Александр Шалимов - Эстафета разума (сборник)

Тихон Терентьевич озадаченно заморгал, видимо, не находя ответа.

— У нас отпуска начались, — продолжал рассказывать Вася. — Сейчас многие в отпусках… Зойка тоже недавно в Крым уехала… Она часто в больницу ходила. Все справлялась о тебе.

— А Жорка? — поинтересовался Тимофей.

— Ух, он на тебя злой, — Вася даже зажмурился, чтобы показать, как зол Жорка. — Такое про тебя рассказывал, такое… Уж ребята и верить совсем перестали. И так он всем надоел со своими разговорами, что его в рабочий контроль выбрали. Теперь ходит всех проверяет.

— А к Зойке пристает?

— Нет… Она его так понесла на собрании… Он ее теперь боится.

— И правильно, — задумчиво сказал Тимофей.

Вася с недоумением посмотрел на него, потом встрепенулся:

— Знаешь, Тим, мы тебе яблок принесли, а внизу говорят нельзя… Ты на какой-то диете особой.

— А яблоки где? — спросил Тимофей.

— Внизу в портфеле. Сказали, ни в коем случае…

— Жалко…

— У меня тут осталось одно в кармане, но не знаю как…

— Давай, — Тимофей протянул руку.

Вася заколебался, оглянулся на Тихона Терентьевича, но тот изучал распорядок дня, вывешенный на дверях палаты.

— Ну ладно, — сказал Вася. — Бери. Только чтобы хуже не стало.

— Не будет, — заверил Тимофей, надкусывая яблоко, и тотчас спрятал его под одеяло, потому что в палату вошла сестра.

— Поговорили, — сказала она нараспев. — Вот и хорошо… А теперь собирайтесь, гости дорогие. Этого больного утомлять нельзя.

— Поправляйся, Тим, — сказал Вася, подавая на прощанье руку. — Я теперь буду заходить.

— Заходи, конечно. — Тимофей подтянул Васю за руку поближе и шепнул: — Ты, вот что, в следующий раз колбасы мне принеси. Только внизу не показывай.

— А тебе можно? — засомневался Вася.

— Мне все можно, — заверил Тимофей, — кроме того, что нельзя. А колбасу давно можно. Это я точно знаю…

Как только они ушли, возвратился профессор Воротыло.

— Товарищи с работы приходили? — поинтересовался он, укладываясь на свою кровать.

— С работы.

— Это хорошо.

— А что к вам не заходят? — спросил Тимофей.

Воротыло усмехнулся:

— Звонят иногда… Я, знаете, человек одинокий… Сварливый к тому же… Если придут с кафедры, начну расспрашивать, советовать, не дай бог, выругаю… А так: и им хорошо и мне спокойно…

Он продолжал улыбаться, но улыбка была печальная.

— А вы, значит, кафедрой заведуете?

— Заведую пока… Но уже недолго буду.

— А почему?

— Молодым надо дорогу уступать. У меня там вырос… один ученичок… Крайне ему не терпится место мое занять. А я вот ведь какой упрямый… И инфаркт меня не берет… Но придется уходить…

— А зачем? Вы же поправились.

— А затем, юноша, что хотелось бы еще несколько годков пожить. С жизнью ой как не хочется расставаться… Но давайте-ка лучше сменим пластинку… Вы мне вот что скажите: когда вы лежали в летаргическом сне, сны у вас были?

— Нет…

— Так… Значит, снов не было… Смену дней и ночей вы ощущали. И вам не казалось, что время тянется очень медленно.

— Нет, наоборот.

— Тогда, получается, что благодаря вашему состоянию вы как бы спрессовали время и перескочили из начала года прямо в его середину…

— Или ускорил течение времени, — сказал Тимофей и испугался, как бы эта магическая формула не сработала.

— Нет, слово ускорение тут не подходит, — возразил профессор. — Время ускорить или замедлить нельзя. А вот сжать его, спрессовать, по-видимому, человек может. И ваш летаргический сон — одна из подобных возможностей, подсказанная самой природой… Есть и другие, — задумчиво продолжал он, например, анабиоз… И все это — возможные пути в будущее… — Он вздохнул. — Для желающих, конечно.

— Вы думаете, люди в будущем научатся управлять временем?

— Как управлять?

— Ускорять, замедлять, останавливать.

— Нет, это невозможно… Убежден, что невозможно…

— Даже и через тысячу лет?

— Даже и через десять тысяч. Время неуправляемо, юноша.

— Нет, тут я с вами не согласен, — решительно возразил Тимофей.

— Это почему же, позвольте спросить?

— Потому что я могу…

— Что можете?

— Ну, управлять… Немного… Замедлять или наоборот…

— Вы имеете в виду вашу летаргию. Но ведь она — выпадение из нормы. Болезнь, если угодно. Никто не знает, почему вы заснули. И дай бог, чтобы это не повторилось.

— Нет, я сам. Захотел… и заснул. Могу и опять.

— Чудеса изволите рассказывать… И знаете ли, хочу рекомендовать: врачам не надо об этом. А то они вас еще в психиатрическую клинику упрячут.

— Знаю…

— К сожалению, время не только неуправляемо, но и бесконечно загадочно, юноша. Может быть, именно в нем — главная загадка бытия… Вот, например, время в микромире. Что мы знаем о нем? Мы пытаемся измерить его долями нашей секунды. Но ведь это, строго говоря, абсурд. Там свое течение времени, своя длительность процессов. Ничтожные доли нашей секунды могут соответствовать тысячелетиям микромира… Или время в большом космосе. Мы тоже измеряем его земными мерами. А что такой земной час или год в окрестностях Веги, Арктура, в бесконечности межзвездных пространств?

Тимофей покачал головой:

— Я не про то, Ефим Францевич. Я про свое время, которое мне дано. Мне, к примеру, сейчас двадцать девять. Сколько еще проживу? Пусть столько же… Значит, до двухтысячного года.

— Больше проживете.

— Пусть до две тысячи десятого, если атомной войны не будет… А я в трехтысячные года хочу, и еще дальше — полный коммунизм посмотреть, как у И. Ефремова. Вы «Туманность Андромеды» читали?

— К сожалению, не успел. В моей науке сейчас столько фантастики, что на литературную уже и времени не остается.

— Вот видите, времени… Вашего, Ефим Францевич, а не того — в космосе или еще где. Для человека главное его время. И чтобы правильно им распорядиться. Одним словом — управлять. Вот я, к примеру, это могу…

— Да вы не волнуйтесь, Тимофей.

— А я и не волнуюсь… Вы мне не верите и зря. Хотите докажу? Вот вы новый журнал сейчас принесли. Я его и в руках не держал. Давайте какой хотите рассказ или повесть, за секунды прочитаю и все вам расскажу.

— Это вы так называемое быстрое чтение имеете в виду?

— Да нет… А хотя, — Тимофей задумался, — может, оно так и получается. Тогда, значит, не я один такой…

Он замолчал, и в этот день Ефим Францевич, как ни пытался, уже не смог разговорить его.

Тимофея выписали из больницы в середине лета. Еще перед этим ему дали инвалидность и уволили из НИИ «по собственному желанию». Заявление он передал с Васей, и Вася же принес в больницу деньги, полученные по бюллетеням, и трудовую книжку.