Владимир Петров-Одинец - Лабиринты Гипербореи

На том совещание и закончилось. Выйдя на палубу, мальчишки удивились – трирема двигалась по ночному морю, не снижая скорости. Конвойные дромоны с яркими факелами на носу, корме и по бортам, держали строй. Тоненький рожок новой луны освещал далёкий берег и чешуйчатой дорожкой связывал его с кораблём.

– Красота, – лапища Ждана легла на плечо Славки.

– Красота, – согласился тот.

– Люблю ночное небо, – добавила Русана, – оно сказочное. Тысяча и одна ночь.

– А ты Шахерезада, – вставил «пять копеек» Тимур, – осталось сказку придумать.

– Разве мы не в сказке? Да, кстати, – Русана обратилась к Ждану, – покажи им, с кем плывут. Чтоб не гордились, что всё ради них.

Дара, стоявшая рядом, поддержала просьбу. Волхв поманил мальчишек за собой:

– Только тихо. Смотрите, но ничего не трогайте.

По трапу они спустились на вторую палубу, освещённую фонарями с прозрачными стёклами. Там шла какая-то работа. Четыре воина, облаченных в богато изукрашенные панцири, стояли по углам невысокого помоста. Кованый золотой саркофаг, обвязанный канатами, лежал на прочном основании из брусьев.

Незнакомец в богатой одежде, шитой золотой нитью, и с толстенной золотой цепью на шее поверх отложного воротника, стоял у изголовья. Могучий молодой парень поднял крышку, подпёр палкой, как обычно делают на рояле. Сильно пахло какой-то химией, словно сосновой смолой, только более остро и горько.

Внутри золотого ларя, выполненного в форме тела, лежала мумия. Во всяком случае, так показалось мальчишкам. Лицо мумии прикрывала золотая маска, черты которой издалека выглядели мужскими. Борун и Гера склонились, заглядывая внутрь.

– Ничего тревожного, Михаил. Но я бы положил сухой соли, мешочек в головах и на груди тоже…

Тимур шагнул вперед, протянул руку, чтобы потрогать поверхность крышки, богато изукрашенную чеканкой и покрытую яркими красками. Ближний к нему стражник рыкнул:

– Не смей, – и даже рванулся наперехват, но Борун успел раньше, отшвырнул мальчишку:

– Вон!

– Вы чего? Уже и потрогать нельзя, – обиделся тот, потирая плечо, на котором только что сомкнулись могучие пальцы волхва.

– Оставьте отрока, – распорядился Михаил, – пусть смотрит.

Страж снова застыл на месте, сверля святотатца злым взором. Покачав головой, Гера пояснила, что нарушать покой усопшего очень опасно, ведь гнев потревоженного – непредсказуем. Богато одетый Михаил распорядился опустить крышку, спустился с помоста, философски заметил:

– Предсказуем. Как заслужили – того карал, а иного миловал.

Вмешался Олен:

– Это да, князь. Но и от нрава покойника многое зависит, – он глянул на Михаила, ответа не получил и задал вопрос в пространство. – Каков он был? Буен или уравновешен?

Пояснил Ждан:

– Разумен и рассудителен. Толковым царям дурить некогда, у них дел невпроворот, – и увёл посетителей из клети.

Пока возвращались на палубу, Ждан рассказал биографию царя Василия, если Славка верно понял. На всякий случай он уточнил у Олена, верно ли, что «кир», «сир», «сар» и «кейсарь» – царские звания? Тот громко хохотнул, уперев руки в бока:

– Замучаешься перечислять, Яр! Шах, король, хан, малик, султан… Ой, ты же императора забыл!

Мальчишка даже немного обиделся:

– Я что, фигню сморозил?

– Нет, просто мы вчера со Жданом как раз подсчитали, – уже серьёзно архиерей пояснил причину смеха, – сколько титулов на одного властителя надевают. Тут в чём дело – для каждого народа свой нужен, ведь языки смешались, грамотны не все… Эх, цари, – лицо Олена сделалось грустным, – о благе людинов думать забыли, власть да роскошь полюбили!

Он обнял Славку за плечи, ласково притиснул, словно близкого человека, доверительно шепнул:

– Мне ваше время надежду даёт. Вернётся, да-да, непременно вернётся всё на места свои, возобладают заветы арьев! Всеясвятной грамоте мир обучится, на едином языке заговорит…

– Вряд ли, – вмешалась Русана, которая шла чуть позади и слышала разговор, – после Вавилонского столпотворения языков настолько много стало, чуть не три тысячи…

– Что за столпотворение?

Русана пересказала бы библейскую притчу, да помешал Борун. Громовым баритоном волхв извинился перед Оленом, что прерывает беседу, но его архиерейскому величеству, единственному – остальные уже собрались! – пора быть в палубной надстройке. Славка оглянулся – а ведь верно, на палубе никого, кроме них.

Чертыхнувшись: «Забыл!», Тринс заспешил, обогнул богатыря, скрылся в пурпурных внутренностях совещательной комнаты, которую мальчишки окрестили кают-компанией. Русана обиженно воскликнула:

– А мы?

– Спать! Утром подниму рано. Не спится – займитесь каким делом, полезным желательно, – волшебник пригнулся, но всё-таки зацепил притолоку, сбил с себя тюрбан. – Придумай, озаботь друзей, чтобы не били баклуши.

И громыхнул дверью.

Серебряная лодочка восточной луны плыла над морем. Троице не спалось. Они сидели на палубе и под ритмичный бой ходового барабана делились пережитым. Точнее, взахлёб рассказывал Тимур, сбиваясь и перескакивая с пятое на десятое. Славка отмалчивался. Он стыдился – их приключения выглядели детскими: «Ну, полезли в катакомбы, заблудились. Ну, перенеслись в Грецию, напортачили, где могли. Больше того, попали в руки пиратов и даже убежать не сумели сами – казаки выручили». И хотя девушка изумлённо ахала, когда дело дошло до пожара и гонки на челноке, подгоняемом океанидами – Славка прятал глаза. Приключения Русаны выглядели гораздо солиднее. Храм, змея, паланкин, полёт на НЛО – а чем ещё была вимана? Натуральная летающая тарелка!

Славка запрокинул голову, рассматривая небо, густо утыканное звёздами: «Шляпки гвоздей. И ни одного спутника». А в родном Новосибирске спутники сияли ярче звёзд, и почти постоянно с отдалённым гулом проплывали самолётные мигалки.

Прямо по курсу звезды пропадали. Скоро и серповидная лодочка луны спряталась в тучу. Темнота превратилась в непроглядную. Трирема и конвой осторожно прибились к берегу, стали на якорь. Все, кто мог, немедленно уснули. Храп доносился из многих мест корабля. Зевнул и Тимур:

– Пора баиньки. Слав, нашу каюту помнишь?

– Вторая справа.

– Я тоже пойду, – поднялась Русана, – спокойной ночи, мальчики.

Славка проводил её взглядом. Почему-то вздохнул. Он ничего не понимал в этой жизни, которая совсем недавно казалась такой простой и логичной. В каюте, ворочаясь на мягчайшей лежанке, Быстров-младший пытался сообразить, как теперь себя вести с одноклассницей. Единственное, что пришло в голову, это сожаление, что папы нет рядом: «Он бы посоветовал».

Утро началось с лёгкого завтрака, продолжилось гимнастикой йогов – на палубе, и занятиями по медитации – в пурпурной комнате. Олен и князь Михаил в них не участвовали. Когда все умаялись, Борун отпустил ребятишек проветриться. Погода понемногу ухудшалась. Тучи прочно обосновались на небе, а крепкий ветер усердно раздувал паруса. Эскадра бежала параллельно берегу, обгоняя немногочисленные торговые суда.