Юрий Нестеренко - Приговор

а у нас во рту не было ни крошки с прошлого полудня (да и ту снедь, что

мы раздобыли тогда в придорожной деревеньке, можно было назвать

полноценным обедом лишь при неумеренном оптимизме). Хорошо было Верному:

он пощипывал сочную лесную траву и не понимал наших проблем. Я склонялся

к мысли все же пошарить по погребам мертвого села — вероятность, что

солдаты успели нагадить и там, была минимальна, хотя в подполы они

наверняка спускались, дабы удостовериться, что там никто не прячется -

однако Эвьет решительно заявила, что пойдет на охоту. Прежде во время

нашего путешествия она лишь подстреливала ту добычу, которая, можно

сказать, сама шла в руки, однако теперь собиралась предпринять

целенаправленную охотничью экспедицию.

Я, однако, не мог ее сопровождать. Лес выглядел слишком густым,

чтобы ехать через него на лошади, к тому же конный охотник без собак

только распугает всю дичь. Оставить Верного привязанным к дереву тоже

было нельзя — никто не поручился бы, что здесь нет волков или иных

опасных существ (не обязательно четвероногих). Можно было, конечно,

прогуляться до какой-нибудь конюшни в мертвом селе, но опять-таки

неизвестно, кто может проехать через это село в ближайшие часы… И к

тому же, как безапелляционно заявила Эвьет, у меня нет охотничьих

навыков, а стало быть, я способен распугивать дичь не хуже Верного. Я

вынужден был согласиться, что мне придется остаться с конем, хотя мне

это и не нравилось. Не из глупой гордости, конечно, а из опасения насчет

девочки и хищников — причем в первую очередь тех, что не четвероногие.

— Дольф, я три года охотилась одна в лесу, — улыбнулась Эвелина.

— Тот лес ты хорошо знала. Этот — нет.

— Следы везде выглядят одинаково. Если здесь и есть разбойники, я

обнаружу их гораздо раньше, чем они — меня. Когда приучаешься читать

следы мягких лап, отпечаток башмака бросается в глаза с десяти ярдов, -

и, не успел я заметить, что ее сапоги оставляют не менее заметные следы,

как Эвелина деловито принялась разуваться. — Присмотри заодно и за ними,

— вновь улыбнулась она, ставя обувь на землю. Хотя я не возражал, она -

как видно, помня мои слова о том, что пристало и что не пристало

баронессе — пояснила: — Это не только из-за разбойников. Залог успешной

охоты в том, чтобы максимально уподобиться своей дичи.

— Хорошо сказано, — оценил я. — Сама придумала?

— Вообще-то из отцовской книги вычитала, — честно призналась Эвьет.

— "Сочинение об искусстве ловчей забавы" Гумбольдта Троккенштерна,

оберхофягермайстера предпоследнего императора. Сам он, конечно, не

следовал своим советам столь буквально, а зря. Когда я иду босиком и

ощущаю ногами то же, что и зверь, я лучше понимаю его поведение. А

заодно чувствую любую веточку или сухой лист и знаю, что они не хрустнут

в самый неподходящий момент у меня под сапогом. Но, конечно, это все

работает, когда есть привычка и сноровка. А иначе просто исколешь ноги,

и все.

— Ладно, — улыбнулся я. — Иди, гроза лесной дичи, надеюсь на тебя

от всего желудка. Но, — добавил я серьезно, — если вдруг все же

нарвешься на каких-нибудь типов — пожалуйста, не геройствуй. Говори, что

у меня полно денег, и веди их прямиком сюда. А уж я им устрою горячий

прием, — я похлопал по куртке с той стороны, где лежал огнебой.

— Непременно.

Эвьет отсутствовала достаточно долго, чтобы я начал беспокоиться -

тем более что заняться мне было, в общем-то, нечем, а время в таких

случаях тянется медленно. Я старался занять его размышлениями на

отвлеченные темы — например, о том, каковы же все-таки стратегические

планы обоих кандидатов в доминантные самцы и у кого из них больше шансов

перегрызть глотку сопернику (а заодно и многим тысячам сподвижников

оного) — однако в голову мне то и дело лезли иные мысли. Например, о

том, что четвероногих хищников все-таки тоже не стоит недооценивать,

даже и в сытное летнее время. Животные нападают не только от голода. Они

могут защищать территорию или детенышей, рассматривая в качестве угрозы

простое пересечение невидимой человеком границы… Но уж не Эвьет этого

не знать, раздраженно напоминал я себе. Однако даже трехлетний опыт

выживания дает лишь ограниченное знание, возражал себе я. Предположим, в

том лесу не было медведей, а в этом есть… Ее знания не только из

личного опыта, вновь одергивал я себя. Она читала книгу

профессионального охотника, что-то ей рассказывали отец и брат… Да, но

одно дело — умозрительное знание в теории… А еще в незнакомом лесу

можно запросто забудиться. Но уж по сторонам света-то она сможет

сориентироваться, тем более в солнечный день, а значит, и выйти к

северной границе леса тоже. А там уже ориентир — мертвое село. И вообще,

она говорила, что хорошо чувствует направления… А еще можно

пораниться, поскользнуться, оступиться и подвернуть или даже сломать

ногу — человек ведь обладает таким несовершенным телом, способным

покалечиться буквально на ровном месте, даже убиться насмерть, упав

всего лишь с высоты собственного роста…

Да-что-за-черт-в-конце-концов!!! С каких это пор я беспокоюсь о ком-то,

кроме самого себя?! И, по сути, даже больше, чем о самом себе — не в

том, разумеется, смысле, что мне не мила жизнь и я готов ею ради кого-то

жертвовать (это абсолютно исключено), но просто, когда я иду по лесу

сам, то не думаю каждую минуту, что могу повредить ногу или нарваться на

медведицу с детенышем… Увы, ответ на вопрос "с каких это пор" был мне

известен достаточно хорошо. Нет, не с самого момента моей встречи с

Эвьет. Тогда я хоть и ощутил сочувствие к ней, но оно было вполне

абстрактным. С таким чувством проходят мимо больного животного, вовсе не

собираясь, однако, лечить его и кормить. Но по мере того, как я узнавал

личность Эвелины… Наверное, подобное происходило и с моим учителем.

Сначала ему действительно был просто нужен ассистент, чтобы мыть

реторты, подавать инструменты, следить за песочными часами во время

опытов, помогать монтировать экспериментальные установки — и не более

чем. Но потом снисходительное сочувствие сменилось уважением и дружбой,

которая возможна только между равными, несмотря на разницу в возрасте и

знаниях. История повторяется? Не хотел бы я, чтобы она и в самом деле

повторилась…

— Дольф!

Я вздрогнул. Эвьет появилась совсем не с той стороны, откуда я ее

ждал, и притом, в очередной раз, совершенно бесшумно. М-да, не хотел бы

я оказаться на месте ее дичи!

Даже если эту дичь зовут Карл Лангедарг.