Константин Бояндин - Последний час надежды

Едва она это сказала, как я на самом деле вспомнил… действительно, пришли двое официантов, один метра два ростом, светловолосый — Ники вручила ему несколько банкнот чаевых.

— Один очень высокий, другой с меня ростом, — произнёс я.

Она вновь кивнула.

— А зачем хлопать в ладоши?

— Театр, — она откинулась на спинку стула и рассмеялась. — Видел бы ты своё лицо!

— Я тоже смогу так?

— Хлопать в ладоши? Не знаю, не знаю, я училась всю жизнь.

Теперь была моя очередь смеяться. Не знаю, что со мной было, никак не мог перестать — только минут через пять смог успокоиться. Всё лицо оказалось в слезах. Ники молча взяла со стола салфетку, бросила мне её поверх бутылок. Пока она летела, я испытал три или четыре момента «медленного времени», когда начинал видеть нити — когда мир вокруг расплывался и вновь уплотнялся. Прошло едва ли полсекунды, а для меня полёт длился минуты три.

Я вытер лицо, прикрыл глаза.

— Всё в порядке, — Ники потрогала меня за плечо. Я вздрогнул — не успел заметить, когда она встала и обошла стол. — Это нервы. Очень много нового, Брюс. Полчаса отдыха мало, ты очень быстро учишься. Будем отдыхать до вечера.

Я поднёс ладони к лицу, потрогал щёки — показалось, что те горят, но нет, всё в порядке.

— Со мной всё в порядке, — я так действительно думал.

— Тебе так кажется, — Ники вновь взяла меня за плечо. — Это эйфория. Тебе захочется справиться со сложным заданием, тебе кажется, что ты всё можешь. Но так можно надорваться, Брюс. Надорваться самому или разорвать полотно.

— Разорвать полотно — это как?

Она села на соседний стул.

— Каждый раз, когда ты создаёшь мировую точку, фиксируешься, ты словно втыкаешь булавку в полотно. Или вбиваешь гвоздь. Когда возвращаешься, ты вынимаешь эту булавку. Чем дальше ты отходишь от булавки, тем резче ты за неё дёргаешь, чтобы вернуться. У тебя нет ещё опыта, ты не соразмеряешь усилия.

— Что будет, если оно начнёт рваться?

— Можно вырвать лоскут, можно спутать нити и застрять в них. Не улыбайся, это не смешно! Это не просто слова, такое случается очень часто!

Я опустил взгляд.

— Представь мир, в котором нет завтра. Представь, что ты не можешь выйти из этой комнаты, что через каждые полчаса ты возвращаешься сюда же, и при этом всё помнишь и ничего не изменить. Это вырванный лоскут. Полотно умеет чиниться само, Брюс, и если ты сумел оторвать от него кусочек, это кусочек просто выбросят в мусор, — она смахнула салфетку на пол. — Вместе с тобой.

Мне стало жутко.

— Да, — Ники не отводила взгляда от моих глаз. — Это страшно. Мне повезло, что я была поблизости, когда ты проснулся. Нам обоим повезло, — она отвела взгляд.

У меня возникали сотни вопросов. По её словам, тех, кто видит, очень много. Так где же они? Почему она думала, что одна такая в этом мире, а притом постоянно говорит о других, кто видит? Где или когда это всё было? Где они сейчас?

— Я хочу есть, — в её голосе звучала обида. — Я тоже устала, Брюс. Давай, и так уже всё почти остыло. Выбрось всё из головы, отвлекись.

— Выбросить всё-всё?

— Глупый, — она обняла меня. — Совсем ещё ребёнок, — прошептала мне на ухо, едва слышно.

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 29 июня 2010 года, 20:15

Я уснул в кресле, в гостиной. Журчание фонтана меня теперь успокаивало. Ники сказала — так и будет; то, что вызвало магию к жизни, всегда будет самым мирным и спокойным местом. Интересно, это относится только к этому фонтану, или к фонтанам вообще?

Мне стало неспокойно. Сам не знаю, почему. Что-то тревожило меня. Я не мог заглядывать в будущее надолго. Не знаю, насколько могу — минут на десять, может быть. Или на двадцать. Но беспокойство не прошло, даже когда я подошёл к фонтану, зачерпнул из него воды (тем самым бокалом) и напился.

Что-то приближается. Что-то неприятное.

Я запустил руку в карман пиджака. Там ничего не было — ничего неожиданного, в смысле. Но я уже чувствовал, что где-то есть послание.

И нашёл его — на самом видном месте. В своей спальной, на журнальном столике. Записка — на листе бумаги. Ники торопилась, видно по почерку.

«Брюс, будь готов уехать в любой момент. Оставайся, никуда не уходи».

Честно признаюсь, я разозлился. Только я сумел «отодвинуть» маму на безопасное расстояние, только перестал зависеть от неё, как на тебе — Ники в своём репертуаре. Ни пояснений, ничего. Сиди дома, не шали, не открывай незнакомцам. Я скосил глаза на записку — она уже была другой. Добавились слова «Никому не открывай». Ники так толком ничего не объяснила — вопросы множились, хотя основное я почти что понял. Была бы здесь София! Она сумела бы выстроить всю сумятицу мыслей в стройный ряд. Я в этом не сомневался.

Я вновь посмотрел на записку. Там уже не говорилось, что нельзя никому открывать. Но я осознал, что физически не смогу сидеть и ждать. Но — подготовился к отъезду. То есть: собрал немногие свои вещи (которые действительно мои), отнёс чемодан к выходу и «зафиксировал» его там. Теперь чемодан будет там, когда потребуется. Я не успел привыкнуть к такому, это по-прежнему казалось волшебством. Только теперь волшебство вершил я сам.

Ладно, собрался. Что теперь?

Я попытался захотеть отдохнуть. Знаю, что звучит некрасиво, но именно попытался захотеть — и ничего не вышло. Включил телевизор — выбрал самую «пустую» программу, настраивающую на праздность. Поднял взгляд — поверх щебечущих участников ток-шоу плыли слова, почерком Ники:

«Никуда не уходи. Никуда не уходи…»

Это уже чересчур. Я выключил телевизор (точнее, сделал так, что я его и не включал), и направился к двери.

Но ключа в кармане не оказалось.

Пробовали когда-нибудь играть в покер с человеком, который читает ваши мысли?

Я ощущал себя именно таким — заранее проигравшим. Ники позаботилась о том, чтобы у меня не было возможности покинуть номер.

В кармане не оказалось ключей. Когда я попробовал проследить, где мог их «случайно оставить», то очень скоро «потерялся в прошлом», вспотел и запыхался — хотя стоял всё это время на месте. Дудки, она спрятала ключи в очень глубоком прошлом.

Попробовал вызвать обслугу. И эта хитрость тоже не прошла. Не было никакой возможности. Всякий раз, когда я снимал трубку, мне докладывали, что моё желание уже исполнено. Холодильник ломился от выпивки, на журнальном столике лежали всевозможные книги и билеты, стол был полон снеди, и ничего не болело. В номере всё работало исправно, техники вежливо сообщали, что всё уже отремонтировано.

В какой-то момент телефон просто перестал работать. Кричать и долбить в стены можно сколько угодно, звукоизоляция не позволит никого потревожить. Я убедился, что телевизор не включается, что музыкальный центр куда-то делся, и осознал: Ники продумала всё.