Джейн Йолен - Книги Великой Альты

- Чтобы сосредоточиться, - сказала Катрона точно так же, как когда-то в Селденском хейме, когда учила девочек жизни в лесу.

Для начала они, усевшись в кружок у костра, показали мужчинам, как дышат в лад. Катрона так нуждалась в свете, что развела огонь вопреки опасности. Она рассказала юношам сказку о пяти зверях, которые поспорили, что в жизни главнее, и оказалось, что дыхание. Дженна вспомнила, как монотонно рассказывала эту историю Мать Альта - у Катрены получалось куда веселее. Мальчики смеялись от души, и Джарет тоже, только беззвучно.

Марек и Сандор в свою очередь вспомнили стихи, которым научил их отец, - о том, как тянуть паром через реку. Катрона сказала, что эти стихи говорятся неспроста, а для науки.

- Для каждого ремесла есть такие. И для пекарей, и для пастухов, и для мельников.

Джарет, тронув Катрону за руку, показал на себя.

- Он ведь тоже мельник, - подсказала Катри.

Все, смутившись, умолкли, но тут Петра запела колыбельную, и все принялись тереть глаза.

- Встать надо со светом, - сказала Дженна.

- До света, - поправила Катрона.

ПЕСНЯ

Колыбельная сестер

Спи-усни, моя малышка.

Видишь - мир оделся тишью,

Неприступны наши стены,

Супостату хейм не взять.

Сон спорхнет тебе на веки,

Будешь счастлива вовеки,

Для тебя, укрыты тенью.

Станут птицы распевать.

Спи, дитя, не думай даже:

Сестры сильные - на страже.

Сестры с луками тугими

Зорко смотрят с высоты.

Сестры все ночной порою,

Как одна, готовы к бою.

Счастлива и невредима,

На заре проснешься ты.

Спи-усни, моя малышка.

Видишь - мир оделся тишью.

Улыбнется Альта сверху.

Альту сердцем позови.

Сестры будут все добрее.

Защитят и обогреют...

И на темных, и на светлых

Хватит Альтиной любви.

ПОВЕСТЬ

Путники один за другим уснули - только Дженна и Скада не спали, лежа бок о бок на Дженнином одеяле.

- Я скучала по тебе, - сказала Скада. - И по этому миру, такому яркому и звучному.

- О чем же ты скучала больше?

- Обо всем поровну, - засмеялась Скада. - Однако тебе сильно досталось.

- Другим пришлось еще тяжелее. И вина за это...

- ...лежит не на тебе, милая сестра. Просто кругу пришла пора замкнуться и то, что ты оказалась пряжкой, не твоя вина, а случайность.

- Джарет назвал меня колесной чекой.

- Нам будет недоставать его звонкого голоса.

Дженна чувствовала то же самое, но не смела сказать это вслух.

- Я...

- Не "я", Дженна, - "мы". Разве тебе так трудно запомнить, что ты не одна? Что мы все разделяем твое бремя?

Дженна вдруг вспомнила слова Альты: "Ты и хочешь, и не хочешь быть Анной". Как легко Альта их произнесла, и как трудно принять их. Она не прочь быть серединой, пряжкой, чекой, но не хочет нести на себе столь непомерную тяжесть. Одно без другого невозможно, но тяжестью можно поделиться. "Не я, а мы". Дженна тронула Скаду за руку. Больше они не говорили, а просто лежали рука об руку, пока сон наконец не сморил их.

- Дженна! Дженна! - звал чей-то далекий голос. Дженна, вздрогнув, проснулась, и уши ее наполнил птичий щебет. Катрона трясла ее за плечо. Дженна села, неохотно расставаясь с успокоительным забытьем, и увидела, что их лошади щиплют траву у торной дороги, а все остальные еще спят.

- Катрона, мне снился очень странный сон. Там был огромный луг... - начала Дженна и умолкла. В волосах Катроны появилась седина, и морщины на лбу умножились.

- Это был не сон, малютка Джен. Луг, роща, зал и очаг - не сон, разве что нам обеим приснилось то же самое.

Дженна медленно поднялась. Если им и приснился одинаковый сон, это не объясняет, отчего Катрона так постарела. Да и у Долга, который только что поднял голову от травы, вся морда седая. А у Джарета на шее появилось зеленое ожерелье.

- Да, это не сон, - согласилась Дженна. - Но если это правда, где мы? И который теперь год?

- Где мы, я знаю. Это дорога к Перекрестку Вилмы. Она не так уж изменилась за тридцать лет, что я здесь не бывала.

- Тридцать лет?

- Я побывала здесь во время своих странствий. Это был мой последний хейм и мой подвиг.

- Почему подвиг?

- Потому что это так далеко от моего родного хейма, и дорога к нему ведет через знаменитый лес греннов, и это самый первый хейм. Пришлось идти - слишком уж я нахвасталась, что ничего не боюсь.

- А сама боялась?

- Еще бы, - засмеялась Катрона. - Я ведь хоть и хвастунишка была, но не дура. Греннов я, правда, в глаза не видела и не слишком верила, что они существуют, зато тумана и мужчин боялась ужасно. С мужиками мне пришлось-таки сразиться пару раз, и я заявилась в Перекресток Вилмы с подбитым глазом, но невинность свою уберегла. - Катрона хмыкнула, вспомнив об этом.

- И что же?

- Сестры посмеялись надо мной, выкупали в горячей бане и поведали кое-что о женской жизни - моя Мать Альта мне это тоже говорила, да я пропускала мимо ушей. На следующей неделе пришла моя первая кровь, а по дороге домой я повстречала своего первого мужчину. Катри мне так и не простила, что я ее не дождалась.

Дженна покраснела до ушей.

- Конечно же, это дорога к Перекрестку Вилмы. Здесь она опять ныряет в лес. А вот это - Булавки Альты. - Катрона указала на пару длинных, поросших травой дюн, тянущихся почти на милю. - Они одни такие во всех Долинах.

- Тридцать лет, - задумчиво произнесла Дженна. Она расчесала волосы пальцами и заплела, перевязав темной лентой.

- Если не больше, - сказала Катрона.

- Да, но намного ли?

- Кабы знать, дитятко. Я всю ночь ломала над этим голову. - Катрона крепко обняла Дженну. - Что до сна, который мы обе видели, то там, помнится, была и еда. - Катрона открыла седельную суму, служившую ей подушкой. - Так и есть. Вот бы все сны были такими! - Она извлекла наружу две витые булки и кожаную флягу. - Давай подкрепимся, девочка. Не зря же говорили у нас в войске: "Кто первый встал, тот и пенки слизал". - Она отломила кусок булки и подала Дженне. - Помнится мне, ты всегда любила горбушки, еще сызмальства.

Дженна с благодарностью набила рот хлебом и вздохнула, почувствовав запах каких-то сладких трав.

Катрона хлебнула из фляги и ухмыльнулась.

- Красное. Она налила нам красного, благослови ее Небо.

- Только ты, Катрона, способна благословлять кого-то за вино, - засмеялась Дженна, однако и сама отпила глоток. И не сказала Катроне, что вино вовсе не красное, а розовое, Дженнино любимое. Либо Катрона утратила вкус, либо тут какое-то волшебство. В любом случае лучше помолчать.

Остальные, поднявшись вскоре, доели весь хлеб и допили флягу. Дженна подметила, что Петра пила из нее молоко, а парни - что-то темное, видимо чай.

Они оседлали коней и отправились в путь, как только солнце встало между холмами, которые Катрона назвала Булавками Альты.

- Сколько я помню, от хейма до них недалеко, - сказала Катрона. - Мы будем на месте еще утром.