Михаил Белов - Экспедиция инженера Ларина

Ларин глядел ей вслед, чувствуя, как гулко и часто стучит сердце. Размышляя над жизнью, он, разумеется, допускал, что рано или поздно любовь постучится к нему. И вот она пришла…

Ларин поднялся в каюту. Там никого не было. Но ему казалось, что Саша где-то здесь, спряталась, ждёт его. Он огляделся, покачал головой, улыбнулся. Подошёл к тумбочке и взял фотографию Лины. Долго разглядывал. И вдруг сказал:

— Саша…

Он держал фотографию той, которая навсегда ушла от него, а думал о другой — живой, волнующей, с пышными волосами и синими глазами, отражающими окружающий мир и потому прекрасными.

Ларин помнил прошлое, всегда помнил. Достаточно было ему взять в руки фотографию и закрыть глаза, как сразу, же образ Лины оживал. А сегодня лицо её виделось смутно, словно сквозь частую сетку дождя. Оно куда-то уплывало, уступая место другому. Уплывало вместе с печалью…

Ларин осторожно поставил фотографию на место. Рядом с ней на тумбочке лежал резиновый человечек.

«Любовь! — думал Ларин. — Любовь… Вечное чудо, преобразующее и омолаживающее мир».

Через три дня «Ураган» покинул остров Парамушир и направился в Охотское море.

Удача сопутствовала морякам. Обловив один косяк, траулер быстро находил второй. Две трети команды занимались переработкой рыбы. Ларин по восемнадцать-двадцать часов просиживал у пульта управления. В каюте он едва добирался до постели и моментально засыпал. Организм у него был железный, но не выдержал, сдал. Последние два дня Ларин чувствовал себя отвратительно.

Вот и сейчас он сидит в будке на низком кресле позади Соболева и кутается в плащ. В будке тихо. Дрожат стрелки приборов. В желобе журчит речка из живой рыбы. Мелькают кадры подводной жизни на экране телевизора…

— Вы бы шли в каюту, отдохнули, Василий Михаилович!

Уверенность Соболева нравится Ларину, но много в нём ещё мальчишества. «Рискнуть разве?» — подумал Ларин, глядя на широкий затылок своего ученика.

Странно себя вёл сегодня косяк сельди. Он то уходил вглубь, то поднимался к поверхности. Соболеву всё время приходилось быть начеку: по глубиномеру менять положение рыбонасоса под корпусом траулера, делать записи в специальном журнале. И Соболев справлялся с этой работой.

Ларин придвинул микрофон.

— Иван Константинович…

— Да.

— Я скверно себя чувствую. Мне надо выспаться как следует. У пульта оставляю Соболева.

— Можно и кончать. Тара на исходе.

— Зачем же? — Ларин устало вытянул ноги. — Сейчас прохладно, рыбу можно сохранить на палубе под брезентами.

— Что ж, я думаю, Соболев справится, — ответил капитан.

Ларин выключил микрофон и обернулся на крик Соболева:

— Василий Михайлович, смотрите!

— Вижу.

Раструб рыбонасоса оторвался от рамы и повис в воде.

— Работа дельфинов, — хмуро сказал Ларин. — Выключай установку, Вася.

Они закрыли будку и поднялись в лабораторию.

— Придётся спуститься в воду, — всё так же хмуро сказал Ларин.

— Может, я один, Василий Михайлович? Или с Алексеем…

Ларин отрицательно покачал головой:

— Без меня вы не справитесь. Одевайтесь, будете страховать.

Ларин сообщил в рубку об аварии и предстоящих подводных работах, и они вышли на палубу. Над океаном повисла жёлтая луна. Она почему-то качалась, как маятник стенных часов. «Не луна, а голова кружится. Может, не стоит рисковать?» — подумал Ларин, оглядываясь по сторонам. Саши нигде не было. Боцман, спустив шлюпку, стоял у верёвочного трапа. Ждал. Нет, оставаться нельзя.

— Вася, какая температура воды?

— Пять градусов.

В шлюпке Ларин натянул маску, повернулся спиной к «Урагану» и спустился в воду. Выпустив лишний воздух, он всплыл на поверхность, показал Соболеву большой палец — всё, мол, в порядке, сделал несколько гребков ластами, затем согнулся в пояснице и ушёл вглубь. Видимость в воде была хорошая: мощные прожекторы, установленные в подводной части «Урагана», давали достаточное освещение. Ларин подплыл к рыбонасосу и начал работать. Мимо прошла тень. Быстро взглянув, он успокоился: это был Соболев.

Неожиданно Ларин вновь почувствовал головокружение. Дышал он часто, прерывисто. «Спокойнее, спокойнее», — мысленно приказывал он себе. Несколько раз глубоко и медленно вздохнул. Стало легче, но головокружение не проходило. Ничего не хотелось делать. Он смутно видел Соболева. Тот почему-то двоился в глазах, потом совсем исчез из виду.

А Соболев продолжал плавать вокруг Ларина, страхуя его от подводных хищников. Правую руку он держал на рукоятке ножа, а левой цеплялся за сигнальный канат.

Ларин, свесив ноги, сидел на раме и вяло взмахивал руками, пытаясь укрепить раструб рыбонасоса. Соболев подплыл ближе и увидел, что инженер работает в полубессознательном состоянии. Вот инструмент выскользнул из его рук и растворился во мраке. Ларин качнулся и свалился набок. Соболев подхватил его, но выпустил канат, и бессильное тело инженера потянуло его вниз. Но Соболев успел снова схватиться за канат и дёрнул его три раза: условный сигнал к немедленному подъёму наверх. Боцман потравил канат.

Ах, боцман, боцман, неужели вы не чувствуете, что происходит под водой?..

Силы Соболева иссякали. Почувствовав, что канат подаётся, он начал тянуть его вниз. А боцман продолжал травить канат. Соболев готов был плакать от отчаяния.

Саша Поленова стояла рядом с боцманом и с тревогой следила за пузырьками воздуха. Пузырьки страхующего поднимались на поверхность нормально, а второй подводник дышал прерывисто, пузырьки появлялись с большими интервалами. Саша побежала в лабораторию, быстро переоделась. Боцман встретил её в полном недоумении.

— Дали два сигнала, требуют травить канат.

— Два? Может, три? — спросила Саша. — Тяните вверх, Кузьма Степанович. Вы, наверное, ошиблись. Я спущусь к ним.

Соболев увидел Сашу, и ему стало легче. Одновременно он почувствовал, как канат натянулся и его начали выбирать. Саша плыла рядом, поддерживая Ларина. Меньше чем за минуту боцман вытащил подводников. С них сняли маски. Ларина подняли на палубу. Саша наклонилась над ним вместе с судовым врачом.

— Что будем делать? — спросил Усков.

— Без Ларина, пожалуй, ничего не сделаем, — ответил судовой электрик.

На экране телевизора — подводная часть траулера. На ней — рыбонасос. Раструб на месте. Но установка не действует.

— Не исправим? — переспросил Усков. — А как же наше обязательство?

— Не бывает безвыходных положений, — сердито сказал Вершинин. — Я в технике не силён, но могу…

— Тут вам не философия — базис, надстройка, — насмешливо заметил Щербань.

— Что ж, будем ждать выздоровления Ларина, вздохнул Усков. — Это значит, что к октябрьским праздникам не успеем выполнить обязательства.