Юрий Нестеренко - Приговор

было видно за досками) — но мало ли на свете похожих лошадей? Тем более

что узкие длинные оконца под крышей сарая пропускали внутрь не так уж

много света. В таком ракурсе я бы даже не поручился, что это жеребец, а

не крупная и сильная кобыла.

Но Эвьет уже бежала к деннику.

— Верный!

Конь повернул голову и коротко приветственно заржал. Даже это еще

могло оказаться совпадением, но я уже спешил следом за девочкой.

— Верный, это в самом деле ты? — я отворил дощатую дверцу денника.

Красивая черная голова качнулась вниз и вверх, словно жеребец совсем

по-человечески кивнул, отвечая на мой вопрос. Я успокаивающе погладил

его по шее, убеждаясь, что конь не настроен брыкаться, затем вошел в

денник, присел возле правой задней ноги и осторожно потрогал бабку в

белом "чулочке".

Пальцы нащупали на привычном месте шрамики от собачьих клыков.

— Да, это он, — сказал я, выпрямляясь. Эвьет не требовались

подтверждения: она уже, счастливо улыбаясь, обнимала и гладила по носу

склоненную к ней лошадиную морду. Верный довольно пофыркивал.

Но, на самом деле, радоваться было рано. Конь прискакал сюда не

сам, и, более того, он был оседлан. Это могло означать лишь две вещи:

либо на нем только что приехали (но это вряд ли, шея, которой я только

что касался, не была влажной, да и сам жеребец не выглядел уставшим

после ночной скачки), либо, напротив, его нынешний хозяин уже собирается

уезжать. В любом случае, он где-то поблизости и вот-вот появится. А всех

моих денег, даже если впридачу к ним отдать меч Гринарда, и близко не

хватит, чтобы выкупить такого хорошего коня.

— Эвьет, хватит нежностей, — скомандовал я, поспешно закрепляя

седельные сумки. — У нас в лучшем случае пара минут, — я запрыгнул в

седло, выехал в проход между стойлами и обернулся, протягивая руку

девочке.

— Эй, какого черта? Это мой конь!

В прямоугольнике света, протянувшемся от открытой двери сарая,

стоял, расставив ноги, солдат в чешуйчатом кавалерийском доспехе. В

левой руке он держал седельную сумку, а правой уже успел выхватить меч.

Свет утреннего солнца, падавший на его правый бок, ослепительно сверкал

на обнаженном клинке.

Чего и следовало ожидать.

— Извини, приятель, — ответил я, глядя на него, но по-прежнему

протягивая руку Эвелине, — но это мой конь, и я могу это доказать.

— Доказать? — он решительно шагнул вперед. Это был рослый и сильный

воин, явно не боявшийся сразиться и пешим против конного. — Что за бред,

ты хочешь убедить меня, что я не на нем приехал?!

— Это еще не делает тебя его владельцем, — возразил я (да что ж там

Эвелина копается и не залезает на круп?). — Ты даже не знаешь, как его

зовут.

— Его зовут Ворон, и…

— Его зовут Верный, — перебил я и громко позвал коня по имени. Тот

повернул голову. — Видишь?

— Это ничего не значит, просто имя похоже, — буркнул солдат.

— Хорошо, доказательство номер два: на одной из его ног имеется

небольшое повреждение. Если это твой конь, ты, конечно, знаешь, на какой

именно и как оно было получено?

— Повреждение?… — растерянно пробормотал кавалерист. — Нет у него

никаких…

— Шрам от собачьего укуса на правой задней бабке, — жестко произнес

я. — Можешь проверить и убедиться, — я бросил взгляд на Эвелину,

стоявшую как раз со стороны правого бока, и наконец понял, что она

делала — взводила свой арбалет. Теперь он уже был готов к стрельбе.

— Не морочь мне голову! — рявкнул солдат. — Может, когда-то этот

конь и был твоим. Но теперь он мой!

— Ты купил его у конокрада, а это, согласно имперским законам, не

наделяет тебя правом собственности.

— Я взял его, как боевой трофей! — возмутился кавалерист и тут же

прищурился: — Между прочим, в грифонском городе. Что ты там поделывал,

а?

Вообще-то ни Йорлинг, ни Лангедарг не издавали приказов,

запрещающих мирным жителям посещать какие-либо города Империи, в том

числе — и находящиеся на подконтрольной противнику территории. По сути,

такой приказ означал бы юридическое признание факта распада страны, что

яростно отвергалось и Львом, и Грифоном. Однако в нашей ситуации это

была слабая линия обороны.

— Я не знаю, куда угнал моего коня конокрад… — начал я, но,

похоже, и это прозвучало неубедительно.

— Эй, ребята! — заорал солдат, делая шаг назад; похоже, он раздумал

драться. — Именем герцога! Здесь грифонские шпионы!

— Тихо ты! — из тени выступила Эвьет, направляя арбалет в его

сторону. — Никакие мы не шпионы, но конь и правда наш!

— У грифонцев совсем плохо с людьми — уже сопливых девчонок

вербуют? — презрительно осклабился кавалерист.

— Мы такие же йорлингисты, как и ты! — прикрикнула на него Эвелина.

— Я — баронесса Хогерт-Кайдерштайн (а вот свое имя она зря назвала,

подумал я), и мой сеньор — граф Рануар! А ты посягаешь на мою

собственность!

— Я понимаю, тебе не хочется расставаться с таким хорошим конем, -

вновь вступил я, еще надеясь уладить дело миром и хватаясь за соломинку,

— но в качестве компенсации мы отдаем тебе вот этих быков, а еще подводу

во дворе — все это можно неплохо продать… — предложение, конечно, было

смехотворным, даже весьма средненький боевой конь стоит доброго десятка

таких подвод вместе с быками, что уж говорить о Верном!

И соломинка, естественно, не помогла.

— Какие, к дьяволу, быки?! Если вы и впрямь йорлингисты, так уйдите

и не мешайте! Я герцогский гонец, и у меня важное и срочное поручение!

— Обратись к коменданту крепости, пусть найдет тебе другого коня, -

предложил я, сильно, впрочем, сомневаясь, что во всем Ра-де-Ро отыщется

хоть один достойный конкурент Верному.

— Сдается мне, что вы все-таки шпионы, — покачал головой солдат,

похоже, запоздало сообразив, что только что выболтал подозрительным

незнакомцам секретную информацию. Конечно, он не сообщил никаких деталей

о своей миссии, но сам факт… Не поворачиваясь к нам спиной, он сделал

еще один шаг назад, к двери. И я понял, что сейчас произойдет. Пока что

его призывные крики не возымели последствий — очевидно, изнутри сарая их

никто не услышал. Но сейчас он выскочит на улицу и запрет снаружи дверь

на засов раньше, чем мы успеем ему помешать — а вот тогда уже призовет

подмогу. И, хотя обвинить нас в общем-то не в чем, и даже наши претензии

на Верного не противоречат имперским законам (писанным, впрочем, задолго

до гражданской войны) — я не настолько наивен, чтобы иметь желание

попадать в руки какой бы то ни было контрразведки. Тем паче в условиях

пошедшей в последние недели игры на обострение, и особенно с учетом