Стивен Кинг - Катаясь на пуле

- Не буду. Приеду с миссис Маккарди. А ты поспи.

- Я только и делаю... что сплю, - ответила она. - Была на работе, разгружала посудомоечную машину. Закружилась голова. Упала. Очнулась... здесь, - она посмотрела на меня. - Инсульт. Доктор говорит... не все так плохо.

- Ты поправишься, - я поднялся, взял ее руку. Кожа гладкая, как мокрый шелк. Рука пожилой женщины.

- Мне снилось, что мы в парке развлечений в Нью-Гэмпшире, - вдруг сказала она.

Я смотрел на нее сверху вниз, чувствуя, как внутри все холодеет.

- Правда?

- Да. Ждем в очереди к этому аттракциону... когда поднимаешься очень высоко. Помнишь, как он назывался?

- "Пуля", - ответил я. - Помню.

- Ты боялся, а я кричала. Кричала на тебя.

- Да, нет, мама, ты...

Ее рука сжала мою, уголки рта ушли внутрь. Раньше так она выражала нетерпение.

- Да. Кричала и ударила тебя. По спине... по шее, не так ли?

- Вроде бы... да, - я сдался. - По спине и по шее.

- Не следовало... Мне было жарко, я устала, но... не следовало. Хотела сказать тебе, что сожалею об этом.

Из моих глаз вновь потекли слезы.

- Все нормально, мама. Это было так давно.

- Ты так и не прокатился, - прошептала она.

- Прокатился, - ответил я. -Все-таки прокатился.

Она мне улыбнулась. Маленькая, слабая, совсем не та злая, потная, мускулистая женщина, которая кричала на меня, когда мы, наконец, выстояли всю очередь, кричала, а потом шлепнула меня по спине, по шее. Должно быть, что-то увидела в чьем-то лице, из тех, кто стоял в очереди к "Пуле", потому что я помню ее слова: "Чего смотришь, красавчик?" - когда она уводила меня из-под жаркого солнца, когда спина и шея болели после ее шлепков... да только не так уж и болели, ударила-то она меня не сильно, и я помню, что в тот момент испытывал прежде всего благодарность, радовался, что она уводит меня от этой высоченной, сложной конструкции, с двумя большими капсулами, расположенными с разных сторон, этого отвратительно скрежещущего сооружения.

- Мистер Паркер, пора идти, - напомнила медсестра.

Я поднял мамину руку, поцеловал костяшки пальцев.

- Увидимся завтра. Я люблю тебя, мама.

- Я тоже люблю тебя. Алан... я сожалею о тумаках, что достались тебе. Не следовало мне тебя бить.

Но она била. Иногда. Потому что не могла по-другому. И я принимал это, как должное. Только не знал, как сказать ей об этом. Еще один маленький семейный секрет, не предназначавшийся для посторонних.

- Увидимся завтра, мама. Хорошо?

Она не ответила. Веки опустились, но подняться вновь уже не смогли. Ее грудь поднималась и опадала, медленно, равномерно. Я попятился от кровати, не отрывая от матери глаз.

- Все будет хорошо? - спросил я сестру в коридоре. - Действительно, хорошо?

- Со стопроцентной уверенностью вам никто не скажет, мистер Паркер. Она - пациентка доктора Наннэлли. Он очень хороший врач. Будет здесь завтра, во второй половине дня, и вы сможете спросить его...

- Скажите мне, что вы думаете.

- Я думаю, все обойдется, - медсестра повела меня к лифтам. - Вы сами видите, мимика не нарушена, реакция хорошая, все говорит за то, что это всего лишь микроинсульт, - она нахмурилась. - Разумеется, ей придется кое-что изменить. В диете... образе жизни...

- Вы хотите сказать, бросить курить.

- Да. Прежде всего, - она говорила так, словно полагала, что отказаться от курения моей матери, которая курила всю жизнь, будет так же легко, как переставить вазу из гостиной в столовую. Я нажал на кнопку вызова лифта и двери кабины, в которой я и приехал, тут же открылись. После ухода посетителей ритм жизни в МЦМ заметно замедлялся.

- Спасибо за все, - поблагодарил я медсестру.

- Пустяки. Извините, что напугала вас. Такую сморозила глупость.

- Ерунда, - отмахнулся я, хотя полностью с ней согласился. - Не берите в голову.

Вошел в кабину, нажал кнопку первого этажа. Медсестра подняла руку и перекрестила пальцы. Я ответил тем же, и нас разделили закрывшиеся двери. Кабина пошла вниз. Я смотрел на ранки от ногтей на тыльной стороне ладоней и думал, какая же я тварь, самая мерзкая из тварей. Даже если все случилось во сне, я оставался самой мерзкой из тварей. "Возьми ее", - сказал я. Она была моей матерью, но я все равно сказал, "Возьми мою мать, не бери меня". Она меня воспитала, работала внеурочно ради меня, стояла со мной в очереди под жарким солнцем в маленьком, пыльном парке развлечений в Нью-Гэмпшире, а в результате я, практически без колебаний сказал: " Возьми ее, не бери меня". Трусишка, трусишка, гребаный трусишка.

Когда двери разошлись, я вышел из кабины, поднял крышку урны, и там, в почти пустом бумажном стаканчике из-под кофе, лежал значок пуговица с надписью: "Я КАТАЛСЯ НА "ПУЛЕ" В ТРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ".

Я наклонился, достал значок-пуговицу из холодного кофе, вытер о джинсы, сунул в карман. Понял, что выбрасывать его - идея не из лучших. Теперь это был мой значок, талисман, приносящий удачу или горе, но мой. Я вышел из больницы, на прощание помахав рукой Ивонн. За дверью луна по-прежнему плыла по небу, заливая мир загадочным и, конечно же, мечтательным светом. Никогда раньше я не чувствовал такой усталости и душевного опустошения. Мне так хотелось, чтобы все повторилось вновь. Тогда я сделал бы правильный выбор. И, что странно, если бы я нашел ее мертвой, как и ожидал, думаю, смог бы с этим сжиться. В конце концов, разве не так должны заканчиваться истории про призраков?

"В городе никто подсаживать тебя не будет", - сказал старик в грыжевом бандаже, и это чистая правда. Я прошагал весь Льюистон, три десятка кварталов по Лисбон-стрит, девять - по Кэнел-стрит, мимо всех этих баров, в которых крутили старые песни "Форейнер" и "Лед Цеппелин", ни разу не подняв руку с оттопыренным пальцем. Потому что без толку. Уже в двенадцатом часу добрался до моста Демута. И как только перешел реку, моя поднятая рука с оттопыренным пальцем остановила первый же автомобиль. Сорок минут спустя я доставал ключ из-под красной кадки, что стояла у двери сарая, еще через десять лежал в кровати. Успел подумать о том, что за всю мою жизнь впервые сплю в доме один.

Телефон разбудил меня в четверть первого. Я подумал, что звонят из больницы, хотят сообщить, что состояние моей матери резко ухудшилось и несколько минут тому назад она скончалась, примите наши соболезнования. Но позвонила миссис Маккарди, чтобы убедиться, что я благополучно добрался до дома. Естественно, ей не терпелось узнать все подробности моего вечернего визита в больницу (мне пришлось все повторить трижды, и на третьем круге я уже чувствовал себя, как преступник, которого допрашивают по подозрению в убийстве). Не преминула она и спросить, поеду ли я с ней в больницу. Я ответил, что с превеликим удовольствием.

Положив трубку, я направился к двери в ванную, которая служила и зеркалом в рост человека. В нем увидел высокого, небритого молодого человека, с завязавшимся животиком, в мешковатых трусах. "Ты должен взять себя в руки, большой мальчик, - сказал я себе. - Нельзя идти по жизни, воспринимая каждый телефонный звонок, как сообщение о смерти матери".