Юрий Антропов - Самосожжение

— Ну естественно!

— То есть она прекрасно знала, что этот человек — разрушитель нашей семьи!

— Господи, ну естественно же, естественно!

Потом он тихо, потрясенно спросил:

— И при этом ты полагаешь, что тот жест Евы… ну, когда она оглаживала щеку и шею Эндэа, встречая его в прихожей, можно воспринимать неоднозначно?

— А разве сама Ева считает иначе?

Незнакомец подошел к Алине, когда она остановилась у парапета набережной.

— Exuse me, please! But J…

Алина испуганно обернулась.

— Вы мне?!

— Jes! — кивнул незнакомец. — То есть да! — сказал он по-русски.

— Но я плохо говорю по-английски!.. — Алина, кажется, испугалась еще больше, когда увидела, что незнакомец не просто напоминает Гея, но похож на него, как двойник. — J speak English very bad… — произнесла она поспешно, как бы отгоняя наваждение, хотя говорила по-английски весьма сносно.

— А вам и не надо говорить по-английски, — смутился незнакомец. — Я говорю по-русски.

— И даже слишком хорошо… — произнесла Алина с сомнением, пристально вглядываясь в незнакомца.

Пожалуй, больше всего ее удивило не то, что этот усатый человек похож был на Гея, иной раз такое случается, даже существует предположение как бы даже научного толка, что у каждого есть двойник. Ее поразило обстоятельство, само по себе менее странное, казалось, — совершенно одинаковая одежда! — но в данном случае воспринимавшееся чуть ли не как проявление неких мистических сил. Это лишь с литературным демоном такое могло произойти, подумала Алина уже с усмешкой, понимая, что незнакомец не примерещился ей, это вполне земной человек, она видела, как он волнуется. Тому демону, если бы он захотел, ничего не стоило вырядиться точно в такой же пуловер, как и у Гея, в такую же рубашку, в такие же джинсы…

И все дело в том, что тот Гей, который сжег себя сегодня, тоже был одет точно так же!

Может быть, это актер? — спросила себя Алина, открыто разглядывая незнакомца.

И затевается какая-то провокация?

Ей, вообще-то, говорили…

Она с тоской посмотрела в сторону гостиницы.

Нигде не видно было ни одного человека!

А ведь только что, казалось, когда она стояла на балконе, тут бродило несколько парочек.

— Что вам от меня нужно? — с тревогой спросила Алина, чувствуя, как дрожит ее голос.

— Ничего… Прошу извинить меня!

Он был, похоже, слишком смущен.

И голос его дрожал тоже.

— Да, но вы подошли и заговорили со мной! — От волнения она осмелела. — Вы думали, что я англичанка?

— Нет, я так не думал…

Пожалуй, он вовсе никакой не актер.

Но и не пьяный.

Вполне, нормальный мужик… Как говорит у нас на родине.

Она улыбнулась, не зная, что делать.

— Значит, вы поняли, что я русская?

— Извините меня, пожалуйста, — сказал он. — Я не буду вам говорить, что подошел к вам потому, что вы напоминаете мне одну знакомую женщину… молодую женщину… весьма молодую… такую же красивую… очаровательную… — Он будто старательно подбирал слова в чужом для него языке, хотя, судя по всему, русский язык он знал не хуже русского человека. — Я подошел к вам потому, что…

Ну говори же, говори! — мысленно приказала ему Алина.

Она вовсе не хотела бы так думать, что слова, которые он только что произнес, великолепный набор великолепных слов, были всего-навсего его устным упражнением, попыткой выразить свою мысль, для обозначения которой этому иностранцу не хватило соответствующих слов и он употребил слова расхожие, которые выучил первыми, а может, лишь эти слова и выучил, как всякий банальный ловелас.

— Я подошел к вам потому, что…

— Я хочу пить, — вдруг сказала Алина.

— Пить?

— Да. Если это возможно…

Она снова оглядела набережную, хотя знала, что никаких кафе тут поблизости нет.

Разве что на мосту, во вращающейся башне.

Или в отеле.

В ресторане.

В ночном баре…

Он как будто сумел прочитать ее мысли.

— Может быть, там? — кивнул он в сторону моста.

— Нет-нет!.. Это слишком далеко.

— Но у меня машина!

— Ну что вы… спасибо!

— Спасибо «да» или спасибо «пет»?

Увы, он говорил даже лучше русского!

— Спасибо «нет», — улыбнулась она.

— Тогда, может быть, в ресторане отеля?

Он кивнул на «Девин».

Алина мгновение раздумывала.

Это был, во всяком случае, способ уйти с набережной.

— Нет, — сказала она. — Спасибо. Спасибо «нет»! — улыбнулась она снова.

Он осмелел.

— Тогда остается только ночной бар!

Он улыбнулся тоже и, как бы уже уверенный в том, что от этого третьего места она не откажется, сделал движение рукой, не то предлагая пойти, не то спрашивая, нужна ли ей будет его рука.

— Только не бар! — сказала она с испугом, прижимаясь я к холодному камню парапета. — Это банально…

Он был озадачен.

— Хм… Итак, — пожал он плечами, — не пить же нам из Дуная!

— А почему бы и нет? — спросила она с улыбкой, спросила только для того, чтобы показать, что их общение на этом не прекращается.

— Вы серьезно?!

— Конечно! — Теперь она уже видела, что он и сам не воспринимает ее отказ как знак конца этого случайного разговора.

— Что вы! — Он не то удивился, не то восхитился. — Дунай — отравленная река! Купаться запрещено категорически. Как здесь, в Словакии, так и у нас, — он кивнул куда-то в сторону Дуная и дальше.

— У вас?.. — переспросила Алина, давая понять, что хотела бы знать поточнее, где же именно.

— Да, в Германии.

Алина опять слегка подалась назад.

— В какой Германии? — спросила она как эхо.

— В ФРГ.

Час от часу не легче.

Мало того, что этот человек был похож на Гея, в такой же одежде, как и на муже, так он еще и не словаком оказался, представителем братского народа из страны социализма, как Алина думала поначалу, а иностранцем, немцем, чего доброго, может, и неонацистом.

Такие дела.

Алина опять огляделась.

— Значит, вы немец? — для чего-то уточнила она.

— Да, из Мюнхена.

— Значит, из Мюнхена…

Она чувствовала, что говорит не то, что можно было бы сказать в подобной ситуации, но что именно следовало сказать сейчас, она не знала.

Однако странно, подумала Алина, ведь он так и не сказал, что является немцем, на вопрос он ответил как бы уклончиво.

Из Мюнхена…

Мало ли кто живет в Мюнхене!

— А русский? — вдруг быстро спросила она. — Откуда вы так хорошо знаете русский? Вы были у нас в плену?

— Ну что вы! — Он улыбнулся. — Во время войны я был совсем еще маленьким ребенком.

— Тогда, может быть, вы эмигрант? Второе, третье поколение, а?

— Да нет же!

— Тогда, может быть… — Алина сжалась. — Диссидент?

Он перестал улыбаться.

— Это что такое… дис-си-дент? — произнес он по слогам.

Она удивилась:

— Как… вы не знаете, что такое диссидент? А мне казалось, что у вас, на Западе, только и говорят о диссидентах. Как заводите разговор о Советском Союзе, так сразу: «Диссиденты!.. Диссиденты!..»