Многократор - Художник Её Высочества

Следующая визитка — Головатый Т.Р. Престидижитатор.

— Учился в цирковом. Выгнали. В отличие от вышеописанного, случай серьезный. Не вор-притворяшка, но авек эмосьон. Не могу молвить без волнения. Львы-азиаты, голова моей девочки в пасти, белые зубы на нежной шее, продуктивно-деструктивная накладка — бутафорский подсвечник падает льву на хвост, голова говорит:,Мама!

Дальше мультяшки.

Головатый Т.Р. Повар. Головатый Т. Р. (ого!) Искусствовед. Головатый Т. Р. Санитар.

— Стоп! — расставил глаза по местам. — Так что у меня там с электросетями заэтывалось?

Инспектор посерьёзнел, на мгновенье разсутулился.

— Давайте, присноблагодатный, осмотрим ваше жилище и рабочее место, что одно и то же, как мне сообщили, вкупе с вашим полным именем, в канцелярии.

Не нравились художнику все эти «пре» и «при», но деваться некуда. Они пошли по мастерской.

— У вас с музейными этажами общий счетчик, верно?

Степан пожал плечами, вспоминая горячий кабель после ночных опытов.

— На музейных три компьютера, четыре кондиционера. Лифтовые минус. Лаборатории вне нашей компетенции. Спрашивается, куда утекает электроэнергия? Посмотрим на счетчик. А счетчик в постоянно взбутетененной вертикали. Как, препочтеннейший, вы прокомментируете сие проблемно-отраслевое несоответствие? И что же-с? — усластил словоерсами. — И как же-с?

— Понятия я, Терентий… э-э…

— Романович. Правда, этимология слова такова, что очень скоро вы перейдете на усеченный вариант — Терентирьманыч, клянусь своей эспаньолкой.

Степан уксусно покосился на треугольную бородку, именуемую со времен грабежа золотых галеонов эспаньолкой. Надо сказать, любитель визиток имел интересность в лице и фигуре. Умный по высоте лоб с крестиком первых морщин, художественные патлы до плеч, артист театра и кино, прямо. Пиджак черный, брюки белые мятые. Элегантной нотой отвисал приличный галстук, но он не спасал общего впечатления, ибо на коленях несвеже вызначились охристые пятна, будто человек накануне молился в глине. И, при его высоком росте, ещё сутулился. В школе, поди, «каланчей» дразнили. Кого-то он напоминал. Степан вот же, перед эпопеей, читал. Дюма-отец! Такой же жуир и артист в том значении, которое вкладывают в слово англичане. «Дамы, живенько, живенько!» Коляска Дюма-сына влетела в имение, и полуодетые женщины мечутся по дому в поисках укромного места.

— Мое становое имя — Лорикэрик, что по первым буквам — Ленин, Октябрьская революция, индустриализация, коллективизация, электрификация, радиофикация и коммунизм. Роблен — родился быть ленинцем. Ремизан — революция мировая занялась. Даздраперма, кошмар какой! — да здравствует первое мая. Представляете последний вал? В армии меня унижал ефрейтор… Пришлось идти в паспортный стол.

«А вот что я вам скажу!» Степан обратил внимание на развинченность, свойственную кому? Правильно! Попивает дяденька.

Абигель, слава приличиям, оделась после душа. Инспектор заметил сорванные холсты.

— Вот душа, одним дыханием создавшая себе хрупкое тело, способное уничтожать картинные фортеции. Вы откуда родом, сердешный?

Степан криванулся, но ответил.

— Разумеется Сибирь. Слышали о Шпенглере? Он насчитывал восемь культур: египетская, индийская, вавилонская, китайская, греко-римская, византийская, западноевропейская и культура Майя. Самое интересное, предсказал девятую — русско-сибирскую. Каждая культура функциональна в течение тысячи лет, затем сдает рога в каптерку. Сообщество пьет мертвую воду с лица и перерождается в «массовое общество». От деяний — к механической работе. Новая духовность грядет. Поднимается нечто из сибирских снегов.

— Послушайте, — надоели художнику чужие теории. От своих тошнит. — Кофе будете с коньяком?

— С коньяком? — реакция мгновенная. Картины забыты, глаза загорелись витражными стекляшками.

«Вот так! Такую рыбу ясно, на что удить. Коньяка оставалось на два пальца. Да на балконе валяется с отбитым горлышком, со стакан выдою.» Коньяк в стакан, турку за хвост, мимо мятого.

— Я кофе сварю, вы добавляйте по вкусу, — стакан на стол перед инспектором. — А лучше сейчас глоток за знакомство.

— А вы, милейший?

— Я вина выпью. Принесу и поддержу. Аби, покарауль кофе, лапочка.

Нацедил из бутылки, а когда вернулся, с удолетворением отметил: выпито почти всё, оставлено для декорума, чуть на дне. Плеснул себе пару капель вина и весь стакан инспектору. Теперь в город, там пиндалыге ещё в том же духе и пусть потом докажут старому трикстеру.

Абигель, понятно, упустила кофе. И отлично, в рукомойник турку, труба зовёт.

— Терентирь…, тьфу! Терентий Романович, не желаете поддержать компанию? Намочим жало?

Инспектор желал. Ноздри затрепетали, словно у терьера, почуявшего крысу. Степан потянулся за рубашкой. «Престо, престо! Удираем престо ассаи — еще быстрее. Престиссимо — догони меня, Жужу!» Рубашка зацепилась, забылся, дернул её — и взвизгнул от боли.

— Что с вами, лучезарный?

Степан страдальчески жмурился.

— Вы больны, мамочки мои? Вот незадача!

— Спину я сорвал. Прошло, кажется. Идёмте же!

— Страдания совершенствуют личность- увидел в кресле мобильник, отстукал кнопки. — Элечка? Доброе утро, прелестная. Ах, что за вопросы? Итэдэшные дела. Ни в одном глазу, оставь пожалуйста! Ха-ха. Лечиться пиявками на висках. Хм, это будет потрудней, чем махорку в лошадиных ушах мимо таможни провезти. Обслужи, душа моя, поставь парня на ноги. Спина сорвана. Когда? Сдвинь очередь. Благодарю и припадаю на колено, — радостно художнику. — Через час.

Степан было отрицательно мотнул головой, но инспектор чуть не захлебнулся, доказывая, что неведомая массажистка — уникальный специалист, что экстрасенс — пальчики оближешь, что бабушка её — известная всей Украине народный целитель, но самое главное, она здесь, в двух шагах.

— Уверяю, к ней не попадешь! Только по рекомендации. Японцы едут. Массаж, массаж и массаж, клянусь лазуритовой геммой, смягчающей человеческие слабости.

— Хорошо, уговорили. Идёмте.

Массаж, в самом деле, не помешает. Идёт ведь императором всея Руси, Малыя и Белыя, плавненько, лишь бы на шило боли не напороться.

— Вот такие французские романы, — проснулся в лифте Терентий. Похоже, после коньячного энтузиазма произошло у него первое торможение. — Душновато здесь, — в руках инспектора появился веер. Он томно заобмахивался.

В лифт, первые этажи, двери расползлись и… Степан, опустив голову, прошел сквозь трех мужчин. Но не выдержал, в последний момент оглянулся. В кабине лифта стояла святая троица: следователь Немятый с апостолами, в руках зонтики, в глазах дыры. Двери сошлись.

«Что произошло? Почему не остановили, не потребовали тут же отпечатки пальцев там, отпечатки зубов? Может быть, они решили, что мне деваться некуда? Или не связывают больше с антенной? Как же не связывают, если несутся туда. Или не туда? А куда тогда, язви их?!»