Мария Фомальгаут - Временекрушение

Вдоль, конечно.

Амар это знает.

Хорошо знает.

Нет, не омар.

И не комар.

А Амар.

Амар гребет, понимает – не вывести лодку, унесет течением, река-то здесь вон какая, бурная, бешеная, закружит, унесет. А за Амаром еще лодки плывут, смотрят на фонарик в лодке амаровой, единственный огонек в непроглядной тьме.

Плещется река.

Бьются весла о шумящие волны.

Реки, они разные бывают, Амар знает. Амара отец с собой по рыбалкам таскал, вот Амар и знает. Есть речушки тихонькие, текут неспешно, будто сами себя стесняются. Есть реки горные, бурные, необузданные. Есть реки, на которые посмотришь – тишь да гладь, а как шагнешь в реку, как потянет на глубину, как закружат бешеные водовороты – унесут, не воротишься.

Есть реки.

А есть Река.

Река, она разная – где-то тянется плавно-плавно, ровно-ровно, там, например, где династия Сун, где-то вертится бешеными водоворотами, как в Смуту, где-то несется стремительным потоком, будто старается убежать от падающих бомб.

Когда отец у Амара спрашивает, где тот работает, Амар так и говорит —

– На Реке.

Ну а как еще объяснить…

На Реке.

– Помню… когда это было-то… когда-то… нет, было же… Ночью идем, темень такая непроглядная, а тут река… ну, мы не видим, что река, слышно только, вода шумит, волны плещут, свежачком потянуло… Мы туда-сюда, – а моста нет. Ну еще бы, мост был, кто нам мосты строить будет, некому мосты строить-то… И брода нет. Вот мы еще даже не смотрели толком, только чуем – брода нет.

Ну что делать, сколотили лодочки, не впервой, так-то мы реки переплывали, то речушки мелкие, а чтобы глубокие реки, это первый раз.

Кто же знал, что река такая окажется, сверху ровнехонько-ровнехонько, плавнехонько-плавнехонько вода течет, а как лодку-то опустишь, так и подхватит тебя, так и закружит, мало не покажется…

Далеко унесло течением, ну, это ясное дело, хорошо еще в водопад не попали. Долго плыли, ну, еще бы не долго, река вон как несется, с таким течением черта с два на берег выберешься. Уже и подзабыть успели, куда путь держали, а как хотели, вон сколько времени прошло. Ну, кое-как выбрались на берег, не все, конечно, выбрались, много кто потонул, мир их праху, благоверную мою там в водоворот затянуло, у Астерса сына унесло…

Лодки вытаскивать не стали, да что там от лодок осталось, щепки одни от лодок остались, вот что я вам скажу. Потом еще плутали, дорогу выискивали потерянную, ну да ничего, нашли, и к дому вернулись… а вы как хотели, дрога домой, она всегда вот такая… сложная…

– Берег.

Это Амар говорит.

Шепотом, про себя говорит, чтобы не слышал никто:

– Берег.

Разворачивает неприметную карту, смотрит на излучину реки:

– Берег.

Часы судного дня показывают без одной секунды двенадцать.

Есть такие.

Часы.

Судного дня.

И показывают без одной секунды…

Люди решают, что делать, чтобы не пробило полночь.

Боятся люди полуночи.

Ох, боятся.

Собирают советы, саммиты, принимают решения.

А Амар говорит:

– Берег.

Вот так выходит на площадь перед народом, говорит:

– Берег.

– …уважаемые туристы, будьте добры, обратите внимание на вот этот пологий берег. Ничем не примечательное место, верно? А теперь скажите, пожалуйста, почему здесь установлен памятный знак?

– Река дальше не течет?

– Да как же не течет, вон она течет, куда она денется?

– Утонул там кто-нибудь?

– Да сколько плыли по реке, столько тонули, это памятников не напасешься!

– А на берег вышли?

Смех.

– Кто сказал, что на берег вышли? Вы сказали? Ну, не бойтесь, не бойтесь, мы вас не обидим… молодец, пять баллов. Совершенно верно, именно здесь было положено начало новому витку эволюции, а именно – люди вышли на сушу.

– Да это много раз было!

– Верно, много раз, но первый раз – здесь.

– А каковы ваши доказательства?

– Ну… какие могут быть доказательства… легенда так гласит…

– Всё понятно с вами.

– Не верите?

– Ну как вам сказать…

– А у вас тут омар неправильно написан!

– Кто написан?

– Омар!

– Э-э-э, нет, уважаемые гости, это не омар, а Амар, он…

Схватить Амара.

Это приказ развесили по всем городам, по всем столицам, по всем странам:

Схватить Амара.

И тех, кто плывет к берегу – тоже схватить.

Амар гребет к берегу.

А вот как тяжелее грести, вдоль реки или поперек?

То-то же.

А Амар гребет.

Сносит течение Амара. Сносит.

А впереди водопад. Одна секунда до водопада.

Сзади люди плывут, качаются лодки, смотрят на огонек на корме Амара. Сзади стражники плывут, палят, стреляют, хотят подбить Амара, и сейчас бы загасить огонек, затаиться – да как загасишь, как затаишься, когда на твой огонек люди плывут.

Дзин-н-н-нь-гр-р-ро-х-х-х-х-х.

Это стражники р-р-ра-з – и огонек на корме меткой стрелой подбили. Или меткой пулей, кто там разберет. Амар замирает – сейчас бы затаиться под градом пуль, слиться с темнотой ночи, чтобы не убили, да как тут затаишься-то, когда люди в темноте потеряли путь…

Кричит Амар, во весь голос кричит:

– За мноо-о-о-о-й!

И град пуль.

Весло с легким стуком ударяется в твердь…

…помимо всего прочего наши предки время от времени использовали совсем уж неожиданный метод охоты: выманивали речных жителей на берег. Как нашим предкам это удавалось, до сих пор до конца не понятно: возможно, они обещали, что на берегу жителей реки ждет что-то особенное, прекрасное, чего раньше они никогда не видели, или потеряли бесконечно давно…

– Похоже на выстрел, – сказала Грета.

Я оторвалась от вязания, посмотрела на свою… снова отчаянно попыталась вспомнить, кем же мне приходится Грета, сестра, подруга, кузина, может, дальняя родственница, или тетя, или племянница, или…

…нет, я так ничего и не вспомнила, снова посмотрела на Грету, о чем она… а, ну да…

– Что ты сказала?

– Я слышала выстрел, – отозвалась Грета, закинула за ухо темную прядь.

– Ну что ты говоришь, радость моя, откуда тут…

Я не договорила, прислушалась – ей показалось, что теперь и она услышала что-то, похожее на выстрел – там, в летнем зале возле библиотеки.

Ни слова не говоря, мы устремились туда, даже столкнулись в коридоре своими платьями – именно эта крохотная заминка помешала нам увидеть преступника, и когда мы ворвались в комнату, она была пуста – если не считать лежащей на ковре старой леди, которая, несомненно, была мертва – простреленный левый висок красноречиво свидетельствовал о свершившейся трагедии.

– Кто… кто её… – я не договорила, мне страшно было произнести это слово – убил.

Первым делом я оглядела комнату – не притаился ли где-нибудь убийца – но вокруг никого не было, если не считать нескольких мотыльков, оставшихся еще с осени. Каково же было моё удивление, когда я обернулась в сторону широкой балюстрады, уводящей в старую часть дома, и увидела в дверном проеме Риту – она стояла, прислонившись к дверному косяку и обхватив обеими руками своего Питера – так она назвала плюшевого кролика, с которым никогда не расставалась. Я отчаянно попыталась вспомнить, кем мне приходится Рита – дочерью, сестренкой, племянницей, дальней родственницей или еще кем – но память упорно отказывалась что-то мне объяснять.