Брайан Стэблфорд - Центр не удержать

Казалось, нужно только время — пусть это время и занимало миллиарды лет, чтобы жизнь в самом деле заполонила Вселенную, добравшись до самых отдаленных ее уголков. Она затаилась, она ждала лишь вспышки новой звезды, чтобы можно было проснуться и устремиться вперед. Казалось, не было ничего, что могло бы замедлить или остановить ход великой игры.

Казалось, не было ничего.

Но что-то все же было.

Сущность этого нечто я не совсем постиг. Я должен был бороться за понимание этого. Возникло ли оно позже, чем началась история жизни? Было ли это, удивлялся я, другой формой жизни, которая играла материей, пространством и временем по другим правилам? Можно ли было думать о нем как о противожизни, как о разрушении или по крайней мере как о распаде? Было ли оно противоположно по своей сути не только жизни, но самой материи, подобно антиматерии, состоящей из позитронов и антипротонов?

Этого я не знал. Но все время тщился понять, какое послание содержится в этом сне. И понял, что мое видение смещается — превращается из того, что казалось действительным воплощением, в нечто мифическое. В то, где жизнь появляется благодаря Богу, отцу и матери всего сущего. И Богу противостоит демоническое начало: Сатана, Вельзевул, Ариман, Иблис, Тиамант.

Но это мистическое понимание не давало ясного и доходчивого ответа, равно как и реальное, ибо простой дуализм осложнялся сомнениями. Я уловил образы гигантов, которым моя память не замедлила дать имена — И мир и Пуруша. Они блуждали по задворкам моего сознания, словно тени по экрану. Мне представлялось, что эти великаны — лишь символы некоего уничтожения, и наблюдал, как они уступали места другим теням — человеческим, звериным или причудливому, несказанному их сочетанию.

Я пытался найти имена этим танцующим силуэтам, но безуспешно, ибо они уже начинали светлеть и растворяться. Я чувствовал себя Танталом, приговоренным стоять под плодоносящим древом познания и неспособным вкусить его плодов. Тщетно пытался я найти что-либо разумное и значащее в хаотическом кружении впечатлений, но поздно, слишком поздно.

Связь прервалась. Я проснулся.

Голова болела невыносимо, словно прежняя боль не удвоилась, а просто обрела новое качество. Тем не менее я открыл глаза и обнаружил, что лежу на скамье, с которой перед этим свалился. Напротив меня сидела Урания, лучась неподдельной заботой.

— Пожалуйста, на вставайте несколько минут, мистер Руссо, — попросила она. — Перелома черепа нет, но вы сильно контужены. Силы самовосстановления, которые мои сестры пробудили в вашем теле, позаботятся о вас, но вы должны лежать.

Как раз на такие случаи обычно приходились однообразные дурацкие вопросы:

— Что случилось? — и тут же, сразу, второй. — Где мы?

— В шахте нас ждала засада, — отвечала она. — Боюсь, что мы были чересчур легкомысленными и не проследили за нашим спуском. Вскоре после того как мы начали спускаться по стене, нечто тяжелое было сброшено на нас. К счастью, мы раскачивались, поэтому удар был скользящим. Свободные «ножки» цеплялись за ту же сторону шахты, что и остальные, поэтому мы легко перенесли потерю трех из них. Затем мы возобновили спуск. Никто серьезно не пострадал, только у Нисрина-673 сломана рука. Он не обладает вашими способностями к самоисцелению, поэтому его травма вызывает беспокойство.

Она посмотрела вниз, произнося это, и я понял, что ученый-тетронец лежит на нижней полке. Я хотел повернуть голову и поприветствовать его, но моя голова этого не хотела.

— Вы уверены, что это я, а не кто-то еще, позаимствовавший мое тело?

Это была жалкая попытка пошутить, однако я чуть не перешел грань дозволенного. Она воззрилась на меня с беспокойством, очевидно, всерьез восприняв эти слова.

— Все в порядке, — опомнился я. — Это в самом деле я. Тот, другой, действительно был тут полновластным хозяином, но недолго. Я вернулся и помешал ему. Он пытался мне что-то сказать, растолковать, что к чему.

— Если вы и дальнейшем будете видеть сны, — с теми же интонациями глубокого участия в голосе, что были свойственны ее зазеркальной родительнице, произнесла она, — я в высшей степени буду признательна вам за подробный рассказ о них.

— Ничего особенного, — сообщил я с кислой миной, — так, урок истории. Мне так и не довелось дослушать его до конца, возможно, я слишком глуп для этого. Уверен только в одном. Мне пытались сообщить, что идет война — не только на Асгарде, но во всей Вселенной.

Я говорил это, а сам не переставал удивляться. Интересно, было ли существо в моем мозгу независимым разумом, который пытался растолковать мне, что к чему? Или же это было некоей трансляцией, которую я умудрился подслушать? Если последнее предположение было правильным, неужели нечто в моем мозгу — просто своего рода компьютерная игра? Может быть, Тульяр вовсе был не столько одержим демонами, сколько являлся ходячим автоматическим вспомогательным механизмом? Скажем, ходячий магнит, зомби или первопроходец-голем… К сожалению, конца этим догадкам не предвиделось. Слишком много названий и сравнений роилось в моей голове, они толкались и шумели, словно посетители ярмарки, но никто из них не говорил ничего дельного и не мог указать мне, в чем же суть дела.

— Ах ты черт, — с чувством произнес я. — Лучше бы мне вообще не просыпаться. Вы не знаете, мне удалось доесть свой ужин?

Она протянула мне тубу и пакет — оба были наполовину пустыми — или полными — смотря по тому, в оптимистическом или пессимистическом ключе вы воспринимали события. Я приник к пакетику и после долгого глотка почувствовал себя намного лучше. Боль в голове быстро проходила — я понял, что дело пошло на поправку.

— Как долго я был без сознания? — спросил я.

— По вашим меркам — примерно пятьдесят два часа, — последовал вежливый ответ.

Следовательно, шок был очень сильным. Не так давно мне приходилось раздавать свою жизнь пригоршнями направо и налево. Будь я, как обычный человек, запрограммирован природой на семьдесят лет жизни, я бы чувствовал себя убогим калекой. Теперь же Мирлин и Девятка убедили меня, что мои собственные регенерационные способности неизмеримо возросли. Если я буду вести себя осторожно, смогу пережить Мафусаила. Так что можно было позволить себе немного побездельничать.

Вездеход слегка раскачивался, и тут я понял, что мы уже путешествуем по горизонтали. За те два дня, что я валялся без сознания, мы добрались до конца шахты.

Я поднялся со своего узкого лежбища, невзирая на отчаянные неодобрительные гримасы Урании. Ее большие коричневые, словно у обезьяны, глаза с легкостью могли изобразить грусть, но меня это выражение не убедило. Затем я пробрался в кабину. Мирлин сидел за рулем — просто так. Вездеход шел себе собственным путем и с некоторой помощью чемоданчика, лежавшего на коленях Мирлина. Сюзарма Лир сидела рядом, согнув руку и опираясь на нее подбородком. Она задумчиво смотрела перед собой и обернулась, едва я вошел.