Константин Бояндин - Последний час надежды

Ники вновь мурлыкнула, что-то едва заметно прошептала. Почему меня не удивляет, что я здесь, с ней? Сколько она сделала для того, чтобы стереть меня с лица земли? Странно было вспоминать это сейчас. Словно Ники подменили, вчера. Мне было бы приятнее считать, что её подменили, что всё можно забыть и простить, если бы не её вчерашние слова.

«Мерзкая сплетница». Это точно. Не знаю, что она там говорила про других. Про меня — много разной гадости. Словно с цепи сорвалась. Словно взбесилась. Я не думал, что можно говорить про других такое , а потом невинно улыбаться этим же людям в лицо…

«Я стравливаю людей». Это точно. У тебя талант стравливать, Ники. Поль, спаси Господь его душу, Жан, все остальные — мы же были друзьями. Настоящими. И что она с нами сделала, всего за неделю?

«Мне нравится унижать людей, делать им больно». Да, тебе нравится. Я помню, как на меня смотрели на дне её рождения. «Что ещё ждать от сына уголовника!» Господи, Ники, как ты выкопала всё это, зачем рылась в подобном? Я помнил напряжённый, резкий тон матери по телефону. Кто сказал тебе, Брюс? Кто этот мерзавец? И ректор, его надменный и презрительный тон. Зачем вы скрыли судимость своего отца, господин Деверо? Нет, грехи отцов не наследуются, мы цивилизованные люди, но форма есть форма, не я выдумал этот пункт в анкете…

Я знаю, мама, кто этот мерзавец. Мерзавка. Она спит сейчас у меня на плече. Мне страшно даже подумать об этом, но я её люблю. По-настоящему. Под этим словом я понимаю вовсе не то, что, скажем, Поль. И его приятели, мир их праху. Я люблю её, пусть даже то, что она сделала, никому не прощают.

— Я знаю, Брюс — прошептала она едва слышно. Я вздрогнул так, что едва не сбросил её на пол. Она тихо рассмеялась, повернулась на спину, по-прежнему прижимая голову к моему плечу. — Всё ждала, когда ты это скажешь.

О боже. Я что, говорил вслух, все свои мысли?

— Нет, Брюс, ты не говорил, — услышал я. Она приподнялась на локте, взглянула мне в лицо. Улыбалась. Ты всё-таки ведьма, Ники. Я не могу думать о тебе хорошо, но не в состоянии прогнать тебя, оттолкнуть. Я всё-таки сплю. Всё ещё сплю.

— Ты не спишь, — услышал я. Но губы Ники не шевельнулись.

О господи!

— Ты читаешь мысли?! — в голове случилась полная неразбериха. Я не узнал своего голоса — хриплый, скрежещущий. Ники приложила палец к моим губам.

«Думай», раздалось у меня в голове. «Просто думай».

Я закрыл глаза.

«Этого не бывает, Ники».

Она рассмеялась. Вслух, если можно так сказать. Повернулась, обняла, прижалась щекой к моей щеке.

«Ники, что происходит?»

«Мы подъезжаем. Не беспокойся, нас не потревожат. Ни нас, ни их. Уйдём, когда захотим».

«Я не об этом».

Она вновь рассмеялась. На этот раз мысленно. Странное ощущение — смех отражался, возвращался эхом, которое воспринималось не ушами.

«Ты сказала Софии, что должна охранять меня. От кого?»

«Если повезёт, то от себя самой. Если не повезёт, от всего остального мира».

«Ники, мне не смешно».

«Не сердись. Я сказала чистую правду, Брюс».

Я полежал, стараясь ничего не думать. Мысли роились в голове, и вот одна стала донимать сильнее остальных.

«Ники, София не была с Жаном. Она вообще ни с кем не была».

«Я знаю». Возникло сильное ощущение, что Ники кивнула, хотя голова её оставалась неподвижной.

«Значит, Жан умрёт?»

«Я не знаю, Брюс. Он должен был умереть ещё вчера, на поляне. Но он жив».

Пауза.

«Это ты его сделала таким, Ники? Его, Поля, остальных?»

Нет ответа.

«Я знаю, что это ты. Я видел, что ты сделала там, на поляне. София не видела, а я видел».

Нет ответа.

«Нет никаких террористов, Ники. Никто не охотится за мной. Нет никакого заговора, правда? И ты никакой не спецагент».

Нет ответа.

«Так и будешь молчать, Ники?» Мне вдруг подумалось, что это странное свойство, умение слышать и передавать мысли, просто кончилось. Что Ники уже не слышит меня, а я — её. И тут она, неуловимо быстр оттолкнулась, перекатилась, легла на меня, упёрлась руками так, чтобы её лицо было на расстоянии длины ладони от моего. Я заметил, что губы её сжаты.

«Это не так, Брюс. Есть заговор. Тебя хотят убить. Или скоро захотят. А мне приходится быть спецагентом».

«Снова врёшь? Я не София, Ники. Ты заморочила ей голову, но я-то видел. То, как ты их отключила. Тени на поляне. Это что — достижение наших спецслужб?»

«Брюс, не злись, прошу», она медленно опустилась, уткнулась лицом в подушку, подбородком — мне в плечо. «Что ты хочешь услышать? Правду? Ты не поверишь мне. Ты сам придумаешь другую неправду, это будет ещё хуже. Просто жди. Всё постепенно станет ясно».

«Зачем же ты придумала эту историю для Софии? Она не дурочка. Она скоро поймёт, что ты её обманула».

Ники вновь приподнялась на руках.

«Брюс, что я должна была сказать? Софии была нужна почва под ногами. Начнёт осыпаться эта почва — я дам ей другую. Ты просто принимаешь всё быстрее, чем она».

Я попробовал усесться. Ожидал страшной боли в ключице, в боку. Побаливало, но вовсе не так, как пару часов назад. Этого тоже не может быть!

Ники так и осталась сидеть у меня на ногах. Прижалась ко мне, обняла.

«Брюс, это может быть. Это происходит».

Я молчал. Почему я вчера не бросился в полицию там, на вокзале? Почему не убежал, вместе с Софией и Жаном, пусть даже пришлось бы его волочь?

Отыскать ответ оказалось нелегко. Я увидел то, чего не могло быть. София не вспоминала то, что Ники назвала «пройти сквозь тень». Но я помнил! И тени на поляне, и всё прочее. Точно. Вот почему я всё ещё здесь. Меня притягивает, не отпускает загадка. Только поэтому я не послал Ники туда, откуда никто никогда не возвращался.

«Верно, Брюс. Ты сам всё понимаешь. Постепенно понимаешь».

Я разозлился не на шутку. Что теперь, и думать ни о чём нельзя будет? Голову словно окунули в котёл с кипятком, я зашипел от боли. Ники отстранилась, продолжая держать меня за плечи. На лице её отразилась тревога.

— Брюс, не надо злиться, — услышал я её голос. На этот раз ушами. Голова у меня кружилась, мне стало нехорошо. Ники мягко вынудила меня улечься, сама же осталась сидеть на мне. «Верхом».

— Это… кончилось? Я не слышу тебя, Ники. Не слышу твои мысли.

— Ты перенервничал. Разозлился. Поэтому всё кончилось.

— Что мне делать? — спросил я, хотя и в мыслях не держал такого вопроса.

— Перестань задавать вопросы. Ты нужен мне, Брюс. Просто поверь в это. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы был со мной.

— Ты обманывала меня, делала мне пакости, натравливала своих псов, сводила меня с ума…

— Да, Брюс.

— А теперь я должен поверить, что стал тебе нужен?

— Да, Брюс.

Она выглядела совершенно серьёзной.

Возможно, и Господь всемогущий не сможет понять женщин. Надо принимать решение. Я принял его на редкость легко. Наверное, в тот самый момент я сам стал сумасшедшим. Таким же, как она.