Сергей Абрамов - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Ну, раз так ждал… — задумчиво проговорил Никита. — Раз готовился… То давай начинай первым, рассказывай.

— Что рассказывать? — удивленно поднял брови хозяин.

— А вот хоть про то расскажи, почему ты знал, что мы к тебе придем! — напористо включился Кантария.

Каличава вздохнул и с простодушным видом развел руками:

— Известно всем: дерево держится корнями, а человек — родственниками. Нугзар Квициния двоюродным братом мне приходится, а как не стало его, я у мальчика вместо отца был. Вот и подумал: как можете вы не заехать ко мне, не спросить про Зазу — чем жил, чем дышал?

Говорил он вроде серьезно, а смотрел с хитрым прищуром, как бы приглашая поиграть в некую игру. И Епифанов, похоже, правила принял, уселся поудобней, спросил:

— Ну и чем?

— Хороший был парень, — ответил Каличава, поднимая очи горе, — но беспутный. Сколько раз я ему говорил: «Брось ты это «зари», не доведет тебя игра до добра». Нет, не послушал он меня…

— Все? — выдержав паузу, холодно осведомился Епифанов.

— Все, — с тем же хитрым прищуром ответил Каличава.

— И ты думал всерьез, бух, бух, что мы за этим к тебе приедем, да еще Котэ с собой возьмем? — возмущенно закричал Кантария, но Епифанов досадливо его остановил:

— Погоди, Нестор. Все он прекрасно понимает. — И вдруг заговорил не свойственным ему скучным голосом: — Гражданин Каличава, вы подтверждаете свое вчерашнее заявление, что, если органы милиции не найдут убийцу, вы сделаете это сами, чтобы отомстить за своего родственника Зазу Квицинию?

— Я? Какое заявление? Где? Кому? — замахал руками Каличава, а в глазах его металась откровенная издевка.

— У вас так, кажется, говорят: репейник растет на скале, а слух на площади, — продолжал спокойно Епифанов. — Хорошее место выбрали вы, гражданин Каличава, для своего заявления — вчера на колхозном рынке, возле мясных рядов. Сегодня уже половина города знает.

— Зачем тебе это понадобилось? — сурово спросил Кантария.

Но Епифанов холодным тоном продолжал, не дожидаясь ответа:

— Если бы вам, гражданин Каличава, и впрямь пришла в голову безумная идея кому-то мстить, то, думаю, вы бы о ней на каждом углу не кричали. Но если, гражданин Каличава, вам что-нибудь известно про убийцу Квицинии, а вы молчите, предполагая использовать это в своих целях, например для шантажа, то вы ведь законы не хуже нас знаете. Мы свое образование пять лет получали, а вы, если память не изменяет, все двенадцать, а? Ну а если, гражданин Каличава, вы просто-напросто решили на этой печальной истории авторитет себе заработать среди определенной части населения, и особенно молодежи, то должен предупредить, что мы этот авторитет постараемся в два счета развеять. Как опять же у вас говорят: куда бы лиса ни шла — хвост за нею.

Епифанов поднялся во весь свой огромный рост, расправил богатырские плечи, посмотрел на Каличаву презрительно:

— Ишь, абрек нашелся!

Каличава тоже вскочил, тонкие губы его ходили ходуном, от бешенства побелел кончик носа. Видно было, что теперь слова Епифанова ранили его по-настоящему.

— Посмотрим, посмотрим, гражданин начальник, — бормотал он лихорадочно и вдруг вскричал: — У нас еще так говорят: змею рукою глупца ловят!

Когда мы сели в машину, я спросил Епифанова, что это за «дешевый авторитет», про который он говорил.

Никита ответил:

— Лет пятнадцать назад Каличава сколотил банду. Занимались тем, что вымогали деньги у людей, которые тоже добыли их преступным путем, в основном в торговле, в сфере обслуживания. Те, конечно, в милицию не обращались и платили Каличаве, потому что боялись. А боялись потому, что Каличава сумел создать о себе такое мнение: дерзкий, бесстрашный, но главное, если пригрозил, к примеру, убить или покалечить — сделает обязательно. Вот это и есть его «авторитет».

— А как он попался?

— Один кладовщик отказался дать ему денег. Это было самое страшное для Каличавы: сегодня один откажется, завтра — все. Ему надо было поддержать свой авторитет. Он с двумя дружками приехал к кладовщику на дачу ночью, его избили, жену и детей выгнали на улицу, а дачу сожгли. Они думали, кладовщик не захочет жаловаться, потому что его спросят, откуда у него столько денег, но тот был так зол на Каличаву, что пошел в милицию. А на следствии Каличава первым делом заложил всех своих дружков. Я ему сегодня на это намекнул — то-то он взвился! В общем, тип мелкий, но подлый. И потому опасный.

— А не может он все-таки начать мстить? — спросил я на всякий случай.

Ответил Нестор:

— Кровная месть — обычай наших предков. Сейчас, слава богу, такое почти не случается. Да и не тот он человек — лезть в петлю из-за двоюродного племянника.

Но всю оставшуюся дорогу я размышлял над словами Каличавы. Что это могло значить: «Змею рукою глупца ловят»?

Гольба чуть не налетел на нас в коридоре:

— Вот здорово, что вы приехали! Пошли ко мне в кабинет, там мамаша Квантаришвили с сыночком сидит, требует, чтоб ей отдали деньги.

— Какие еще деньги? — удивился Епифанов.

— Пошли, сам увидишь.

Я вспомнил, что Гено Квантаришвили был одним из тех пяти ребят, с которыми, по словам Ахубы, играл Заза. Кажется, это у него отец работает заведующим производством в хинкальной.

На стуле перед Зурабовым столом сидела и старательно выводила что-то на бумаге огромная костлявая женщина с растрепанными седыми волосами. В углу комнаты, не замеченный мной в первый момент, маялся кучерявый мальчишка, толстоносый, толстогубый и волоокий, больше всего похожий на заблудшую овечку. Когда наша компания вошла, женщина, отложив ручку, поднялась и с ходу, видимо по росту определив в Епифанове старшего, обратилась к нему с речью. По-русски она говорила плохо, к тому же волновалась, путала слова, иногда переходила на родной язык, тогда Кантария ей помогал. Но общий смысл сводился к следующему.

Ее олух сыночек связался с этим самым Зазой, и тот обыграл его на большую сумму. Теперь все знают, что Заза играл нечестно. Все говорят, что у него дома нашли сто тысяч. Эти деньги все равно что ворованные. Надо вернуть их тем, у кого украли.

— Сколько ваш сын проиграл?

Мать ухватила Гено длинной рукой за плечо, подтолкнула на середину комнаты.

— Гавары!

— Тысячу шестьсот рублей, — пролепетала заблудившаяся овечка.

— Когда это было?

— Месяц назад.

— Где ты взял деньги?

— Отец дал…

— Ничего при этом не сказал тебе? Гено молчал, понурив кудрявую голову.

— Видрал! — свирепо вмешалась мать. — Как Сидорова козла!

— А когда и где ты передал деньги Зазе?

— Через три дня. Возле кафе «Ветерок».

— Он был один?

— Один…

Епифанов хотел спросить что-то еще, но был прерван появлением нового лица. Это лицо необыкновенной конфигурации, все скошенное на одну сторону, а с другой будто обрубленное топором, похожее благодаря этому на чебурек и такого же золотисто-жареного цвета, просунулось в дверь и быстро оглядело присутствующих. Потом дверь открылась пошире, и в кабинет проникло пухлое тело, принадлежащее, как несложно было догадаться, Квантаришвили-старшему.