имеющие и того грана прелести, которая присуща животным и растениям. Никто из нас и не подумает о том, какие еще непостижимые таинства вершит природа за стенами нашего научного заточения. Неужели мы вырвались из плена материнской опеки Вселенной всего лишь затем, чтобы обособиться от неё в цикличности своего внутреннего пространства, простирающегося от бессознательного до высших форм сознания, как некий абстракт ощущений внешнего мира».

Желдин неторопливо шел по асфальту аллеи, ухоженной заботливыми руками студентов – биологов. Красавцы тополя, с обмытыми листьями распустив почки навстречу ласковому солнышку, замерли в пылу роста. Властно наполнив озоном кварталы города, весна была всем желанна. Прошумев дождем, громоносная туча разрядила было воздух, вокруг дышалось легко и лица уставших от зимы людей светились радостью. День, клонившийся к багряному своему закату, всему придавал жизненные тона. Город ожил и стал немного чище. Наслаждаясь природой, отсчитавшей в его жизни ещё одну весну, Желдин в задумчивой манере стоял у фасада здания библиотеки. Оглядел колоннаду и покачал головой. В отреставрированных стенах шла подготовка к летним экзаменам, а сам вуз ожидал приёма заявлений от абитуриентов. Но что-то мешало ему лучше размышлять, и это порядком стало ему надоедать. Стараясь найти разумное объяснение своим странным ощущениям, в своих мыслях он прощупывал источник подозрительности, побуждающий к столь неприятным ассоциациям.

«О, Боже! На всё твоя воля!» – прикладывая к виску носовой платок, преподаватель не в силах был отреагировать на состояние, угнетающее самочувствие. Силясь не выдать себя ничем, он с поддельной беспечностью продолжал глядеть в небесную высь, бросающую в лицо ласково греющий солнечный луч.

«Невероятно, но мне сдаётся, что помимо своей воли я стал объектом чьей-то слежки. – При последней мысли он брезгливо поморщился. Голова раскалывалась от тайн. – Даю свою руку на отсечение, если сейчас к моей спине не прикован взгляд Чужака».

Резким поворотом головы, кидая взгляд через левое плечо назад, к своему большому сожалению он не обнаружил никого. Скверик был пуст, разве что мамаши прогуливались по нему со своими чадами.

«Похоже, что твоя идея о космической цивилизации кому-то очень не нравится, или, наоборот, заинтриговала». Тут он, соблюдая в движениях предосторожность за сказанные вслух слова, в шутку обронил фразу: Эй, вы! Я приглашаю вас на мои лекции.

Вдруг в его воображении всплыла картина двух кресел в той аудитории, где ему особенно интересно было проводить свои лекционные занятия. Восстановив в памяти её ход, он вспомнил, что в тот момент кресла были пусты. Обладая феноменальной памятью на лица, Желдин в порядковом исчислении называл каждого, кому принадлежало то или иное кресло. Желдин, сам поборник ежедневных посещений своих лекций, вспомнил и то, что зияние пустых кресел так и не было заполнено Дагосом и Лотманом: это красноречиво подтверждало их отсутствие.

«Мне непонятно! – он нахмурился. – Такие славные ребята, они обычно всегда посещали мои лекции. Что помешало им быть в последний раз? Надо разобраться».

Переключив своё внимание с ребят на проблему, вновь настойчиво напомнившую о себе, он поспешил в лабораторию.

Сказано – сделано.

Свершив задуманное действо, студенты спали безмятежным сном. Их ровное дыхание свидетельствовало о спокойствии, а раскрывшиеся перед ними врата сновидений, – о примирении с совестью. Но в лесу было по-иному. Ветер с беспощадной силой обдувал деревянные строения терема-лаборатории, неся в своих холодных потоках напоминание об ушедшей осени. Редко кто из местных жителей заглядывал сюда, обременённый думой о зарабатывании хлеба насущного, всё это создавало вокруг терема обстановку, благоприятную для его хозяев. Изнурённые ночным рейдом к радиотелескопу, они так прекрасно спали, что приди они в то утро сюда, вряд ли обратили внимание на отпечатки подошв чужих ботинок, отчётливо проступившие на пропылённом полу. Решив в другой раз проведать уютный терем, Всеволод Максимович, на которого со стен лаборатории взирали научные авторитеты, со смутным предчувствием покинул его и вернулся к себе.

***

Посланный в космос радиосигнал, покинув воду в атмосфере, что защищает нас от космической радиации, совершал дрейф по окрестностям Солнечной системы, без препятствий проникая в дали спутников и планет. Вселенная жила по своим правилам, рождая новые галактические туманности, протозвёздные образования и межзвездную пыль, зачатки разума: вечная эстафета жизни и смерти подчёркивала вехи её эволюции. Жизнь на Земле продолжала идти своим ходом, когда радиосигналом были оставлены позади гряды астероидов, гигантскими бусами рассыпавшихся в орбитальных сферах Марса и Юпитера. Планеты совершали свой космический путь. Преодолев пылевидную гряду, собой рассекавшую видимый участок Млечного Пути, суть спиральная галактика с перемычкой из ярких звёзд, выходящей из центра и пересекающей галактику посередине, он направил свой космический вектор к иным звёздам. Он держал путь к мирам, познание и суть которых, как тайна философского камня, остались вне пределов человеческого рассудка. Несколько сот малых циклоидных планет и спутников остались позади. Достигнув гравитационных границ едва заметного спутника, что затерялся в мириадах звёздных систем, радиосигнал в мгновение ока был перехвачен антенным устройством. Орбита планеты Зет-Игрек-Альфа, где присутствовало оптимальное соотношение света и тепла, и чья атмосфера не отражала, а наоборот, принимала «радиошум» Вселенной, оказалась восприимчива к внешним раздражителям из глубин космоса. Послание перехватил житель планеты, что была в «поясе жизни», удалена на безопасное расстояние от звезды. Принятый радиосигнал преобразовался в изображение. Приступив к его расшифровке, он быстро выявил серию сигналов смыслового характера, поступивших из далёкой спиралевидной Галактики. В его практике местного учёного приходилось получать и не такие сигналы, но последний имел особенность, где-то в его подсознании приобретшую знакомый профиль. Обуреваемый возникшими переживаниями, он извлёк из термостойкого шкафа посеревшую от долгого хранения таблицу, и с её помощью занялся дешифровкой позывных, чьё звучание он вложил в блок памяти системы, работающей в быстродействующей приёмно-информационной установке. Дрожащей рукой, подавая команды, он жадными глазами пожирал табло. На экран выводились нужные ему данные, цифры и буквы пробегали перед его взором. Каково же было удивление Тхары-Чандро, когда на мониторе высветилась схематичное изображение радиосигнала. Волнуясь, он встал и с картой поспешил к выходу из пульта управления космическими сообщениями. Потомок древних ариев понял, что в форме чёрточек и линий, при слиянии образующие профиль человека, он перехватил раскрытый конверт-послание n-ой цивилизации к другим. Он без особого труда догадался о том, что сигнал пришёл с орбиты ничем непримечательной планеты одной из систем звёзд, расположенном в туманном поясе Млечный Путь. Сколько раз ему приходилось летать в эту удивительную галактику, сколько раз возвращаться в родную звёздную гавань с новыми знаниями и коллекциями земной природы, не поскупившейся на щедрость и в периферийных областях Вселенной. Карта, которую в своих руках держал Тхара-Чандро, была известна землянам как таблица Менделеева. От нахлынувшего на него волнения он заходил по огромному беломраморному основанию лаборатории, чьи гигантские корпуса раскинулись по всей, недавно высвободившейся из-под неволи орионцев планете. Он долго не мог совладать со своим возбуждённым состоянием, пока ему не вспомнились слова древней легенды. Именно древние истории пишутся на звёздах. Дедушка рассказывал мальчику удивительную историю о планете Земля, о том, как ему будет тоскливо, не увидев берегов Инда, умирать в чужеродной галактике. Но то, что свершилось, то и произошло, ибо сама вечность всё уже заранее предугадала. Ему вновь представилась картина, ясно отпечатавшаяся в его воображении. Снедаемый внутренним любопытством, у статуи он начал продумывать детали полученной схемы.