София Протосовицкая - Избранные. Мистический детектив

Будто в тумане, Ребров толкнул мусорщика, и тот рухнул со стула на пол. Из-под головы на линолеум растеклась лужица крови. Глаза старика закрылись, изо рта вывалился кончик языка.

– Почему ты пришёл? – орал Ребров, зная, что мусорщик не слышит.

В кабинет кто-то вбежал, крепкие руки схватили Реброва и потащили к двери. Перед тем, как его вытолкнули, следователь посмотрел на лежащего мужчину.

Тот открыл глаза и как ни в чём не бывало глядел на Реброва.

– Я не закончил допрос! – хрипел следователь, пытаясь вырваться. – Кто ты такой? Кто?! Скажи мне!

Мусорщик ответил.

Лицо Реброва скривилось от ненависти: старик опять лгал.

Ребров умылся, получил нагоняй от начальства и с чистой совестью курил на крыльце комитета. Всё кончилось. Ужас, который шесть лет сковывал Кащеевку, отвезли в больницу.

– Правосудие ещё и не таких сломает, – пробормотал Ребров.

– Что, простите? – раздался голос сзади.

Ребров обернулся. Участковый. Следователь в первый раз задумался о том, сколько пареньку лет и дал от двадцати двух до тридцати. Тот переминался с ноги на ногу, зажав под мышкой сложенный листок и папку для бумаг.

– Ребёнок заговорил? – спросил Ребров.

– Он же немой, – замялся участковый.

– На языке жестов, – терпеливо добавил Ребров.

Участковый почесал голову, и смотря под ноги, ответил:

– Мальчик им не владеет. Может, его похитили очень давно?

– Кто сейчас с ним сидит?

– Ну, – участковый принялся искать варианты. – Я проголодался, вот и подумал…

– Возвращайся, дождись органы опеки и дуй домой. Понял?

– Так точно! Кстати, он мне кое-что передал и показал на вас. Ну, когда допрос кончился. Может, подарок за спасение?

На улице повеяло холодом. Пульс Реброва участился, по телу побежали мурашки.

– Давай скорее, – выпалил Ребров и тут же подумал: чего бояться? Бредней старика? Того, что картинки оживут?

Участковый отдал смятый лист бумаги. Ребров тотчас его развернул.

– Что там, товарищ следователь? – не удержался полицейский.

Ребров убрал «подарок» в карман и тихо произнёс:

– Если хочешь жить, приведи ребёнка.

Участковый побежал в здание, но мальчик бесследно исчез – как и все те, кто пропал пятнадцатого июля.

«Ладу» Реброва делали не для гонок, но ему было плевать. Стрелка тахометра то и дело влетала в красную зону, двигатель злобно урчал, а придорожные кафе пролетали мимо, будто миражи. Всю дорогу он думал о дочке. Представлял, как обнимет, коснётся кудрявых волос. Чёрт, даже купит собаку, о которой та мечтала!

В 9:40 Ребров остановился у дома старика и вышел из машины. Оглядевшись по сторонам, следователь открыл багажник, достал канистру с бензином и побежал к разбитому окну.

Каждый шаг заставлял Реброва проклинать себя. Зачем он здесь? Полиция задержала подозреваемого, а найти сбежавшего мальчишку не составит труда. Все доказательства вины старика – кроме рисунков – уже в Следственном комитете. Мусорщик признает вину – момент наступит, когда ему выделят адвоката, который расскажет, что сотрудничество со следствием гарантирует нахождение в СИЗО, где условия лучше, чем в тюрьме.

Когда Ребров полез в разбитое окно, в кармане завибрировал телефон. Звонила жена – раз двадцатый за последние полчаса. Ребров спрыгнул на пол и взял трубку.

– Она просто ушла гулять, – ласково сказала жена. – Да, её нет на футбольном поле с другими детьми, но вся Кащеевка только и говорит, что ты поймал маньяка. Милый, пожалуйста, вернись домой…

Ребров завершил вызов. Что здесь не так? Почему улица пустует, словно что-то заставило людей уйти? Даже «опер», который должен был стеречь дом до приезда Реброва за оставшимися рисунками, куда-то исчез.

«Словно кто-то хочет, чтобы всё было ненормально», – подумал следователь.

Ребров подбежал к подполу, когда услышал чей-то писк. Спустя пару секунд он вспомнил, где раньше слышал этот звук: лет двадцать назад в программе с Жак-Ив Кусто. Звук, который ни с чем не спутать – песнь китов. Следователь полез в карман. Песнь звучала из листочка, который ему передал участковый: рисунка, где дочь следователя держала в руках свою голову, на законном месте которой топорщился китовый плавник.

Ребров смял листок. Писк прекратился. Следователь вспомнил слова мусорщика: «Им нужна вера». Но как поверить в чепуху, рассказанную психопатом? Ведь старик мог заранее нарисовать девочку и передать листок «внуку», чтобы тот напугал им Реброва.

– Ещё посмотрим кто кого, – подбадривая себя, сказал Ребров. Он открыл дверь в подпол и полез вниз. Затем следователь включил фонарик и положил телефон в карман рубашки так, чтобы верхняя часть устройства освещала помещение. Он мог так сделать и в предыдущий раз, но попросту забыл. Не глядя на рисунки, Ребров открыл канистру и облил книги бензином. Сжечь. Закончить кошмар навсегда. А начальству сказать, что кто-то из родственников жертв поджёг дом – разбираться не будут, маньяк пойман.

– Папа, – позвал голос из ниоткуда.

Ребров зажал уши. Нет. Неправда. Всё кончено.

– Их зубы, пап… Они кусают!

– Хватит! – закричал Ребров. – Ты не она!

– Пап, я была права – моя кровь розового цвета…

Ребров зарычал и положил канистру на пол. Левой рукой он достал рисунок. Правой – пистолет, который тут же снял с предохранителя.

В углу мелькнула тень – Ребров выстрелил. Зазвенело в ушах – палить в нескольких метрах замкнутого пространства было не лучшей идеей. Держа пистолет наготове, Ребров пошёл к кипе распятых рисунков. Тусклый свет кое-как освещал листы, но этого хватило, чтобы увидеть всю историю.

Ведь теперь он в неё верил.

Четверо китов плыли под наэлектризованным, будто полным молний небом, когда самый крупный из них остановился и рухнул на землю. От удара поверхность содрогнулась. Появившиеся трещины расширялись, заполняясь водой. Океаны, реки и моря рождались на глазах Реброва. Кит исчез. Вместо него из воды вышел нагой, маленький мальчик. Словно привыкая к земле, он открыл рот и запел.

Губы Реброва растянулись в блаженной улыбке. Он услышал тот самый зов, ради которого сто, двести, триста лет назад люди бросали всё что угодно – лишь бы быть ближе к мальчишке.

Песнь оборвалась, и Ребров увидел, как мальчик рисовал жертв. Узрел, как несчастные послушно раздевались, чтобы принести себя в жертву.

Он разглядел и свою дочь. Мальчик изобразил её несколькими штрихами, а после росчерком карандаша провёл жертве по шее. Голова малышки исчезла. Вид дочери привёл Реброва в чувство – он ударил себя по лицу и наваждение ушло.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.