Владимир Петров-Одинец - Лабиринты Гипербореи

После обеда Борун устроил допрос, требуя обстоятельного рассказа о достижениях двадцать первого века. Снова гимнастика и медитация. До ужина Гера и Русана секретничали, затем лечили заболевшего матроса.

Третий день пролетел стремглав, как предыдущий. Единственная разница – вернулось солнце. Только четвёртый принес изменения:

– Нил!

– Ну вот, И-Ка-птах! Теперь поднимемся вверх по реке, – Олен вместе с ребятами всматривался вперёд, – на западной пристани высадимся. А там – рукой подать до Гизы.

– Так это Египет, – сообразил Тимур.

– Ты что, не знал?

Изумлению Русаны не было предела. Она так широко распахнула глаза, так несколько раз смежила их, синие-пресиние, васильковые, что густые ресницы показались Славке крыльями дивных бабочек. Ещё миг, и упорхнут! Но не на него смотрела одноклассница – на Тима:

– Обалдеть! Чем ты на истории занимался? Гиза – это же на весь мир известно. А пирамиды? Две с половиной тысячи лет до нашей эры!

Олен наморщил лоб, словно впервые слышал названия, которыми сыпала Русана:

– Ты о чём?

– Пирамиды! Известно же, что им больше четырёх тысяч лет…

– Откуда известно?

– Как? Ну, археологи… Историки. Опять же… Да все так считают, – утратила напор Русана, – и факты подтверждают это. Шампольон, когда прочитал иероглифы…

Архиерей храма Аполлона хмыкнул, промокнул лоб платком – день выдался душным. Славка с интересом отметил, почему Лихачёва вдруг превратилась из девушки в растерянную девчонку: «Ага, тебя осаживать надо, чтобы не умничала!» Тимур в такие тонкости не вдавался, он просто возликовал:

– А вот мы и проверим, чем ты на истории занималась! Олен, когда самая большая пирамида построена?

– Недавно, лет сто-двести назад. Я когда свой лабиринт рассчитывал, она уже стояла, персиковая, с золотым куполком. Признаю, Спас всех перещеголял с этаким курганом, хоть и напрасно столько добра в камень загнал. Ну, так цари всегда своевольничают…

– Какой Спас? Хеопс! – Возразила Русана, – Хеопс его имя.

Олен пожал плечами, произнёс на незнакомом языке слово, похожее на «Сафас», потом на другом, гортанном – «Хембас», на третьем, свистящем – «Саофис», на следующем – «Хеопес»…

– Я поняла, – воскликнула девочка, – поняла!

– Вот и славно. Гаман, его архитект, как раз на том кургане бронзовую опалубку применил, вот и залили быстро… Но все одно – накладно это, даже для богатой страны. А я ведь предупреждал…

Волхв ушёл в свои воспоминания, ворчал, спорил с кем-то. Русана попыталась вернуть Олена в реальность, но безуспешно. Славка тоже потерял нить его рассуждений, да и в бетонные работы на строительстве пирамиды верилось слабо: «Бредит Тринс! Загоняет, точно».

Трирема вдруг сбавила ход. Навстречу шёл дромон, точнее – прогулочная галера, как её показывают в кино. Увешанная гирляндами цветов, пестро раскрашенная, без катапульт и баллист – совершенно невоенного вида, в отличие от конвойных дромонов. Оба судна притормозили, поравнялись. Взлетели швартовые тросы с кормы и носа дромона, тот осторожно приблизился к триреме, которая подняла два весла. Поймав лопасти, команда дромона удерживали их, пока матросы раскатывали уже знакомый настил.

Дорожка соединила суда. С дромона степенно поднимались трое мужчин в красивом одеянии, навстречу им спускался полный мужчина в окружении десятка воинов. Воины сбежали на дромон, а четверка, одетая одинаково, недолго посовещалась и разделилась поровну – два туда, два обратно.

Настил скатали в рулон, вёсла отпихнули. Дромон тотчас отвалил в сторону и помчался вперед. Барабан триремы задал экономный темп, и она тоже поползла против течения, которое, впрочем, не ощущалось. Взошедшие гости стояли на палубе, оживлённо беседуя с Боруном. Олен неприязненно щурился в ту сторону. Славка показал на галеру, убегающую вдаль:

– Куда они?

– Проверить, подготовить встречу. Гробница базилиуса готова, но всякое бывает, а к покойным следует уважительно относиться…

– Так он же мумия, и не увидит, чего бояться-то? – негромко заметил Тимур.

Он стоял в стороне, чтобы волхв не дотянулся, если что-то не понравится в словах – так больно Борун проучил Ашкерова-младшего. Но Олен отличался от сурового друга в лучшую сторону и руки не распускал, хотя возмущался частенько. Как и в этот раз:

– Откуда в тебе такое? Ляпнешь что, хоть стой, хоть падай, – огорчённо покачал головой архиерей. – Хоронят не для его тела, а для своей души, Тим!

Дара, незаметно подошла, обняла Русану, как подругу. Послушала горячую речь Олена, добавила спокойным тоном:

– Затулье помните? Там всяк на виду – испакоститься сложно. Ан мир открыт ныне, можно легко уйти, родство забыть. Бросать без погребения, глумиться над покойным – пагубно. Ибо, дал потачку себе и сам же пропал…

Олен постоянно поглядывал в сторону мужчин, которых доставила прогулочная галера. Славка сразу обратил на это внимание и, когда те повернулись навстречу князю Михаилу, навострил уши. Борун сделал лёгкий поклон, пророкотал:

– Позволь представить, князюшко. Волхвы Тагет и Онфим. С докладом от гизехского жреца. Там всё готово.

Князь принял пожелания здоровья, ответил тем же, пожал гостям руки, спросил:

– Успеваем?

– Повозки на пристани, кладбище оцеплено. Всё обыскали – ни души. Никто не подсмотрит. Церемония начнется сразу, чтобы успеть до ночи.

– К фараону когда?

– Завтра в полдень.

Князь удовлетворённо кивнул, ушёл к себе. Гости направились в сторону мальчишек. Славка толкнул Тимура:

– Это же Тагет, который Офер! Вот гад. Надо сказать Олену.

– Не надо, сам не слеп, – архиерей оказался рядом.

Русана рассказ Тимура помнила, моментом поняла, в чём дело, быстрым шепотом рассказала суть похищения Даре. Гости подошли совсем близко. Борун прочёл недовольство по лицу Олена:

– Али не рад гостям?

– Оферу – нет.

Тот немедленно вспылил:

– Я Тагет, сколько можно говорить!

– Ты вор и похитник. Узнаёшь?

Славка и Тимур выступили из-за спины Олена. Оба горели желанием разоблачить пособника пиратов, а Быстров-младший ещё и строил мечту, как в единоборстве поймал бы волхва на болевой приём. С огромным удовольствием! Да хоть сейчас! Захватить правую руку, шаг вперед и…

– О! Дети Аполлона, – растерялся Офер, – надо же, как некстати. Не ждал вас здесь увидеть. Ну, коли уж сошлись, делать нечего, – он сделал отстраняющее движение ладонью.

Славка словно на стену наткнулся.

Налетев на невидимую, но упругую стену, Славка остановился. Тагет без смущения закончил:

– Признаюсь, погорячился с похищением. Хотел подкрепить предсказание, да Прусенна и сам разбил неприятеля. Извини, архиерей…