Стивен Кинг - Катаясь на пуле

Я надеялся, что этого не случится. Со временем события прошлого вечера начнут забываться, время, оно способствует забывчивости... но пока я все помнил ясно и отчетливо. До мельчайших подробностей. Стоило закрыть глаза, как передо мной возникало симпатичное, молодое лицо Джорджа Стауба под бейсболкой с повернутым к затылку козырьком, сигарета за ухом, дым, тонкими струйками сочащийся между швов на шее, когда он затягивался. Я слышал, как он рассказывает историю о проданном задешево "кадиллаке". Время могло затуманить эти воспоминания, но не сразу. В конце концов, у меня был значок-пуговица, я положил его в ящик комода у двери в ванную. Значок этот стал моим сувениром. Ведь у героев историй про признаков всегда остается какой-то сувенир, свидетельство того, что происшедшее с ним - не сон.

В углу стояла старая стереосистема. Я порылся в кассетах, чтобы побриться под музыку. Нашел одну с надписью "Фолк микс" и вставил в проигрыватель. Записал я кассету еще в средней школе и уже плохо помнил, что на ней. Боб Дилан спел о смерти в одиночестве Хэтти Кэрролл, Том Пакстон что-то о своем друге-бродяге, потом Дейв ван Ронк запел о кокаиновой грусти. И где-то в третьем куплете я оторвал бритву от щеки. "Напился виски, набрался джину, - хрипел Дейв. - Доктор обещает, что я от этого помру, да не говорит, когда". Вот я и услышал ответ, который ускользал от меня. Нечистая совесть подводила к мысли, что мать умрет тотчас же, и Стауб никак не скорректировал это умозаключение. Да как мог скорректировать, если я не спрашивал. А оно оказалось ошибочным.

"Доктор обещает, что я от этого помру, да не говорит, когда".

Так чего, скажите на милость, я мучаю себя? Разве мой выбор не укладывается в рамки заведенного порядка? Разве дети обычно не переживают родителей? Этот сукин сын попытался меня запугать, заставить мучаться угрызениями совести, но я не должен принимать его слова за чистую монету, не так ли? Разве в конце концов нам всем не предстоит прокатиться на "Пуле"?

"Ты просто пытаешься соскочить с крючка. Пытаешься найти возможность оправдаться. Может, ты думаешь, что такая возможность есть... но, когда он предложил тебе сделать выбор, ты выбрал ее. И от этого тебе никуда не деться, дружище - ты выбрал ее".

Я открыл глаза, посмотрел на свое отражение в зеркале.

- Я сделал то, что должен был сделать, - тогда я в это не очень-то и поверил, но полагал, что со временем буду верить все сильней и сильней.

Миссис Маккарди и я поехали в больницу. Моей маме определенно стало лучше. Я спросил, помнит ли она сон про Трилл-Виллидж, Лакония. Она покачала головой.

- Я едва помню твой приход. Ужасно хотелось спать. Это важно?

- Нет, - я поцеловал ее в висок. - Отнюдь.

Пять дней спустя моя мама выписалась из больницы. Какое-то время ходила, чуть подволакивая ногу, но недолго, и уже через месяц вышла на работу. Сначала на полсмены, потом на полную, словно ничего и не случилось. Я вернулся в университет, начал работать в "Пицце Пэта" в центре Ороно. Платили немного, но денег хватило, чтобы починить автомобиль. Меня это очень порадовало: с той ночи мне разонравилось голосовать на дороге.

Мама пыталась бросить курить и какое время ей это удавалось. Но в апреле, приехав на каникулы на день раньше, я обнаружен, что кухню полна табачного дыма, совсем как прежде. Она смотрела на меня виновата и воинственно.

- Я не могу. Мне очень жаль, Эл, я знаю, что ты хочешь, чтобы я бросила курить, и понимаю, что должна бросить, но без курения в моей жизни возникает дыра, которую нечем заполнить. Мне остается только сожалеть о том, что я вообще начала курить.

Через две недели после того, как я закончил колледж, мама перенесла второй инсульт, тоже микро. Вновь попыталась бросить курить, потому что врач сурово отчитал ее, поправилась на пятьдесят фунтов и взялась за старое. В Библии на эту тему сказано: "Как пес возвращается на блевотину свою". Мне всегда нравилась эта фраза. Я сразу нашел хорошую работу в Портленде, полагаю, мне крупно повезло, и тут же начал уговаривать ее уйти на покой. Задача стояла не из легких. Пожалуй, я бы отказался, но некие воспоминания заставляли меня методично взламывать ее укрепления.

- Ты должен откладывать деньги вместо того, чтобы содержать меня, говорила она. - Когда-нибудь ты захочешь жениться, Эл, и у тебя не будет тех денег, что ты потратишь на меня. А они пригодятся тебе для настоящей жизни.

- Ты - моя настоящая жизнь, - ответил я, целуя ее. - Нравится тебе это или нет, но другого не дано.

Наконец, она выбросила полотенце.

После этого мы прожили семь отличных лет. Я жил отдельно, но навещал ее практически каждый день. Мы играли в кункен, смотрели кино по видеомагнитофону, который я ей купил. Много смеялись. Не знаю, должен я благодарить за эти годы Джорджа Стауба или нет, но считаю, что прожил их не зря. А вот воспоминания о вечере, проведенным со Стаубом, не затуманились ни на йоту, остались такими же четкими и ясными, хотя я ожидал обратного. Вся цепочка событий, начиная со старика, который заставил меня загадать желание, глядя на оранжевую, первую после жатвы полную луну, и заканчивая пальцами Страуба, теребящими мою рубашку, когда он цеплял на карман значок-пуговицу. А потом наступил день, когда я не смог найти значок. Я знал, что перевез его в мою новую квартиру в Фалмауте, держал его в верхнем ящике прикроватной тумбочки, вместе с парой расчесок, запонками и старым значком, какие раздавали в ходе предвыборной кампании, с надписью: "БИЛЛ КЛИНТОН, БЕЗОПАСНЫЙ САКС-ПРЕЗИДЕНТ". И когда днем или двумя позже зазвонил телефон, я сразу понял, почему миссис Маккарди плачет... Я постоянно ждал этой плохой новости; сделанного не вернешь, после драки кулаками не машут.

* * *

После похорон, на которые пришло на удивление много народа, я вернулся в маленький дом в Харлоу, где моя мама провела несколько последних лет, курила и ела пончики в сахарной пудре. Раньше всему миру противостояли Джин и Алан Паркер; теперь остался только я.

Я просмотрел ее бумаги, отбирая те, которые могли потребоваться, просмотрел вещи, раскладывая их на две кучи: в одну - оставить на память, в другую - отдать благотворительным организациям. Когда работа подходила к концу, встал на колени, заглянул под кровать и нашел то, что подсознательно искал, не признаваясь в этом самому себе: запыленный значок-пуговицу с надписью: "Я КАТАЛСЯ НА ПУЛЕ" В ТРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ". Сжал значок в кулаке. Иголка вонзилась в кожу, но я сжимал пальцы все сильнее, радуясь боли. Когда разжал, глаза наполнились слезами, и слова на пуговице двоились, накладывались друг на друга, словно я смотрел стереоскопический фильм без специальных очков.

- Ты доволен? - спросил я молчаливую, пустую комнату. - Этого достаточно? - ответа, естественно, не услышал. - Зачем ты вообще подсадил меня в машину? Чего добивался?