Владимир Васильев (Ташкент) - Тень улитки

— Но это еще не готово! — вздохнул Кандид. — Когда еда не готова, ее не ставят на стол.

— Так это еда?! Из дерева? — удивилась Нава. — Вы на Белых Скалах едите деревья?

— Да нет, — засмеялся Кандид, — если и еда, то для глаз, для души… Духовная пища.

— Не понимаю. Покажи! — настаивала Нава.

— Я обязательно покажу, — пообещал Кандид. — Но когда кончу.

— Ну, как это… — пыталась она вспомнить странное слово, которому он ее когда-то учил. — Ну, пожалуйста!

Кандид улыбнулся.

— Против этого слова я бессилен, но учти — это еще не готово, — и развел ладони.

Нава тут же схватила деревяшку с его колен и принялась ее рассматривать. Она ощутила мурашки озноба на спине, когда увидела, что из ствола боком высунулась женщина… нет, подруга… или женщина (?), очень на кого-то похожая. Да на нее саму и похожая! Ну, конечно, это она и есть! Было странно и страшно видеть себя деревянной, да не просто целиком деревянной, а наполовину поленом. Было видно, что она, эта деревянная Нава, выходит (выступает?.. выдирается?) из дерева, но пока… Наве стало боязно, что она деревянная никогда не вырвется на свободу.

— Мы никуда отсюда не уйдем, пока ты не освободишь меня из этого дерева! — решительно заявила Нава.

— Хорошо сказано, девочка, — задумчиво кивнул Кандид. — Я даже не подумал, что этот полуфабрикат — символ твоих, да и моих отношений с Лесом.

— Символ? — вопросительно посмотрела на него Нава.

— Ну, мысль о тех, кто живет в Лесу, выраженная зрительным образом… Ты говоришь — и Лес так мыслит нами… А это моя мысль о тебе в дереве, а не в живой плоти… Понятно?

— Немного, — задумчиво кивнула Нава. — Никогда бы не подумала, что ты можешь мыслить так же, как Мать-Природа…

— Не только я, все люди — иначе бы мы не были ее детьми, — скромно заметил Кандид. — Можно было бы так и оставить эту… мысль… Но пока она слишком печальна… А я задумал мысль радостную и красивую, как ты… По крайней мере, когда-то… Сейчас ты стала построже, но и прекрасней.

— Нет-нет! Ты должен освободить меня от дерева! — потребовала Нава. — А то я задохнусь в нем! Мне и сейчас уже трудно дышать!

— Тогда верни мне… скульптуру и не мешай работать! Я же говорил, что еще не готово. Я хотел сначала освободить, потом показать тебе.

— Ты был прав, — протянула ему Нава странную деревяшку.

Кандид взял ее и внимательно рассмотрел.

— Да-а, символ, — покивал он. — Тебя-то я освобожу, но где тот скульптор, который освободит всех нас?.. Да и хотим ли мы этой свободы?.. Или задохнемся от ее избытка?..

— О чем ты, Кандид? — спросила Нава.

— Да так, — хмыкнул он. — Продолжение следует… Мужские забавы… Философские фантазии… Интеллектуальный секс…

— Опять не понимаю, — нахмурилась Нава.

— Так, — сказал Кандид, — если мы с тобой будем только философствовать, то я не смогу заняться твоим освобождением, — потряс он поленом. — Ты лучше опять встань на этот ствол. Мне надо на тебя смотреть, чтобы вырезать, а заодно и поболтаем. Теперь с тобой стало интересно разговаривать… подруга.

— С тобой тоже, — призналась Нава, заскочив на ствол.

— По крайней мере, теперь я знаю, кто я, и понимаю, хотя бы приблизительно, что происходит…

Он изучающе посмотрел на прекрасную натурщицу и коснулся скальпелем дерева.

Нава удовлетворенно вздохнула, увидев, как на его колени падают стружки.

— Так о чем ты говорил, Кандид? — напомнила Нава. Ей, в самом деле, было интересно разговаривать с ним. Это было похоже на общение с Матерью-Природой там, в Городе, во время Одержания, где она все время узнавала что-то новое и имела возможность задавать вопросы. Там — мысленно, здесь — вслух. Может, и с подругами интересно, но что-то ее удерживало от общения с ними. Две встречи с матерью не слишком вдохновляли. Скорей всего, у них наиболее популярен язык приказов. Да и какой еще язык может быть у тех, кто выполняет чью-то волю, хотя бы и Матери-Природы?.. Но возможно, она и несправедлива к ним.

— Что тебя интересует — проблема свободы или мужские забавы? — попытался уточнить Кандид.

— И то, и другое непонятно — поэтому интересует все, — ответила Нава.

— Ну, тогда начну с «мужских забав», поскольку вопрос проще. Хотя, может, и не проще, но не стоит в него углубляться… хм… ввиду исторической бесперспективности вашими стараниями… Вообще-то, это была отчасти шутка, чтобы уйти от серьезного разговора о свободе. Тем не менее, я имел в виду мнение одного психолога, утверждавшего, что неистраченная сексуальная энергия… ну, ты понимаешь — энергия общения мужчины и женщины как особей биологического вида… так вот, она будто бы находит себе выход в творчестве — поэзия, музыка, живопись, скульптура… Кто какой талант имеет. Грубо говоря, когда мужики не козлы (это вам, подругам, понятней), тогда они творцы… или алкоголики… А чаще и то, и другое.

— А женщины? — поинтересовалась Нава.

— Случается такое и с женщинами, но у них есть еще материнство… Но, вообще, как я успел заметить в прошлой жизни, поэтессы отличаются повышенной сексуальностью.

— Поэтессы?

— Женщины, которые пишут стихи, — объяснил Кандид.

— У нас таких нет, — вздохнула Нава. — Так ты взялся за эту… скульптуру, потому что у тебя неистрачена сексуальная энергия?..

Голос Навы звучал совершенно невинно, то есть строго, по-деловому.

— Ну, ты даешь! — немного покраснел Кандид. — Нельзя же так… прямолинейно.

— Почему нельзя? — удивилась Нава.

— Да потому что не так непосредственно все это происходит… А может, и вообще, не так. Это просто мнение одного человека…

— А почему ты покраснел?

— Мы краснеем, когда смущаемся… Ты меня смутила.

— Чем это? — удивилась Нава.

— Концентрацией внимания на моих сексуальных проблемах, — пробурчал Кандид.

— Тебе стыдно, что ты мужчина? — продолжала удивляться Нава. — Что тут такого. Ты же не виноват, что таким родился. И вообще…

— Я всегда тоже так думал, что, если природа создала меня мужчиной, то я должен выполнять свои функции так, чтобы женщинам было приятно, чтобы доставлять им радость…

— Ну и как, получалось? — заинтересовалась Нава.

— У меня не слишком большой опыт, — пожал плечами Кандид. — Старался… Это у них надо спрашивать… И вообще, не задавай мне таких вопросов! — смешался он вконец.

— Опять смущаешься, — улыбнулась Нава. — И чего ты смущаешься, если сам говоришь, Мать-Природа создала тебя мужчиной?

— А потому что для вас, подруг, мужчина — средоточие мерзости! — воскликнул он. — А ты — подруга.

— Верно, — подумав, согласилась Нава, — я — подруга… Но я вовсе не считаю мужчину средоточием мерзости. Это глупо. Все равно, что обвинять дерево в том, что оно деревянное. Но, как мне призналась мама, когда встретила после Одержания, у многих подруг есть личные основания для такого мнения… Наверное, не у всех, но есть… Ты считаешь, что это ошибка, что такого не может быть?