Михаил Белов - Улыбка Мицара

Через полчаса они сидели за столом.

— Дядя, — первой начала Мадия, — у меня есть мечта…

— Естественно, — кивнул головой Козырев. — Конечно, речь идет о расшифровке твоей славной песенки?

— Вы не шутите, — остановила его Мадия. — Я хочу отправиться на свидание с человеком из «Шара Тарханова». Думается, моя заявка будет учтена вами?

— Ка-ак? — изумился Козырев, но тут же перешел на прежний шутливый тон: — Председатель Звездного Совета считает, что инженер галактической связи Мадия Тарханова пытается использовать родственные отношения в своих личных интересах. — И вдруг спросил: — А как на это посмотрит Эллиот? Он строго держит курс по ветру…

— Пусть он держит тот курс, который ему нравится, — возразила Мадия. — У каждого должен быть свой курс в жизни. Почему вы заговорили об Эллиоте?

— Не знаю, — откровенно признался Козырев. — Может быть, потому, что видел вашу дружбу. Так вот, идеи Эллиота получили развитие в тезисах доклада Совета Солнца. Академик Соболев предлагает прекратить полеты за пределы Солнечной системы.

— И правильно предлагает, — запальчиво продолжала Мадия. — Если бы Тарханов не улетел на Лорию, тогда его любимая не страдала бы всю жизнь.

Козырев с удивлением посмотрел на племянницу. Такой он видел ее впервые… Кажется, зря он шутил о том, что она влюбилась. Это совершенно очевидно. И уж если она сгоряча выпалила, что Соболев прав, значит, ее избранник не Эллиот, а космонавт, уже утвержденный Звездным Советом на полеты к иным звездным системам. Уж не Лунь ли?

И еще Козырев отметил очевидную противоречивость Мадии. Она как будто бы возражает против полетов за пределы Солнечной системы и в то же время говорит о своей мечте побывать на Лории. Видимо, и в ней тоже зреет протест против правила, некогда установленного Верховным Советом Планеты: готовить для выхода за пределы Солнечной системы только космонавтов-мужчин.

Пришла пора перечеркнуть это правило… Но он не стал говорить Мадии обо всем этом. Он заговорил о своей мечте опять побывать в космосе:

— Если сегодня врачи скажут: можешь летать, я сегодня же отправлюсь в центр Галактики. Смотри!

Козырев нажал кнопку на подлокотнике кресла, и на потолке раскрылся занавес. Свет в комнате погас. С потолка смотрело черное звездное небо. Стотысячекратные В-телескопы приблизили звезды настолько, что, казалось, их можно взять в руки. Звезд было много. «Небесный сад», — подумала Мадия. Над головой, казалось, действительно был августовский сад со спелыми наливными яблоками. Правда, в настоящем саду свет золотистый, теплый, а здесь — холодный, негреющий.

— Вот все, что осталось мне, — как бы издалека услышала Мадия голос Козырева. — В жизни, оказывается, можно быть либо зрителем, либо действующим лицом. Я, например, сегодня почти только зритель…

— Это неправда, — запротестовала Мадия. — Вы всегда человек действия. Кстати, а разве нельзя быть одновременно и действующим лицом, и зрителем?

— Исключается. Люди, которые пытаются совместить то и другое, не достигают совершенства. Зритель — лицо пассивное.

— В этой мысли есть какая-то парадоксальность, — заметила Мадия. — А парадоксы…

— Стоп, Мадия! — внезапно оборвал ее на полуслове Козырев. — Это же гениально!

— Что гениально?

— Парадокс. Как я мог забыть об этом? — пробормотал он, придвинув к себе видеофон. — Дежурный Института света? Я индекс 271а. Переключите информатор на мою квартиру.

Вспыхнул маленький экран, и Козырев опять погрузился в цифры. Это чтение ужаснуло его: как он мог забыть, что шары — инопланетного происхождения? В основе алгоритма исследований лежал незыблемый постулат Эйнштейна — скорость света постоянна. А если не постоянна? Козырев чуть ли не ущипнул себя — до того дикой показалась эта мысль.

Давно ушла Мадия, сразу поняв, что Козырев одержим какой-то новой идеей и отвлекать его нельзя, а он продолжал размышлять перед освещенным экраном. Вселенная вполне объяснялась специальной и общей теорией относительности. Человек потому так спешно и так далеко проник в космос, что в совершенстве знал ее и пользовался ею в своей практической деятельности. В других мирах могут быть другие, неизвестные землянам, законы и теории.

Академик Тарханов когда-то в кругу друзей полушутя, полусерьезно сказал, что за световым барьером начинается антимир, что в этом антимире есть антиземля, антимедведи, антитархановы. Парадокс? Конечно. Но разве психологические корни и психологический эффект теории относительности не связаны с непреложной демонстрацией парадоксальности бытия?

Потом он не раз возвращался к этой мысли. Нерешенная проблема антимира — наследство Тарханова. Это наследство волнует ученых, оно до сих пор еще не потеряло своей психологической окраски. В одной из своих книг о научных идеях Тарханов писал не столько о тех проблемах, которые получили экспериментальную проверку, сколько о тех идеях и проблемах, которые остались в наследство от ученых старших поколений. И идеи, в свое время не подтвержденные экспериментом, опытом, выводом, больше всего волновали Тарханова. Они увлекали его своим драматизмом и устремленностью в будущее.

Козырев чертил на листе бумаги спирали. Принцип развития по спирали — принцип диалектического материализма. Когда-то Тарханов говорил, что он по спирали разгадает любую загадку природы.

«Что ж, попробуем пойти по спирали, — думал Козырев. Быть может, на каком-то завитке и раскроется тайна шаров».

Козырев прилетел в Звездный Совет в девять часов утра. Прежде чем собрать председателей комитетов, он решил повидаться с Раулем Сантосом и, не заходя к себе, направился в Комитет галактической связи.

— Мне сообщили, что осенняя сессия откладывается, — сразу же после приветствия начал Сантос. — Академик Соболев, кажется, собирается проглотить Вселенную.

— Я не понимаю его. — Козырев опустился в кресло. — То, что предлагает Совет Солнца, или, вернее, академик Соболев, противоречит всей нашей философии. Конечно, заманчиво сосредоточить людские и материальные ресурсы на переделке планет Солнечной системы. Но мне кажется, это должно быть всего-навсего текущей повседневной работой человечества. Но ведь нам следует думать и об отдаленном будущем!..

— Не вините Соболева, — остановил его Сантос. — Ничего он не затевал.

— Но тезисы Совета Солнца принадлежат ему!

— Это так. Но доклад — следствие, а причины его появления куда сложнее. Вы не замечали, какие изменения происходят в нашем обществе за последнее время?

— Я, дорогой Сантос, не социолог, а всего-навсего звездолетчик и астрофизик.

— Да, конечно. Но каждый звездолетчик в какой-то мере и философ. Как по-вашему, кто такой Чарлз Эллиот?