Многократор - Художник Её Высочества

— Ёка-ё-ё, Жулька! Кыш ты, пропасть! Я занята. Дём кабыська. Не стану я тебя на руськи брать с твоими сопями.

Но живот всё же почесала. Щенок сразу брякнулся на пол и блаженно умер, расшеперив лапы по четырем сторонам света.

— Ой, ку-уська. Любит ваввачка зывотик цисать. Ай бакуська!

В комнату степенно вошла мама щенка. Аффен-пинчер. Старинная порода. Дюрер и Ян ван Эйк нередко изображали их на своих картинах. «Аффен» по-немецки — обезьяна. Так оно и было. Маленькие, но крепко сбитые, их никак не назовешь неженками. Мордочка комичная, обезьянья, но в луповатых глазах — преданность, бдительность, готовность защищать хозяина. Хвост купирован, размером с палец. «Правда, палец.» Даумен, по-немецки же, и все оттенки собачьего настроения по нему увидишь. Шерсть черная, от даумена гладкая, к голове всклоченней, «я упала с сеновала». Потешный зверь, и серьезный. Французы окрестили его «усатым бесёнком» за определенные услуги королевскому дому. Несмотря на малый рост аффены отличные крысоловы. А крысы, родные, есть везде. Даже в Версале. И в немалом количестве.

— Ты чего, Матэсса, за ребенком не смотришь? Забирай свою пружину и катись отсюда.

Ваввачка улетела пулей, за ней удалилась мамаша.

— Масатыкал гончий, честное слово. Я собак больше уважаю. Кошки слишком нарцистичны, вечно себя вылизывают.

— Ёка-ё-о.

Элечка засмеялась и сделала вид что готова влепить подзатыльник, Степан даже потянулся башкой в ту сторону. С животными она общалась, как с малыми детьми. Не то что сюсюкала, а просто разговаривала на их языке.

— Твоя девушка тоже животных любит. И больше, чем людишек, что грустно. У неё проблемы есть, я чувствую. Да и тебя я ещё бы посмотрела. Забавные мультики.

— А меня зачем? Я куська.

— Ты куська, но каёка. Катетку хочешь?

— Катетки не хочу, а вот позавтракать по настоящему не помешало бы.

— Голодный — значить здоровый. А давай тебя посмотрим? Ну их, этих клиентов. С тобой интересней. А то целый день масаз да масаз.

Такой он для неё и был аффен-пинчер, отроду до году. Повезло ему. Так бы и прописался на этой кушетке. Только сколько будет стоить? Он же бедный художник.

— Бедный худозник с цветными кадаськами. Ложись давай в кредит. Я вчера на «Лебединое» в Большой ходила. Видел его? Вот тогда сюжет и расскажу. Возражений нет? Хорошо, первое действие. Белый лебедь в ожидании, ждет принца. Долго прождав его, уснула. Слуги разбудили её и пытаются переубедить в том, что принц придёт. Она соглашается и убегает. Слуги, не теряя надежды, ждут принца, но зря. Прошло три часа, лебеди-служанки задумались, но их думе помешал коршун. Злой коршун показался на вид разобрадованным, и лебеди подумали, что это он не пустил принца.

Массажистка была штучка. Она не гипнотизировала, не пружинила дланями в очи, просто рассказывала об увиденном подружке. А подружка только на «два» и «пять» таблицу умножения одолела.

— Лебеди стали разведывать. Разнеженный коршун и рассказал правду. У Одетты терпение кончилось и она пошла его искать. Долго мучаясь, она теряет сознание.

Сознания осталось с гулькин хвостик. С даумен. С таким сознанием всю таблицу умножения не одолеть. Сколько будет семь ю восемь? Сорок восемь. Верно, потому что складно. Надо жить проще.

— Действие второе. Служанки, отделавшись от коршуна, пытаются придумать план. Наконец принц вырвался и побежал искать принцессу. Найдя возлюбленную, он просит прощения, и она его прощает. Неожиданно заявляется коршун, и принц с коршуном дерутся.

А сколько восемь ю семь? Не знаю, не знаю. Снова двойки? Ну и пусть! С понедельника возьмусь.

— Побеждает принц. Лебеди превратились в девушек, и они поженились. Конец.

Сознание схлопнулось.

Абигель расстёгивала пуговки на рубашке, одну за другой. Шелк на груди полетел, свободный, открыв ягодку соска. Пурпурный рожок вспыхнул и выдал азартную трель.

— Алло. Машенька, здравствуй, лапа. Это я, Абигель.

Отвернувшись, пыталась говорить так, чтобы не слышали мужские уши, но понимали на том конце провода. Мужские уши всё равно слышали.

— Что ты, чудесно было. Да абсолютно никакого! Чем реже удовольствия, тем они приятней. А, ну его, пусть хвост отращивает. Он сегодня с левой ноги встал. Нога была самой последней в ряду. Ничего, мы ему все левые ноги ампутируем. Будет у нас всегда только на правую сторону вставать и жизни радоваться. Целую ниже родинки на четыре пальца. Ты помнишь?

Степан крякнул и пробормотал:

— Синий голубь, белый пух, не влюбляйся сразу в двух.

Дальше — рубашку, короткую юбку, трусики. К нему идет, в ноги встала Афродита, и ложится в пену, отодвигая невозможно мягким его ступни.

— Если уж вы, красивые женщины носите такие мини-юбки, зачем их вообще одевать?

— Если женщина до тридцати лет не стала красивой, значит, она просто дура.

Пальцы гейши заскользили по ногам. Ласковые пальчики, предрассветное дыхание. Нежноовальное предчуствие квадратноугольного.

— Не надо! Мороз по шкуре.

— Молчи. Не набухай на меня. И расслабься.

Пальчики скользнули в долины на бедрах.

— Болезни по коже сеются, в кости втыкаются, в плотные органы падают, в полые проваливаются.

Долины сходятся в тени, трепещущей формами.

— Аби! Прошу тебя!

— Дурачок ты, дурачок. Да плюнь ты на всё! Оглянись же!

Ну оглянулся. Ну весело горит электрический костер города.

«Правда, что киснуть? Малыш мой славный. Меняю солярий на остров у экватора.»

Зато Абигель теперь смотрит крокодилом.

— Мне исполнилось два года, когда мать погибла. Студенткой она познакомилась с настоящим моим отцом. Он был фанатичный альпинист и её заразил этим. Отец погиб на восьмитысячнике. Уровень в семь скачков, скальный выход называется «голова Тифона». Мама рассказала Сергею Наркисовичу. И ушла через год туда же с командой. Пришел циклон, погибли все. Непонятно, что произошло, об этом писали, но вместо того, чтобы бороться миром, почему-то разбрелись и замерзли поодиночке.

Сочувственно сжал лодочки её ступней. Лодочки маленькие такие. Затонувшие.

— Склон упирался в ледник. Перед спасательной командой от него откололось, лёд разбился на пластины и бритвами прошелся по краю. Двоих не нашли, в том числе мать. Нашли кисть, сжатую в кулак. Когда в тепле разжали пальцы, обнаружили кольцо без камня и уголок от карты маршрута. А на нём перекошенные холодом буквы: «Когда найдешь камень и позовешь — я вернусь».

— Фур-бу- буль, — выпустил Степан воздух в воду.

Жуткая история, но чувствовал он себя, наконец, хорошо. Что в минор впадать? Итак, всё на каблуках, да на полусогнутых.

— Растравил душу, засранец!

Не думал вовсе. Дело прошлое, а ему всё равно сейчас утешно и хоть куда. Золотое время! Кудри хмелем вьются.