Владимир Васильев (Ташкент) - Тень улитки

— Перец, — вдруг обратился к нему Кандид безжизненным голосом. — Почему наших с тобой женщин убивают и насилуют?.. Вправе ли мы после этого, вообще, иметь женщин?

— А мы их и не имеем, друг мой Кандид, — горько усмехнулся Перец. — Ты этого не заметил?

— Теперь вижу, — кивнул Кандид. — Но все же, почему?..

— Не знаю, — пожал плечами Перец. — Я долго над этим думал… Эсфирь, Алевтина, Рита, хотя она никогда не была моей женщиной, но все равно… Теперь вот Лава… Она была мне как сестренка или как дочка…

— А мне… нет, лучше об этом не думать… — одернул себя Кандид. — И к чему же ты пришел?

— Наверное, — вздохнул Перец, — мы любим себя или что-то чуждое им больше, чем их… Может, и не любим, но считаем важнее… Они не единственный свет в нашем окне… Правда, Эсфирь была единственным… Ее это не спасло… Наверное, я несу чушь…

— Не считайте себя первопричиной мира, — вдруг подала голос Рита, которую все считали полностью погруженной в свое прокурорско-палаческое дело. — Если бы в мире жили только вы и ваши женщины, тогда имело бы смысл искать свою вину.

— Тогда бы и вины не было, — ответил Перец. — Мы просто бы вас любили…

— Молчун, — вдруг еле слышно произнесла Лава, но все ее услышали. — Молчун, ты не успел, да?..

— Не успел, — признался он.

— Как ты был далеко!.. Я не могу, когда ты далеко…

— Я здесь, девочка моя, — выкрикнул Кандид.

Лава открыла глаза, громадные темно-зеленые глаза, каких у обычных материковых людей не бывает. Сейчас в них светился ужас.

— Ты не Молчун! — закричала она и зажмурилась. — Ты — один из них!

— Их больше нет, Лава, — мягким голосом сказал Кандид. — Здесь я, Молчун, Перец, Нава и Рита. Мы больше не дадим тебя в обиду…

Лава недоверчиво открыла глаза.

— Голос Молчуна, а ты не Молчун! — тихо взвизгнула она. — Ты украл его голос!.. Мне плохо, значит, Молчун далеко!.. Позовите его!..

— Успокойся, милая, — повела руками над ее головой Нава.

Лава закрыла глаза и тихо вздохнула. Потом снова открыла глаза.

— А, Молчун, — узнала она. — Тебя позвали. Тут кто-то говорил твоим голосом, только я ему не поверила и прогнала… Как далеко ты был… Всегда успевал, а в этот раз не успел… Я тебя не послушалась… Мне так плохо без тебя стало… А Кулак с Колченогом думают, что я в доме у отца сплю. Я их обманула. Ты их не ругай… Знаешь, Молчун, я теперь не могу быть твоей женой. Меня испортили. Я теперь не женщина. А не женщина не может быть женой…

При этих словах Нава вздрогнула, будто ее укололи.

— Нет, Лава, ты самая прекрасная женщина на свете! — воскликнул Кандид. — Тебя поранили, но ты поправишься!.. И… будешь моей женой! — выдавил он из себя обещание.

— Ты мужчина, Молчун, тебе не понять… Я больше не хочу быть женщиной… Оказывается, это так плохо — быть женщиной… Твоей бы женщиной, наверное, раньше я бы смогла быть… Ты добрый и ласковый… Но не получилось… А теперь я не хочу быть женщиной. Зачем быть женщиной, если тебя всякий может обидеть!..

— Мы их уничтожили, — сказал Молчун. — Они больше тебя не обидят.

— Глупый, ты не видел, как другие мужики на меня смотрели… Раньше боялись трогать, потому что я дочка Старосты и твоя невеста… А теперь…

— Я никого к тебе не подпущу! — воскликнул Кандид.

— Пока ты рядом, никто и не подойдет… Но я уже не хочу быть ничьей женщиной, — всхлипнула Лава.

— И не надо, — согласился Кандид. — Выздоравливай, отдыхай, ты будешь среди друзей.

— Ты видел человека, упавшего в Чертову Пасть? — вдруг спросила Лава. — У меня одна подруга, когда бежала, поскользнулась и упала туда… Ты бы слышал, как она кричала!.. Сначала она стала жидкой, как каша, потом плоской, как лепешка, а потом растеклась по поверхности и исчезла… И это еще была сытая Чертова Пасть, тихая и спокойная…

— Колченог вон тоже попал ногой в Чертову Пасть, — ответил Кандид. — Конечно, он долго после этого был Колченогом, но теперь-то опять стал Скороходом…

— Он только ногой попал, а я вся, — вздохнула Лава. — Разве ты не видишь, Молчун, меня нет — я растеклась и исчезла… Я и тебя-то плохо вижу… Слышу хорошо, а вижу плохо, потому что, наверное, еще не совсем исчезла, а исчезаю… Подружка тоже растекалась, растекалась по Чертовой пасти и почему-то все время кричала, когда ее уже не было… Растекшаяся каша была, а ее не было… А кричала… Или это у меня в ушах ее голос застрял? Ее уже не было, а голос застрял… Вот и твой голос у меня в ушах застрял. Странные у меня уши… Меня уже нет. А твой голос застрял… Ты, Молчун, не расстраивайся, — вдруг сказала она деловым тоном. — У нас в деревне за тебя любая девчонка пойдет и женщина… Ты найди себе жену. Мужику нельзя без жены, он становится страшный, как рукоед или… Чертова Пасть… А где эти… эти?.. — приподняла она голову.

— Вот они, — показала Рита пальцем на семь белых, подрагивающих комочков размером с баскетбольный мяч.

«Как такие громилы уместились в такой объем? — удивился Перец. — Разве что удалено все лишнее — вода, газы, дерьмо»…

— Наверное, у них не было жены, — сказала Лава, равнодушно поглядев на шары.

— Души у них не было, — сказал Перец. — Вот только эта протоплазма с потребностями…

— Пошли вон, — брезгливо приказала Рита, и шары, вздрогнув, тронулись с места и покатились в темноту.

— Куда ты их? — спросила Нава. — Не в наш Город?

— Нет! Стану я поганить чистый Город этой мразью! — поморщилась Рита. — Я их отправила в утилизатор у биостанции. А там уж разберутся…

— Правильно, — кивнула Нава.

— Нава, — обратилась к ней Лава, — отведи меня в свой Город. Ты рассказывала, что он для тех, кто не хочет быть женщиной… Он очищает и дает новую жизнь… Я уже умерла… Мне нужна новая жизнь…

— Нет! — воскликнул Кандид.

— Ты не бойся, Молчун, — повернула к нему голову Лава. — Я вернусь к тебе… Как Нава вернулась, так и я вернусь. Я же говорила, что не могу без тебя… От тебя, вообще, уйти невозможно, ты, как Лес… Мы тебе вместе другую жену найдем…

— Не нужна мне никакая жена! — взвыл Кандид. — Мне вы нужны!

— Не сердись, Молчун, — рассудительно сказала Лава. — Мы у тебя будем, а жена мужику всегда нужна.

— Ты лучше сама поправляйся, и будешь мне женой! — потребовал Кандид.

— Извини, Молчун, никак не могу, — виновато вздохнула Лава. — Если б не умерла, обязательно стала бы тебе женой, я бы хорошей женой была тебе, Молчун, но вот исчезла… Кто в Чертову Пасть попадает, не возвращается. Растекается, растекается и исчезает… А деревню ты не оставляй, пропадут они без тебя. У мужиков в голове только бродило, каша да бабы. А бабы, они и есть бабы — на них деревня и держится — и поле, и дети, и пища, и мужики… Им помочь надо, а то сами к мертвякам побегут… Уже пошли такие разговоры…