Герберт Циргибель - Иной мир

Я вытащил его из прохода.

— Теперь послушай меня, мальчик мой, — сказал я успокаивающим тоном, — тебе не нужно столько думать о нем. То, что мертвое, больше не принадлежит нашему к нам. Ты должен подумать о себе, Гиула, ты должен пойти к экспандерам, посмотри, какими мягкими стали твои мускулы.

Он удивленно посмотрел на меня и сказал: «Я право не знаю, Стюарт — может быть все это всего лишь сон? Не кажется ли тебе, что это все могло бы быть сном?

— Это не сон, Гиула.

— У меня уже были такие смешные сны, Стюарт, — продолжил он, — и теперь я порой сомневаюсь, живы мы или нет…

— Прекрати, — сказал я. — Мы живем, мы находимся в «Чарльзе Дарвине, и все, что ты видишь — реальность. Миша мертв, по-настоящему мертв, и никто не может снова вернуть его к жизни. Ты понял это?

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Да, ты, пожалуй, прав. Мы живы, потому что мы говорим друг с другом. Но все же, Стюарт — возможно это всего лишь другая форма жизни. Она же другая, не правда ли? Разве не возможно то, что мы находимся по сторону, на небесах? Мы все слышим и все видим — но они не видят нас, и мы можем звать, сколько нам влезет, но они не услышат.

Я встряхнул его.

— Приди же в себя, наконец, Гиула! Чи верит в то, что нас, вероятно, еще можно спасти. И к твоему сведению: Я тоже так думаю, и Соня тоже так думает. Пойдем, послушаешь Землю.

Я потащил его в контрольную рубку и включил приемник. Громкоговорители шипели и трещали.

— Это с Земли, Гиула…

Гиула печально кивнул. В принципе, я был расстроен не меньше, чем он. Вдруг шорох в динамиках прекратился, и голос зазвучал громче. Он то нарастал, то убывал, но мы понимали текст. Какая-то радиостанция передавала сообщение о космическом корабле.

— Ты слышишь, Гиула? Они ищут нас.

Мне показалось совершенно естественным, что речь шла о нас, и несмотря на то, что этот неожиданный прием удивил меня не меньше, чем мое спутника, я повторил с большим спокойствием: «Они ищут нас. Ну, что я тебе говорил?»

У Гиулы вырвался возглас радости. Он позвал Соню и Чи; голос в динамиках снова заглушил сильный шум. Пришли Чи и Соня. Я сказал, стараясь оставаться спокойным: «Они уже определили наше местоположение. Речь шла о нас. Это всего лишь вопрос времени, нескольких дней, затем у нас снова будет земля под ногами».

В этот момент голос прозвучал четче. Диктор рассказывал что-то о космическом корабле, который стартовал с шестью больными спондилезом на борту. Он перечислил расстояние от Земли, перигей и апогей. Больные чувствовали себя в невесомости необычайно хорошо, заверил он, и врачи надеются, что эта первая попытка принесет новые познания. Гиула начал смеяться. Он не умолкал.

— Замолкни наконец! — со злостью крикнул я на него.

— Это я называю результатом! — воскликнул он. — Это настоящая забота. Они лечат копчиковые кости в невесомости. Почему это раньше не пришло мне в голову? Я был бы неплохим санитаром в психушке.

Чи молча вышел.

— Ты был прав, Стюарт, — продолжил Гиула, — мы действительно находимся на космическом корабле, это не сон. Прощай, Земля! Хотите что-нибудь поесть?

— Да, — сказала Соня, — будь так добр и наполни мой тюбик.

Гиула удалился.

— У него не лучшие нервы, — сказал я, — теперь попробуй ты повлиять на него.

— Я позднее позабочусь о нем. Мы должны, пожалуй, настроиться на большой срок.

— На очень большой, Соня.

Она кивнула.

— Я свыклась с этим, Роджер.

Я восхищаюсь ей. Мне нелегко было свыкнуться с мыслью, что я больше не увижу Землю. Во мне еще теплилась надежда. Женщины, пожалуй, ведут себя в сложных ситуациях во многом проще, чем мужчины. Как можно было приспособиться к такой жизни? Разве это была жизнь? Не прав ли был Гиула? Жизнь имеет смысл только на Земле. Кому мы могли быть полезны здесь? Даже вряд ли самим себе. Мы могли лишь влачить жалкое существование и даже это, скорее всего, только на короткое время. Когда мы выйдем за пределы Солнечной системы, больше не будет источника энергии для нашей лаборатории. Мне пришлось вспомнить об ампулах. Для каждого была предусмотрена одна. Где они находились? Они были под замком у Сони?

— О чем ты думаешь, Роджер?

— Ни о чем, Соня — или даже обо всем. Столько мыслей приходит в голову.

— Не думай много, — сказала она. — Ты должен заняться чем-нибудь — и Гиула тоже. Мы поговорим об этом потом, сейчас я должна идти к моему пациенту. Сейчас его сон уже более спокойный.

— Ты спасешь его?

— Возможно. Это будет ясно в ближайшие дни.

Она оставила меня.

Действительно, было удивительно, откуда Соня брала силы справляться со всем этим. Она делала Шитомиру инъекции глюкозы, ухаживала за ним и находила еще и для нас ободряющие слова. И тогда я подумал, что она надорвется.

Я забрался в лабораторию. Гиула стоял у телескопа.

— Звездочка, — сказал он, — посмотри на звездочку, Стюарт, нашу Землю. Ее даже еще можно увеличить в телескопе. Если бы только наши обломки так сильно трясло. — Это слишком глупо, что «Дарвин» ускорился автоматически. Если бы этот булыжник накрыл нас пятью секундами раньше, все бы уже давно прошло.

— Хотя бы наша лаборатория работает без нареканий, — сказал я, — значит с голода мы не умрем.

— Нет, с голоду мы не умрем, — язвительно ответил он, — у нас есть все, что необходимо цивилизованному человеку. Только спондилеза у нас нет.

— Хватит сейчас об этом.

— Почему? Мне забавно от мысли об этом. Мои мысли работают подобно камере замедленной съемки. Все последние месяцы на Земле пронеслись у меня в голове. Я думал о наших лесах и о Дунае, о домах и улицах. Вечером, когда горели огни, я часто гулял по улицам. Теперь это все в прошлом, навсегда в прошлом. Или ты серьезно думаешь, что мы когда-нибудь вернемся обратно домой?

Я молчал.

— Видишь, ты тоже не веришь в это. Никто не верит в это. Вы обманываете себя. Ты еще помнишь? Восемь дней до нашего старта мы были на концерте. Я не помню уже, что играли, но все мы шестеро были там.

— Играли Баха, — сказал я, — концерт цембало в E- Мажор.

— Я бы это никогда не запомнил. Я тоже пошел только из вежливости. Это было скучно. Лучше бы это был джаз…

— Ты наполнил тюбики?

— Нет, еще нет. Этот концентрированный бульон единственное, что осталось от всего. Свинья на Земле живет лучше, чем мы, ты должен признать это, Стюарт. Да, даже блоха, муравей или, по-моему, даже скунс живет лучше. Представь себе, как все переживает блоха. Но и она смышленее нас. Ее прыжки скромнее, она то и дело возвращается на Землю. Даже каторжник живет лучше. У него есть небо над головой.

Он вздохнул.

— Ты говоришь глупости, Гиула, — сказал я, — мы еже можем жить и как-то надеяться. И если всему этому действительно суждено остаться нашим миром, тогда у нас есть и право покончить с этим.