Ника Созонова - Сказ о пути

— Черные окна — интересный подход к фильтрации солнечного света, я бы даже сказала, кардинальный… Ой, какая милая фарфоровая собачка! Только отчего она кислотно-желтого цвета? Наверное, тот, кто ее делал, страдал отсутствием вкуса, как и ты… А это кто?

В руках у нее была фотография Лели — единственная, которая осталась у него после ее смерти.

— Не трогай! — Он хотел это прокричать, но вышел затравленный злобный шепот.

— А, понятно — это та, из-за которой ты остался здесь. Там она была не такая, поэтому я и не узнала… А где она сейчас? Думаю, она фиговая хозяйка, раз допускает такой бардак в квартире.

Наки презрительно сморщилась и провела пальцем по портрету, очерчивая овал лица.

— Она умерла. Поставь, пожалуйста, фотографию на место.

Алексей испытывал дикое желание придушить девчонку или стукнуть головой об стену. Но, как ни странно, эта эмоция была скорее приятной: она разбудила его, рассеяла затхлое оцепенение, в котором он пребывал столь долго.

— Как?.. — Казалось, наглая девчонка растерялась. — Но ведь я лишь хотела ее припугнуть… Думала, тебе с ней плохо.

— Да, мне с ней было плохо. Без нее же… Взгляни на грязное пьяное безногое чмо, что перед тобой. И вопросов не будет.

Наки подошла вплотную к его инвалидной коляске.

— И ты ждешь ее здесь? Не пробовал поискать в другом месте? Думаю, сюда она вряд ли вернется.

— О чем ты говоришь? Она умерла пять месяцев назад. Ее больше нет.

— Дурачок! Зачем ты вытащил меня из иллюзорного рая? Чтобы самому застрять в иллюзорном аду? Это что, такая предельная степень мазохизма, которое, видимо, у вас здесь в моде?

Он заторможенно повторил:

— Ее больше нет. Она умерла.

— А ты сам-то живой? А я? Может быть, я замерзла в тот день, когда уничтожили мое селение. Или же меня нашли и убили. А Гоа — погиб от голода возле тела своей матери. Откуда ты знаешь, что это не так?

— Я знаю одно: и ты, и Гоа мне кажетесь. На самом деле вас не существует. Это всего лишь галлюцинации.

— А разве галлюцинация может сделать вот так? — Наки положила ладонь ему на лоб, и он почувствовал ее вес и тепло. — Как бы там ни было, тебе теперь есть, кого искать. Может быть, твоя девушка ждет тебя в Алуно, как ждет меня там моя сестра. Или в каком-нибудь другом прекрасном месте. Пойдем, а? Ну, неужели тебе не надоело здесь? По-моему, тут на редкость противно и скучно.

Алексей ощутил тяжелые когтистые лапы на своих плечах. Похоже, Гоа его все-таки признал и теперь, тихонько подкравшись сзади, вылизывал затылок. От его горячего шершавого языка шли волны тепла, согревающие все тело — до самой души.

— Наки, я не могу уйти, в любом случае. Я пробовал, и не раз. У меня ничего не выходит. Да и посмотри, на кого я похож — даже ходить не могу. А лицо? Неужели ты не видишь, что я стал совсем другим? Поразительно, как ты вообще узнала меня.

— Я не очень понимаю, почему ты сидишь в этом идиотском кресле с колесами. Ты выглядишь вполне здоровым. А насчет внешности — на, посмотри! — Она сняла со стены зеркало. — Кажется, ты и здесь, как обычно, что-то напутал!

Он вгляделся в свое отражение. Серый — он снова стал стальным. Матовые глаза. Жесткие губы. Он потянулся к макушке, и ладонь запуталась в густых пепельных прядях.

Алексей рассмеялся.

— Ну вот, опять придется привыкать к себе — такому! Так не честно.

Девочка звонко подхватила его смех, а Гоа радостно заскакал по комнате, грохоча опрокидываемыми стульями.

Дийк рывком поднялся на ноги, радостно ощущая натяжение мышц и хруст суставов. Взяв со стола почти пустой тюбик с краской, нажал на него посильнее и нарисовал на паркете круг.

— Ничего, что это не мел? — поинтересовалась Наки, прыжком перемахивая за блестящую, остро пахнущую черту.

Гоа опередил ее и уже прижимался к правой ноге хозяина.

— Какая разница? — легкомысленно отмахнулся промир.

Девочка протянула ему фотографию Лели, которую до сих пор держала в руках.

— Вдруг случится так, что ты забудешь ее лицо. И как же тогда ты ее найдешь?

— Ты как всегда права, моя мудрая малышка.

Он взял фотографию и крепко зажмурился…

Его обнаружила Наталья, на следующий день. Он лежал на полу возле опрокинутого инвалидного кресла, в неровном круге, нарисованном черной масляной краской. Ладонь сжимала фотографию Лели, на лице застыла улыбка.

Похороны устроил Станислав. Он же был единственным, кто на них присутствовал, кроме гробовшиков и нанятого им священника. Он колебался какое-то время, не вызвать ли из Ужгорода мать и жену (ставшую наконец вдовой), но решил, что успоший вряд ли бы одобрил такое.

Собравшиеся слегка удивились фразе, которой Станислав сопроводил первую горсть земли, ударившуюся о крышку гроба:

— В добрый путь, странник. Пусть дорога твоя будет длинной, но легкой…

— Кажется, мы опять не туда попали! Во всяком случае, это место весьма мало напоминает Алуно.

Наки со вздохом сожаления попинала сиротливый валун, возле которого они вынырнули. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась голая земля цвета запекшейся крови. В свете заходящего густо-малинового солнца она смотрелась устрашающе.

— На Марс, наверное, — предположил Дийк. — Очень похоже. — Он задрал голову к лилово-оливковым небесам. — Сразу удерем или побродим по окрестностям, попробуем поискать что-нибудь интересное и живое?

— А ты уверен, что это живое при встрече с нами не попытается откусить нам головы?

— Абсолютно не уверен.

— Ну, тогда пойдем!

Наки перепрыгнула через валун, взмахнув отросшими волосами.

Гоа, недовольно поскуливая (почва была черезчур раскаленной для его лап), затрусил следом.