Многократор - Художник Её Высочества

Не старый ли козел?! Начистить бы ему пятак, да времени нет. Но как он сегодня зол! За двери. Вверху луна — владычица женщин, внизу, далеко впереди — лунный голый крест. Остановилась машина, сожрала лунный крест и сорвалась с места. Погрозил вслед красным огонькам.

— Проклинаю тебя, враг природы, и лишаю водительских прав! Клянусь Сатурном, мрачнее мрака, предвозвестным старцем с козой, что Луна уйдет с линии раздела и скроется в пятом доме. О, Зерефер всемогущий, останови нечестивицу! Заклинаю тебя! Не дай ей скакать на серых животных. Не дай ей начать каменную постройку. Не разрешай ей выбирать в полуночный час жену. Умоляю тебя и готовлю кровавую жертву — петуха.

Боднул головой, разрушая наваждение. Жену, он сказал?

«Бякушки! Куда понесло? Половая холодность и облысение у женщин вследствие неблагоприятной конфигурации этого к этому. Погоди, да это же уже где-то было? Сатурн, разрушающий зубы… Что за бороздка паркетная, нескрипящая?»

— Стой! — отмахивая доисторическому «Запорожцу». Плюхнулся на сиденье, скомандовал. — Догнать вон тех.

На третьем светофоре настигли преследуемых. Мигание фарами, параллельная езда с призывными жестами ни к чему не привели. Пролетели под железнодорожным мостом по Минской улице, нарушив правила, пересекли сплошную линию и нырнули в лес.

Степан заорал:

— Если вы сейчас их не остановите, я тебе голову оторву!

— Сам такой! — бестолково огрызнулся шофёр и утопил педаль газа в пол.

В последний момент перед поворотом удалось обогнать преследуемых. Шофёр прижал тормоза, успев ударить по звуковому сигналу. Сзади тоже зашипели колеса. Степан выскочил и постучал в стекло задней дверцы.

— Цып-цып. Утреннюю серенаду — маттинату поют по утрам? Я что за тобой до утра должен бегать? — и запел. — Чисти зу-убы, дорогая. Выходи на сво-о-ой балкон, — дернул ручку двери. — Выходите, выходите, синьорина. Я уже убегался в маттинату.

Слабенькие режиссеры любят показывать такой шаблон. Открывается дверь роскошного «кадиллака», оператор снимает из канализационного люка со снятой крышкой — ракурс интимней, соответственно, эффектное появление стройной ножки на высоком каблуке.

Протянул руку в темноту. Джентльмен предлагает даме опереться. Из нутра запорожского кадиллака выбралась сначала чумазая абигелева пятка, затем сама девочка-жуайё. Нелишне напомнить, что «жуайё» по французски означает «веселый и радостный». Такая она и вылезла. Показалась улыбающаяся моська, чмокнула в протянутую ладонь.

— Классно прокатились! Формула один.

О да! Она не здесь, не голая, не среди одетых мужиков. Церемония озорства продолжается. А сил нет. Больной он. Занеможенный. Ой, там болит, ой тут болит!

«Уехать быстрей назад. Позорище в дурдом, меня в реанимацию. А солнце за горизонт будем закатывать вручную позже, по выздоровлению.»

Махнула на него рукой, на бестолочь непонимающую.

Какие болезни, когда так оскорбляют?! Следующая бусинка в четках — гнев. Негодование и неистовствое бешенство. Исступление и остервенение. Остервенелость и… и… Короче, общи начало и конец у периферии круга. Дураку понятно.

Как сговорившись, из автомобилей вышли водители. Который Бумажного, выглядел неважно. Зато парень из другого автомобиля куда как оживился, его похотливые глазки приклеились к телу Абигели. Степана замутило.

— Эй ты! — охочему до эротических зрелищ пареньку. — Что уставился?

Тот повернул голову к художнику, но глаза продолжал скашивать на, Мулен Руж, И проговорил, помня свой резон:

— Вы бы, товарищ, не ругались, а достали деньги за проезд из смокинга или дама за корсетом пару луидоров поискала.

Степан скребанул по дну кармана, — денег не было. Откуда в брюках, надеваемых раз в году по торжественным случаям (к мэтру на вернисаж босиком), возьмутся деньги? Вспыхнул свет. Обернулся и увидел, где они находятся. Сталинская дача. А вокруг — ельник сталинской дачи. А это забор дачи, проваливающийся в темноту слева и справа. Остановились они как раз в двух шагах от домика охранников, одного из четырех въездов на дачу. Из домика на шум вышел служивый. Из открытой двери пропускного пункта выглядывал молодой солдатик. Матерый охранник подошел к ним.

— Что тут у вас за баранина, братва? — увидел девушку, встал, как вкопанный, по инерции выговаривая, но запинаясь, приготовленную фразу. — Ребя…та вы отсюда уё…зжайте. Здесь не… льзя…

Служил он второй год, не салага — дед, давно не видевший женщин в натуральном виде. Иначе не взял бы его столбняк. Теперь вояка будет жалеть, что вместо девушки против него не вышел, к примеру, бундесверовский «Тигр» со сверхмощной керамической защитой. Он бы ему на дуло сапог накондомил. Он бы выхлопную трубу картошкой запломбировал. Он бы командирские окуляры глиной замазал. Проявил бы суворовскую смекалку и победил в картофельном поле голыми руками. А тут проиграл с большим преимуществом.

Абигель обошла автоматчика, на ходу погладив того по шершавой щеке. Дед рот открыл, закрыл, открыл. По-видимому, он произнес низкочастотный афоризм, изящность которого навечно завязла в зубах оратора. Абигель шла так не торопясь, так спокойненько, что ни у кого не возникло никаких дурных предположений о её планах. Разгаданный план противника предполагает действие. Отсутствие первого есть бездействие. Абигель успела дойти до дверей караулки. Первым опомнился Степан.

— Эй, солдат! — взвизгнул он. — Не пускай её!

Салага растопырил руки, смешно преграждая путь. Девушка ударила в него, взасос в губы, языком внутрь. В древнеиндийском трактате о технике секса такой поцелуй называется «поцелуем пчелы». И мимо солдатика в двери.

— Куда?! — взревел дед. — Стрелять буду!

Караульные инстинкты к нему вернулись быстро. Сорвав с плеча автомат, побежал. Степан бросился вдогонку еще мощнее. Охранник услышал настигающие прыжки, резко тормознул, развернулся. Степан упёрся животом в автоматный ствол.

— Стой! Застрелю!

Дуло на горячем животе имело какую-то жутко-отрицательную температуру. При такой температуре газ жидкий, металл хрупкий, а бараньи туши становятся стратегическим сырьем и употребляются без проблем хоть через сто пятьдесят пять миллионов лет.

— Да ты что! — отпихивая от себя воздух вокруг ствола. — Ты не видишь, что ли, — она сумасшедшая?! Ищите давайте и в дурку её.

Охранник нехотя вернул затвор на место и со злостью салаге:

— Что запозевал, сопля?! Ищи давай девку!

Они втроем заскочили в караульную. Старший сразу захлопнул дверь, не обращая внимания на возмущенный вой водителей по поводу платы за проезд. Выскочили в лес внутри ограды. В свете фонарей от ворот текла истресканная асфальтовая дорога. Абигели нигде не видно.