Алекс Гарридо - В сердце роза

- Элесчи потеснить хочешь? Тестя моего?

- Так ведь не тесть еще...

- Идет. Из-за Элесчи вся эта каша и заварилась, - нашел виноватого Эртхиа. - Надо было сына как следует воспитывать.

О том, как царю привиделся Старик

Как часто бывало, после пира с сотрапезниками сидел царь со своим вазиргом в крайнем покое, ибо дальше, во внутренние покои, не было хода вазиргу, хоть пустовали они.

Несмотря на поздний час старый ан-Эриди одет был строго, во все положенные ему по чину одеяния, и отчетливо гремели друг о друга изломы золотогошитья, оправы камней в кайме, и звук этот, среди многих подобных неслышный днем, в окружении так же наряженных придворных и при царе, чьи одежды еще тяжелее и звонче, теперь был странен. Царь сидел, как любил, запросто, на подушках, кинутых у окна, в легкой белой рубахе, совсем простой - только жемчуг в дюжину рядов на плечах и по краям широких рукавов. Ногой в легкой туфле покачивал царь и шлепал подошвой по голой пятке.

Отца его никогда не встречал в подобном виде старый вазирг. Отец его растил наследником себе старшего из своих сыновей - Лакхаараа. А вырастил вот этого, сам, по своей воле предназначив новорожденного сына для ночной половины. Непорядок жестокий и отвратительный был в этом, хоть не пристало кому бы то ни было обсуждать дела царя в сокровенных покоях его дома. За этот непорядок платить Хайру, потому что царство - это царь, и глубже эта связь, чем могут вообразить непосвященные.

Но не при отце нынешнего царя наступило время расплаты. Теперь, когда на троне этот. Ан-Эриди посмотрел на царя снова, и смягчилось в нем сердце: совсем мальчик, и кости в нем еще мальчишеские, и губы, и глаза. Вдвое старше он нынешнего наследника Джуддатары, всего вдвое - девятилетнего мальчишки. Такой же ученик, наставлять его и наставлять. Хочет отдать престол власти наследнику, едва тому минет четырнадцать. А того не понимает, что ребенку и престол - игрушка. Сам-то царь внимателен к наставлениями и вразумлениям, прилежен в науке управления, усерден в исполнении своих обязанностей. Таков ли будет Джуддатара...

Большую ошибку делает царь, что не призывает наследника во дворец присутствовать в совете. Те, кто окружает мальчишку, рады нашептать, мол, дядя погубил отца, а сына не пустит к престолу. Но и это не вся беда. Нерадив, неусерден Джуддатара, не хочет начинять пустую голову премудростями государственного разумения, драгоценными сведениями о делах времен и людей, от чего зависят благо государства и спокойная жизнь людей, его населяющих, либо разруха, смута, восстания. И хоть бы так с ним было, как с царевичем Эртхиа, который был непоседлив, но имел трепет перед мудрыми и не стал бы пренебрегать разумным советом. Стал бы царем, охотился бы, веселился бы, песни пел бы, пропадал бы на ночной половине, не мешал бы вазиргу править. Воевал бы, когда скажут, женился бы, когда скажут. Когда нельзя жениться наложниц бы брал. Не таков Джуддатара. Учиться не любит, а мнит, что знает больше всех в семи частях света. Что ни скажи ему - неодобрение во взгляде, пренебрежение. И еще - ожидание, спокойное, несуетливое ожидание своего часа. От такого взгляда словно холодное железо совали за шиворот вазиргу. Знакомый был взгляд. Словно не Лакхаараа - Эртхааны был сыном наследник. Эртхаана тоже долго рос при царице Хатнам Дерие. Болезненный был, не годился к воинскому воспитанию. Джуддатару же царь сам упустил. Раньше надо было отнимать у бабки.

А может быть царь чуял что? Много непостижимых качеств в этом царе, воспитанном не для царствования, а для угождения царствующему. Говорили ведь, что он единственный почуял смертельную опасность для царя Эртхабадра, когда пировали в захваченном Аттане во дворце аттанских богов. И он же принес исцеление бывшему уже все равно что мертвым царю. Ко многому скрытому от глаз есть у него чутье. А уж дух Эртхааны он должен бы чуять издали-издали.

И, может быть, прав этот царь, что не выводит перед всеми Джуддатару, как своего наследника, хоть и объявил, - и следует вазиргу подождать и посмотреть, что сделает Судьба. Если до сих пор не уличен царь в том, чего все от него ждут, может быть, иное ему предначертано? Ведь может быть и изменен порядок наследования. Не братья один за другим по старшинству, а потом - старший сын старшего брата и опять все сначала... Если бы вдруг женился царь и родил сыновей - как многое могло бы измениться! Может статься, Хайр простил бы ему его детство, проведенное на ночной половине, может статься, и Джуддатара не дожил бы до совершенных лет. Людям свойственно болеть, и многие болезни смертельны.

Ахми ан-Эриди снова поглядел на царя. Были у вазирга сыновья и младше, но вдруг почувствовал к царю нежность, как к младшему сыну. Увидел: несчастный ребенок сидит перед ним, с рождения подвергшийся бесчисленным унижениям, ведь так и воспитывают предназначенных для ложа - чтобы не осталось в них гордости, не осталось их самих ни в одной жилке, и высшим мнили бы доставить наслаждение господину, а об ином помышлять им и незачем, и вредно. И этот так же - но где-то в тончайших складках сквозного шелка, в шелесте и звоне украшений, в тени потупленных ресниц утаил себя - не гордость, но кроткое достоинство, которого ни царская милость, ни немилость не смогли уничтожить. Но как ему - царем?

- Ничто ведь не препятствует тому, чтобы повелитель снял с себя тяготы правления и только наслаждался своим положением. Разве не доказал я моей верной службой, что царь может...

- И ты сделаешь все как должно, но не так, как согласен я? - вздернул брови царь.

- Повелитель всегда ведь со временем видит разумность моих советов, сказал ан-Эриди. Вот еще доказательство того, что не способен к власти этот юноша. Разве посмел бы вазирг такое сказать его отцу или любому из его братьев, даже Эртхиа?

- Когда увижу разумность, тогда и соглашусь. Да. И не всегда ведь я соглашаюсь с тобой?

- Да повелитель, это правда. Еще не во всем мы достигли согласия.

- Ах, как ты повернул: еще не во всем! - царь уронил с ног туфли, стал на ковер босой, подошел к вазиргу и сел рядом. - Хорошо же. Скажи, разве не достаточно того, что по моему указу все важные дороги мостятся камнем для удобства проезжающих. Разве не достаточно, что разбиваются новые сады вокруг городов и заложены прекрасные дворцы, что людей мудрых и ученых я собираю здесь, чтобы прославился Хайр у всех народов? Или что крытые рынки, как в Аттане, приказал я строить, чтобы больше караванов приходило к нам и чтобы Хайр богател, не проливая ни своей, ни чужой крови? Что мне сделать, чтобы любили меня? Чего им не хватает?

- Повелитель мой знает, чего, - с искренней заботой сказал ан-Эриди. Любить тебя не будут, бояться не будут. Но можно устроить, чтобы терпели.