Игорь Росоховатский - Каким ты вернешься? Научно-фантастические повести и рассказы

— Профессор Саукальнис вылетел в Танганьику, на биостанцию номер семь. Вернется через два дня. Что передать?

Павел Петрович мысленно выругался. Миновав эскалатор, он сел в скоростной лифт. Только оказавшись на улице, передохнул, вызвал по видеофону клинику.

Доктор Лусерский не сразу ответил на вызов, и его лицо на экране улыбнулось во весь рот.

— Ей лучше, не беспокойтесь. Очевидно, это не асфиксия-Т.

— Можно ее повидать?

— Да, конечно.

Павел Петрович взялся за желтую ручку диапазонов, и на экране видеофона вместо улыбающегося лица врача появилось осунувшееся с углубившимися морщинами женское лицо.

— Надя! — позвал он.

Глаза широко раскрылись, потянулись к нему, словно они были руками, а не глазами.

— Ну как ты там?

— Уже лучше, родной. Мы все тогда напрасно перепугались. Это была не асфиксия-Т. А как твои дела? Пришёл к какому-нибудь выводу?

Он покачал головой, сказал:

— Сейчас придется лететь в Танганьику вслед за одним профессором. Она поняла:

— Будь спокоен. Я уже чувствую себя сносно. Смотрела на него, улыбалась.

Он смотрел на нее и тоже улыбался.

Они смотрели друг на друга и думали об одном и том же. Но он еще думал и о Кантове.

— До свидания, — сказал Павел Петрович.

— Счастливого пути, — пожелала она.

Он задержал вздох, переключил видеофон и только потом вздохнул. Послал на станцию заказ и стал ждать.

Через несколько минут его накрыла стремительная тень, закружилась, и вот уже круглый, похожий на батисферу гравилет втянул трубы и гостеприимно раскрыл дверь. Павел Петрович опустился в кресло, почувствовал, как в подушки за спиной поступает воздух. Кресло качнулось, принимая положение, наиболее удобное для пассажира. Это значит, что анализаторы уже успели послать в вычислительное устройство данные о весе, росте, фигуре пассажира. В щитке, закрывающем пульт, появилось окошко, из него, как грибок, выросла трубка диктофона.

Трубка закачалась перед лицом Павла Петровича и остановилась.

Следователь подтвердил курс, назвал скорость. Автомат переспросил:

— Извините, какая скорость?

— Предельная.

— Прошу выпить аэдин и пристегнуться дополнительными ремнями.

От аэдина Павел Петрович отказался, а дополнительные ремни пришлось пристегнуть.

Дверь захлопнулась, и тотчас на центральном экране появилось светлое пятно. Оно пульсировало, выпустило луч, метнувшийся на боковой экран.

Павел Петрович почувствовал, как холодной каменной тяжестью наливается тело, как холод подступает к горлу. «Не в первый и не в последний раз»,подумал он и потерял сознание. А когда очнулся, перед его глазами танцевали желтые и красные круги.

— Заказ выполнен, — сказал автомат. — Полет вы перенесли на восемь и двадцать один по шкале Венцля. Пожалуйста, взгляните на экран слева и примите таблетки.

Пластмассовая трубка потянулась к его рту и, как только он разжал губы, угостила его таблетками. Желтые и красные круги исчезли, и сквозь открытую дверь Павел Петрович увидел прямоугольник ландшафта с высоченными травами и низкорослыми пальмами. Неподалеку от места посадки возвышался десятиметровый ствол банана с тяжелыми гроздьями плодов, и не верилось, что это растение не дерево и даже не кустарник, а всего-навсего многолетняя трава. Небо было густым и ленивым.

«Синий сверху и зеленый снизу», — подумал Павел Петрович стихами Багрицкого и вышел из гравилета. Он убедился, что аппарат точно выполнил заказ и доставил его к самой биостанции, расположенной неподалеку от Дар-эс-Салама, на берегу океана.

Навстречу Павлу Петровичу уже спешил мулат в оранжевом шлеме.

— Я следователь Совета, мне нужен профессор Сау-кальнис, — сказал Павел Петрович, и выражение лица мулата изменилось, стало почтительным.

— Пойдемте, провожу вас.

Профессора они нашли на берегу океана. Он готовился отплывать на катерке.

— Не могли бы подождать часок? — попросил он Павла Петровича. — Ведь, чтобы ответить на ваши вопросы, мне придется потратить больше времени.

— Не могу, — ответил следователь. — Там ждет человек. Каждую минуту он — обвиняемый.

Профессор махнул кому-то рукой, показывая, что придется подождать с выходом в океан.

— Давайте сядем в тени, — предложил он Павлу Петровичу.

Несколько минут профессор молчал, что-то обдумывая.

— Итак, хотите знать, абсолютно ли надежен биологический карантин ракеты типа «В-911»?

Он вызвал по видеофону Главную библиотеку космических сообщений, попросил показать схемы, задал несколько вопросов. Встал и, повесив видеофон на груди, спроектировал схемы на песок. Долго стоял неподвижно, изучая их, а ветер играл его волосами, забрасывая пряди на лоб, словно пытаясь скрыть морщины.

Заметив вопросительный взгляд следователя, профессор успокоил его:

— Я хорошо помню этот тип конструкции. Но хочу кое-что уточнить. Ведь для вашего подзащитного, насколько я понимаю, лучше было бы, чтобы я ответил «нет». А мне придется ответить «да». Если все условия карантина соблюдены, инфекция не выйдет за вторую обшивку ракеты. В ее конструкции было много недостатков, но в этом отношении…

— Благодарю вас, профессор, до свидания, — сказал Павел Петрович, вставая с песка, и, отряхнувшись, пошел к гравилету. Он уже забыл и о профессоре и о Танганьике. Через несколько минут он был за сотни километров от Африки. Но на своих брюках он увозил песок оттуда.

Этот человек, геолог и химик, был очень похож на Кантова. Очевидно, долгие годы полета наложили на них один и тот же отпечаток. Так супруги становятся постепенно похожими друг на друга.

Спустя минуту после знакомства Павел Петрович уже проанализировал, чем они похожи. Фигура — слегка согнутые и опущенные вниз плечи, бугристые, непомерно развитые мышцы груди и спины. Оранжевый загар. Постоянно прищуренные глаза, привыкшие быть в напряжении, оценивающий, настороженный взгляд словно спрашивает:

Что ты такое, что от тебя ожидать?

А что отличает их друг от друга — геолога и химика Истоцкого от командора Кантова? Форма носа или рта? Носы у них разные, а рты одинаковы: с крепко сжатыми, будто окаменевшими губами. У Истоцкого чуть темнее волосы, чуть выпуклей лоб. Больше морщин. Очевидно, лицо подвижнее. И подбородок у геолога не костлявый, как у Кантова, а более полный, с разделяющей впадинкой.

Но было еще какое-то различие — основное. Павел Петрович это чувствовал, а определить не мог. Он уже начал злиться на себя.

Зажглась лампочка на столе, и запищал сигнал. Истоцкий нажал на клавишу, автоматически открывая дверь. Просторная комната стала тесной; в ней появился Петр.

Истоцкий удивленно смотрел на него, готовясь задать вопрос. Павел Петрович предупредил его: