Яна Дубинянская - Лестничная площадка

Фигура Ольги смутно обозначалась черным на темном фоне. Маленькая, сиротливая, поникшая и одинокая. Грег подумал, что она, скорее всего, выждет несколько десятков минут после его ухода и тоже откроет металлическую дверь, ведущую с тропического пляжа на осеннюю лестничную площадку. Остановившись перед офисной дверью с синим лого, Ольга стряхнет с жакета последние песчинки, на минуту закроет руками лицо, наводя на него макияж бесстрастности и железа. И привычно наберет тонким пальцем код замка.

И еще Грег подумал, что наконец-то ему удалось по-настоящему ей отомстить.

И не почувствовал ничего похожего на удовлетворение.

Он вошел в переодевалку, открыл вторую железную дверь, и в лицо пахнуло октябрьской промозглостью лестничной площадки. А я, столкнувшись с ним нос к носу, сначала отпрянула назад, а потом вздохнула и сказала зло и подчеркнуто утомленно:

— А, это опять вы.

Выглядел он ничуть не лучше, чем тогда в автобусе. Весь в ссадинах и кровоподтеках, — не разберешь, где старые, а где свежие, — под глазами совиные черные круги, как у немытых шахтеров, волосы влажные, взлохмаченные и грязно-серые, под ногтями глубокий, прочно въевшийся траур. Из одежды — одни только закатанные до колен джинсы неопределенного серо-черного цвета и к тому же насквозь мокрые. Красавец. Просто неотразимый мужчина — особенно с этой идиотской, в тридцать два зуба, улыбкой на побитой физиономии. И радостным детсадовским возгласом:

— Инга!!! Ненавижу!

— Двадцать лет Инга, — с настоящей злобой огрызнулась я прямо в эту измочаленную об асфальт морду. Дать бы пощечину, как следует, с размаху, чтоб знал, как путаться под ногами! Да некуда уже, места живого нет. Как он не понимает, идиот, что с меня хватит, хватит!..

— Красивое имя, — смущенно и по-дурацки пробормотал он.

— Да, железное, лязгающее и с длинным клювом, — оборвала я. И вдруг усмехнулась. В конце концов, что он мне сделал, этот чудик? В чем он виноват? Не в том же, что минуту назад я налегала всем телом изнутри на тугую, рассохшуюся дощатую дверь, а она громко, натужно скрипела, перебудив, наверное, всех в доме, и это было так глупо, глупо! Глупо и совсем не важно — потому что все уже кончилось, кончилось гораздо раньше. Но дверь стонала и не хотела меня выпускать, а потом пришлось открывать ее снова, потому что на лестничную площадку неизвестно как выскользнул совершенно чужой здесь белый котенок… И во всем этом некого винить, а главное — незачем, это ведь не имеет больше для меня никакого — слышите?! — никакого значения…

Я отступила в сторону и прислонилась спиной к одной из дверей, гладкой и прохладной, это успокаивало. Прикрыла глаза — ну же, бери себя поскорее в руки! — успев заметить, как нелепая фигура Грега направилась ко мне. Сквозь сомкнутые веки послышался его голос:

— Это очень здорово, что мы с вами здесь столкнулись, а то я и представить не мог, где вас разыскивать. А мне удалось узнать одну очень важную вещь, теперь я помогу вам, и мы вместе в два счета найдем…

И вот тут это случилось.

Я не успела даже открыть глаз — не то что поймать в полной мере это неуловимое ощущение. Похожее на легкую вибрацию — не только пола и стен, но и воздуха, и, не знаю даже, как выразить, — — всего окружающего пространства. Грег схватил меня за руку, и его материальное, даже грубое движение напрочь заглушило все эти тонкие, едва воспринимаемые процессы. А может, они уже и прекратились — какая-то стотысячная доля мгновения, не больше. Я подняла веки, и сморгнула, и еще раз, и еще, и провела свободной рукой по глазам, — и поняла, что это — все.

Мы с Грегом стояли на лестничной площадке каменного дома прошлого века, сводчатый потолок уходил на добрых пять метров вверх, а спускающаяся вниз широкая лестница была окружена потрескавшимися мраморными балясинами. Но сама площадка не так давно подверглась евроремонту, на стенах было суперсовременное пластиковое покрытие светло-палевого цвета, и из него смотрели друг навстречу другу две двери.

Одна — с длинной немецкой надписью на блестящей пластинке. А другая, на которую я только что опиралась, — сине-белая, с кодовым замком и логотипом. Еще была ненавязчивая дверь посередине, двустворчатая, с двумя нулями.

— Вот здесь я и работал, — делая широкий жест, сказал Грег идиотским описательным тоном, словно привел меня на экскурсию.

Я и без него догадалась.

— Это — все, — услышала я со стороны свой собственный тусклый потухший голос. — Машина больше не работает. Наверное, ее вообще больше нет.

Грег все еще держал меня за руку. После этих бесцветных и отчужденных слов он ее отпустил, но только для того, чтобы сильно, как следует схватить и встряхнуть меня за плечи.

— Ерунда! Всего лишь отключилось пространство фирмы, а мы как раз находились в нем. Остальные наверняка активизированы, нам нужно только подобраться к той лестничной площадке с другой стороны. Да идемте же, что вы как неживая, нам надо спешить, потому что…

Он тянул меня гораздо быстрее, чем я переставляла ноги, и на предпоследней ступеньке я споткнулась, съехала, как с горки, по щербатому мрамору, чуть было не запахала носом, влетела вместо этого в объятия Грега, молниеносно вырвалась и по остаточной инерции выскочила на улицу. Утро было ясное и морозное. Холод тут же нырнул в рукава легкого пальто, сковал обнаженные руки, пробрал до костей. Оказаться бы сейчас в таком месте, где можно принять ванну, выпить кофе и ни о чем больше не думать. Кстати, я же знаю, где это. Почему бы снова не начать жизнь с того места, когда милый, хоть и не отягощенный интеллектом парень жалобно говорил: «Спорим, ты вернешься?» Как будто ничего и не было. Как будто ничего и не нужно.

— Инга!

Этот еще здесь.

— Шли б вы домой, Грег. Вы же где-то живете, я думаю? Вам не помешало б одеться хотя бы.

Он поморщился и нетерпеливо махнул рукой:

— Обойдусь, я закаленный. Машина! Ее надо спасать, неужели вы не понимаете? Если она и дальше останется в руках этого человека… Черт возьми, какой же я идиот, я до сих пор вам не рассказал!.. Машину профессора Странтона прикарманил тот тип, который… вы новости смотрели? Да идемте же на улицу, я вам лучше пальцем ткну, покажу наглядно, а то вы как рыба консервированная…

И Грег бесцеремонно выволок меня из подъезда, выволок со двора, выволок из узкого тихого переулка на прямой широкий проспект. По ту сторону улицы шло строительство, длинный бетонный забор уходил вдаль, сокращаясь в перспективе, и вместе с ним сокращались и расклеенные по всей длине яркие одинаковые плакаты. Мужик со вскинутым вверх кулаком и черно-желтая надпись поперек мужика

Я прищурилась. Машин на дороге еще почти не было, и я сделала несколько шагов вперед, чтобы прочитать надпись.