Антон Ильин - Мир Дженнифер

Ветер усиливался. «Точно будет буря, – подумал Горан, – надо поторапливаться…» Майор направил колонну в транспортник. Трое автоматчиков сопровождали заключенных. Один заключенный споткнулся и упал – это был Анатолий Борисович Лейбман. Ему помогли встать фельдшеры, и он, напуганный, поспешил дальше. Горан внимательно наблюдал за процессией. Вереница людей проходила в транспортник, где солдаты усаживали их на специальные сиденья с наручниками и надевали ошейники с маяками.

– Эй, Горан! – Роберт высунулся из капсулы, чтобы позвать товарища. – Иди сюда!

– Господи, как же здесь воняет! – Горану ударил в нос спертый запах пота, перемешанный с запахом крови и спирта.

– Вот тут вырвано реле, видишь?

Горан нагнулся и рассмотрел в стене дырявый выступ с торчащими наружу проводами. Он нахмурился:

– С корнем вырвано…

– Там нет предохранителя, смотри. – Полковник положил на ладонь пластмассовую деталь с двумя никелевыми зубчиками.

Горан аккуратно взял деталь на ладошку с мыслью о том, что это кроха изменила весь ход событий протокола. «Как он смог это сделать?» – думал Горан, осматривая обугленные кончики зубцов.

– И вырвал его этот… – полковник показал на порванное крепление, – Ахметов.

– Наш беглец?

– Наш беглец. – Роберт кивнул и двинулся дальше вглубь корпуса.

Горан положил деталь в нагрудный карман мундира и последовал за командиром.

Кругом работали медики: они держали капельницы, заматывали в бинты раненых, накладывали им шины и мазали каким-то вонючим веществом, от которого мутило. Горан смотрел под ноги, чтобы не упасть. Внезапно его внимание привлек небольшой предмет. Он лежал у края борта, в том самом месте, где располагались щитовые.

– Что это? – Горан поднял черный плоский предмет и показал его полковнику.

Роберт взял предмет в руки, повертел, покрутил, а потом слегка прижал кнопку. Заиграла музыка, и веселое приветствие с логотипом «Самсунга» радостно озарило в полумраке капсулы суровые лица хранителей, словно хотело напомнить им о мире, дружбе и позабытых вечеринках.

– Зарядка почти что на нуле… – озабоченно сказал Роберт и быстро открыл медиатеку. По наитию он выбрал последний файл с видеозаписью и нажал на него. Ролик оказался коротким.

Улица блестит после дождя. Ненастье озаряется светом фар проезжающих мимо автомобилей. Камера трясется. Некоторые из прохожих, заметив оператора, настороженно смотрят в его сторону. Виден серый фасад дома. Три собаки, опустив головы, трусливо пробегают мимо дома и скрываются где-то во дворах. Камера разворачивается – бледный мужчина взволнованно смотрит в камеру. Глазные яблоки беспокойно бегают, губы шевелятся. Он явно напуган. «Сейчас одиннадцать часов вечера, – говорит мужчина, – двадцать первое апреля две тысячи первого года. Мое имя Поленов Платон Викторович, родился двадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят седьмого года…»

– Не могу больше! Подожди! – Платон схватился за бок и остановился.

Они бежали минут двадцать в темных мрачных туннелях планеты, что оказалось чудовищным испытанием для неспортивного, физически неподготовленного Платона, который лишь однажды в своей жизни бежал дольше десяти секунд, когда спасался от своры дворовых собак.

– Ладно. – Марат вытащил флягу и протянул ее спутнику. – На… попей.

Платон никак не мог остановить дыхание, он припал к фляге и стал с жадностью глотать ее содержимое.

– Сколько… еще… сколько до котла? – выдавил он.

– Еще много. – Марат подошел к стене и постучал указательным пальцем по табличке с надписью «Узловая 57. Направление: юг». – Еще две узловых пробежать надо…

Вода во фляге делала чудеса. Силы к Платону возвращались стремительно, дыхание выровнялось, сердце успокоилось. Это был не прилив сил, скорее эйфория, которая как сильное электрическое поле гудела во всем теле, делая его полым изнутри и стальным снаружи. Платону даже показалось, что он вот-вот оторвется от земли и начнет левитировать, как монах в заснеженном Тибете. Могло же быть такое!

– Бежать нам еще час, не меньше, – уточнил Марат и с неодобрением посмотрел на спутника. – Все! Надо двигать! Давай флягу сюда.

Тоннели вели то вверх, то вниз, порой сильно загибались, петляли, но потом заново выравнивались и превращались в бесконечные столпы света, идущие тугими пучками куда-то вдаль, где неизбежно смыкались в еле различимые точки с радужными контурами. Когда тоннели шли вверх, Платон начинал сильно отставать, и тогда он в страхе, что останется один, выкрикивал сбивчивые просьбы, похожие на мычание. Марат нехотя притормаживал и скрипел зубами, поскольку физическая ущербность людей злила больше всего на свете. Бывало, они вбегали в какие-то квадратные или прямоугольные залы с огромными вентиляционными люками и ребристыми стенами, на которых висели транспаранты, указатели и бессмысленные надписи со знаками, отдаленно напоминающие знаки дорожного движения. «Узловые», – решил Платон.

Через полчаса интенсивного бега Платону снова стало плохо и он, вконец обессилевший, молча упал на колени. Марат остановился спустя несколько секунд. Вздохнул и снова вытащил флягу.

– Пей, – скомандовал он, – только немного…

– Что… это? – спросил Платон, задыхаясь.

– «Бэ-сорок». Энергетик.

– Типа «Ред булла»?

– Чего?

– Ну, «Ред булл»… В баночках продается. Металлических таких. Узеньких, – показал Платон, сомкнув указательный и большой пальцы в колечко.

– Нет, не слышал… Не знаю такого. Наверное… А ты вообще откуда сам?

– Из Москвы, – ответил Платон и насторожился. Ему не хотелось откровенничать с незнакомцем, а при подобных обстоятельствах разоблачить себя было проще простого.

– А чем занимался? Что натворил, помимо этого?

Сказав слово «этого», Марат указательным пальцем зачем-то ткнул Платона в грудь. Платон рефлекторно опустил голову и посмотрел на свое полуголое тело.

– Учительствовал, – нехотя ответил он.

– Учительствовал? – удивился Марат.

– Ну да… Прикладную информатику в институте механики преподаю…

– Ты преподаешь? Прямо сейчас?

– Ну… не сейчас, а в общем… в МГУ.

– МГУ… Что это?

– Ну да, МГУ… Московский государственный университет… Известный университет, основанный Ломоносовым.

– Какая чудная фамилия… – Марат хмыкнул, а потом неожиданно спросил: – А это кто такой Ломоносов?

Платон растерялся.

– Ну как кто?! Великий русский ученый. Естествоиспытатель.

– Ломоносова не знаю, а русские раньше были, – сказал Марат с небрежностью в голосе, как если бы говорил о марках, которые его никогда не интересовали.